Предисловие от автора

Привычка давать имена домашним растениям и бытовой технике мне передалась от моей любимой тётушки. Моя тётя не просто давала имена, она очеловечивала предметы и гаджеты. Говорила, что у каждого их них свой характер. Например, стиральной машинке “Зануся” нравится, когда её уговаривают: “Ну, пожалуйста, дорогая, ты же хорошая девочка”. А вот, чайник “Фильку” надо ругать и подпихивать.

Немного позже у меня появилась коллега, воспитанная дедушкой Сёмой и бабушкой Цилей. Коллега давала своим домашним питомцам исключительно еврейские имена: собака – Фаина, кот – Моисей, попугай – Моня…

А потом я и сама попала в Одессу. Когда я ехала туда впервые, то ловила себя на мысли, что не могут люди постоянно жить на шутках и прибаутках. Оказалось, что не просто могут – это их стиль жизни, это неповторимый колорит, который есть только в Одессе.

Когда я долгое время жила в переездах, на колесах и на чемоданах, я не могла себе позволить ничего своего, кроме ноутбука и телефона. Даже техника во многочисленных арендованных квартирах была… чужой, не родной, с незнакомым характером. Что уж там говорить о цветах, посаженных и выращенных другими людьми…

Несколько лет назад я встретила своего будущего мужа и… думаете, променяла кочевую жизнь на оседлую? Нет! Мы с мужем уже сменили несколько арендованных квартир. Сейчас живём на очередной. Ещё живя на нашей первой квартире, мы купили наше первое домашнее растение – фикус Бенджамина, попросту Беню. С первых дней оседлой жизни с нами он начал показывать свой характер – стал сбрасывать листья. Остро реагировал на смену воды, грунта, освещения…

В один из дней, я, устав от тихой борьбы за жизнь фикуса, начала вспоминать одесские анекдоты про скверный характер. Во всех историях, которые я вспоминала, фигурировал Беня… Потом на распродаже в одном большом сетевом магазине мы купили несколько суккулентов. Назвали их Абраша и Мойша.

Первые сплетни из Одесского дворика, были устными. Когда муж приходил с работы я развлекала его тем, что сочиняла короткие истории о взаимоотношениях Бени, Абраши и Мойши. Свои рассказы дополняла тематическими одесскими анекдотами…

В один из вечеров муж предложил начать записывать истории. Так появился цветочный “одесский дворик”. Со временем жильцов в дворике становилось больше. Они ругались, женились, разводились, переезжали и… даже погибали… В общем, всё как и у обычных людей…

Приглашаю и вас, почитать одесские сплетни.

Часть I. Бенины рассказы

Глава1. Трагическая история о том, как суккулент Абрам Соломонович приказал долго жить

– Уважаемый, – обратился фикус Беня к стоящему рядом растению, – вы слышали за печальную новость, шо… Таки да, несколько дней назад Абрам Соломонович был отключен от аппарата ИВЛ?

Свидетель Сельдерея только прошелестел в ответ свежими листочками.

Нельзя сказать, что Беня нуждался в собеседнике. Ему просто хотелось выговориться. В другое время фикус ни за что бы не обратился к одному из Свидетелей Сельдерея, чтобы не провоцировать дебаты на скользкую тему. Но сейчас, когда последний многолетний друг преставился перед цветочным богом, он был морально разбит постигшей трагедией, как и другие обитатели одесского дворика. Да, и о каком дворике можно было говорить? Кроме самого фикуса здесь остались только временные жильцы: группа Свидетелей Сельдерея, Мелисса Мятовна, да мадам Салат.

– Шоб вы знали, – продолжил Беня, – Абрам Соломонович был третьим суккулентом, который таки поселился в нашем дворике. Предыдущие суккуленты Абраша и Мойша тоже "почили в бозе". Я всё делал себе беременную голову, вот шо им не хватило для жизни? Сдаётся мне, шо они просто изначально были "не жильцами". До того как люди его купили Абраша жил в "Ашане". И если бы не скидки, то так бы и загнулся в гипермаркете, не зная нормальной домашней жизни. А Мойша, скорее всего, не выдержал долгого и безрадостного выживания в большом строительном магазине.

– А может быть во всем были виноваты противные мелкие букашки? – Подал голос Свидетель Сельдерея, – в нашем грунте такие были.

– Таки и у меня были букашки! – Прервал Сельдерея Беня, – ви шо думаете, шо я никогда не болел? У меня между прочим депрессия! А грунт у нас всех одинаковый. Мы тут усе у одной лодке! Одним и тем же болеем и одним и тем же лечимся. Ну, конечно, кроме моей депрессии. Она только моя личная. Я за другое говорю, – начал распаляться фикус, – почивший Абрам Соломонович был душой нашего дворика. И, к слову, самой большой цацей! А тут, нате вам на тарелочку, лафа кончилась ни с того ни с сего и Абрамчик начал чахнуть.

Шоб вы знали мы всем двором решили, шо ему просто грустно одному и его срочно нужно женить. Как и положено добропорядочному суккуленту Абрам Соломонович не стал возражать против договорного брака и воспринял Розу Марковну благожелательно. Ах, видели бы вы Розочку, какая это была миниатюрная красотка чудесного ярко-розового цвета. Роза Марковна, как и Абраша, ну, тот, который раньше упокоился, тоже когда-то жила в "Ашане". Люди поселили её в красивом цветочном горшке белого цвета… Ни дать ни взять, невеста!

Увы, таки счастье молодожёнов было недолгим. Роза Марковна, не прожив и месяца, засохла на глазах любимого мужа… А, может и не любимого? Её же, как и Абрама Соломоновича перед свадьбой не спрашивали…

Реанимация и реабилитация оказались бессильны перед неумолимым увяданием нежной Розочки и она таки тихо ушла из жизни "в окно" в виде последнего засохшего корня, оставив после себя только пустой цветочный горшок и… одинокого вдовца…

– И шо, во всей "одессе" не нашлось ни одной свахи, шоб по новой пристроить Абрама Соломоновича?

– Вы шо больной на голову? – Беня посмотрел на Сельдерея, как на полного идиота, – конечно же, попытки женить Абрама Соломоновича продолжились. Второй женой должна была стать гвоздика Фирочка, когда достигнет половозрелого возраста, то есть, вырастет из семян.

Ждать пришлось долго. Из пяти семян гвоздики, проросло только четыре полудохлых стебелька, трое из которых завяли, так и не успев окрепнуть и дожить до брачного возраста. Так из потенциального гарема для бедного суккулента выжил только один чахлый росток.

То ли звёзды не сложились, то ли, действительно, над Абрамом Соломоновичем навис злой рок, но рядом с ним Фирочка росла крайне медленно, ежедневно пытаясь уйти из жизни вслед за своими сёстрами по семенам из пакетика. Шоб вы знали, в нашем дворе ещё никто не вырастал из семян. По этой причине наши люди с маниакальностью интернов, которым таки по нелепой случайности достался тяжелобольