Я говорю: «Помнишь, какой сегодня день?»
Я говорю: «Знаешь, чего я так нарядилась?»
Я говорю: «Сделала завивку, надела каблуки. Смотри – все, как ты любишь!»
Он вздрагивает, будто мой голос делает ему больно, нехотя поворачивает голову в мою сторону и нажимает кнопку на телевизионном пульте. Он убавляет звук до тишины. На экране люди в спортивной форме – бейсбольная команда – мгновенно превращаются в глухонемых. Он смотрит на меня добрыми, ничего не помнящими глазами.
Он говорит: «Я думал, сегодня дежурит Элен. Молоденькая Элен, с большими… – он делает неприличные жесты руками, пытаясь изобразить два баскетбольных мяча у себя на груди, – большими… глазами, – он хихикает, как ребенок, и продолжает: – Вы вместо Элен? Что-то припоминаю… Сегодня я вел себя хорошо. Принял лекарства и все съел… и, если Вы не против, – он нажимает кнопку на пульте, происходит чудо, и к команде бейсболистов возвращается голос и слух, – я хочу досмотреть игру, сегодня финал, – говорит он. – Хотите, посмотрим вместе?»
В моей голове черно-белый фильм. Кадры безостановочно сменяют друг друга…
…Мы лежим на свежескошенной траве, нам по шестнадцать, из одежды наши тела прикрывают только васильки и ромашки, он целует меня там, где нельзя… Щекотно, и я хохочу без остановки…
…День, когда нам официально разрешили покупать алкоголь. Он встает на одно колено и протягивает мне самодельное кольцо, прямо у кассы круглосуточного магазина…
…Мы лежим на чердаке, укутавшись в теплое мягкое сено, он гладит мой округлившийся живот и шепчет ему что-то по секрету. Его мать зовет нас и ругается, что нам уже по 30, а мы – как дети. Я хохочу без остановки…
…Нам дарят серебряные ложки и говорят, мы отличная пара – 25 лет вместе. Не верится… Он шепчет мне на ухо колючими губами: «Я всегда буду любить тебя». Мне щекотно, и я хохочу без остановки…
На пленке появляются невнятные пятна и черные прерывистые полосы. Фильм обрывается, закадровый голос безучастно произносит сухие, колючие слова: «Бэн болен. Элен, очнись! Болезнь прогрессирует – скоро он перестанет узнавать тебя».
Я вздрагиваю, будто по мне пустили ток из дефибриллятора. Достаю из тумбочки кусок его любимого шоколадного торта. Я зажигаю свечу. «С годовщиной, Бэн!» – я протягиваю ему тарелку, он смущен.
«Я буду помнить за двоих», – говорю я, молча, и целую такие близкие и такие далекие губы.
Детская совесть в человеке – как зародыш в зерне,
без зародыша зерно не прорастет.
(Чингиз Айтматов. «Белый пароход»)
Женщина аккуратно поставила дымящуюся тарелку на небольшой деревянный табурет, придвинула его к дивану, поправила подушку и чмокнула сына в рыжую макушку.
– Проснулся, соня? Давай помогу.
Мальчик потёр глаза, стянул до пояса одеяло, медленно повернулся на бок.
– Я сам, – он оттолкнулся руками о край дивана, под шерстяным одеялом в области ног что-то заскрипело и звякнуло. Мальчик скорчил лицо.
– Больно, – тихо сказала сама себе женщина.
Мальчик кое-как сел. Пододвинул табурет вместе с тарелкой и стал бесшумно рисовать ложкой восьмёрки-бесконечности на мутно-жёлтом полотне горохового супа, изредка как бы невзначай поглядывая на постоянно спешащие куда-то чёрные стрелки настенных часов.
– Сашка, все наладится! Ты ешь и ни о чём не думай, – женщина присела на край дивана рядом с сыном.
Но мальчик не мог не думать. Мысли, как противные, скользкие черви, пробирались в голову. Он проглотил несколько ложек.
– Мам, а как же Димка? – сквозь липкие мысли-червяки выдавил мальчик.
– Я же просила тебя… Опять за старое, – дрожащим голосом сказала женщина.
– Мам, помнишь, мы договорились говорить друг другу правду, всегда? Помнишь? Так вот… я – говорю, – мальчик тяжело задышал, отодвинул тарелку и откинулся на подушку.
Женщина молчала. Давным-давно, когда нечаянно выяснилось, что отец мальчика сидит в тюрьме за кражу со взломом, а не бороздит просторы далёкого космоса, после чего Сашку искали три дня, она пообещала ему всегда говорить правду.
– Милый, нет никакого Димки, – почти шёпотом проговорила женщина.
– Как нет? – мальчик уставился на неё. – Мам, вспоминай, я же рассказывал тебе, что познакомился с ним в больнице, мы подружились. Он и домой ко мне приходил, пока ты на работе была. Дня четыре назад. Говорил, ещё зайдёт, но пропал… Понимаешь, пропал?.. И ещё он говорил, что всё придумал, что знает, как помочь, что, если захотеть… – мальчик продолжал тараторить, а женщина лишь терпеливо слушала и тёрла виски.
– Ну всё, хватит, – вдруг сказала она, – опять придётся звонить доктору.
– Не надо доктору, – Сашка отвернулся и замолчал.
– Хочешь посмотреть телек? – женщина щёлкнула кнопку на пульте.
Мальчик повернул голову. На экране появились дети с трубками в горле и во рту, приятный женский голос за кадром просил прислать деньги на их лечение. Сашке стало жалко детей, и он молящими глазами посмотрел на мать, а она поцеловала мальчика в волосы. Денег для болеющих детей у них не было.
– Лучше почитай книгу. Мне пора… Заряди телефон, я закрою дверь на два замка.
Сашка рассматривал влажные ладошки и делал вид, что мамины слова пролетают мимо его ушей. На самом деле он всё слышал, просто не любил, когда она закрывала дверь на два замка и работала по ночам.
Женщина закрутила волосы в высокий пучок на макушке, подкрасила и без того розовые губы, перекинула сумочку через плечо и вдруг низким, немного зловещим, будто не её, голосом сказала:
– Когда захочешь сделать глупость, вспомни про тех детей. Вспомни, что ты мог быть там, где они…
Она всегда говорила про тех детей, когда не хотела, чтобы случилось что-то нехорошее.
– Мам, сколько раз ты будешь повторять? И вообще, Димка говорит, что тот дом, который строили в лесу, неправильно строили: дети просто играли, а балки не выдержали и рухнули на них… И никто их туда не заманивал, сами они… – он помолчал, а через несколько минут продолжил: – Ещё Димка говорит, что тот, который выбрался, не виноват, он не хотел… оставлять их там одних, – мальчик говорил и всеми силами старался верить своим словам.
Женщина внимательно выслушала его и выдохнула:
– Если бы ты тогда послушал меня, – она резко замолчала, потом закашлялась, пошатнулась, схватилась рукой за горло, будто слова застревали и доставляли ей нестерпимую боль, вдохнула несколько раз и продолжила: – Веди себя хорошо, ведь ты уже совсем взрослый.
Затем она зачем-то затрясла головой, будто перед её глазами показывали то, на что она смотреть не хотела. Будто показывали три небольших гроба и детей в них.
Сашка ждал ещё каких-то слов, но вслух женщина ничего не сказала.
Когда дверь захлопнулась, мальчик вытащил из-под подушки сложенный конвертиком листок бумаги, развернул его и ещё раз прочитал: «Встретимся на опушке леса. Димка».
Димка не приходил четыре дня, а записку Сашка обнаружил только сегодня утром.
Мама вернётся завтра к обеду, до заката ещё три с половиной часа и, если всё сделать быстро… – не тратя времени даром, Сашка поёрзал на неудобном диване, кое-как улёгся, вытянул руки по швам и зажмурил глаза.
Он никогда не делал этого сам, только вместе с Димкой. Мальчик вздохнул несколько раз и повторил вслух слова, которым научил его Димка:
– Всегда смотри своим страхам в лицо.
Сашка начал считать: «Один, два, три, четыре, пять…» Пятьдесят четыре – и темнота поглотила всё вокруг.
А когда мальчик открыл глаза, осенний ветер протяжно выл заунывную песню, сухие пятнистые листья шуршали под ногами. Казалось, листья шептали и шушукались. Если прислушаться, можно было услышать: «Вернис-с-сь… Пропадёш-ш-шь…» Сашка посильнее натянул шапку, недоверчиво посмотрел вокруг, опустил взгляд на ноги в новеньких кедах, неуверенно сделал шаг, другой и, аккуратно переставляя одну ногу, затем вторую, пошёл вперёд. Мимо проплывали городские улицы, одинокие прохожие, серые пятиэтажные дома-близнецы и длинноногие фонарные столбы. Мальчик не заметил, как город ни с того ни с сего закончился.
Вдруг Сашка остановился не в состоянии сделать шаг, будто две невидимые силы тянули его в разные стороны. Мальчик знал: одной силой управляла мама, а другой – Димка. Конечно, он любил маму, но без Димки ему было совсем туго.
Если Димка не вернётся, с кем он будет читать одни и те же книжки, перемещаться во времени и пространстве? С кем и как сбегать с уроков, покорять просторы бескрайнего космоса? С кем будет ловить в озере рыбу и искать сокровища для больных детей?..
Небо заволокло грязными серыми тучами, несколько острых капель больно врезались в Сашкино лицо. Мальчик огляделся: за опушкой в лесу, среди деревьев несколько раз отрывисто блеснул яркий свет.
– Димка, я иду, – сказал вслух Сашка и сделал шаг в сторону тенистого леса.
Неприветливый лес хватал Сашку за куртку, кидался колючими шишками, ставил подножки изогнутыми корнями, затягивал новенькие кеды в непроходимую жижу.
Мальчик то и дело оглядывался по сторонам. Казалось, он искал кого-то или боялся, что кто-то найдёт его.
Неожиданно резко стемнело. Мальчик повертел головой: со всех сторон его обступали деревья-великаны, ветви которых трансформировались и на глазах превращались в лапы чудовищ.
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке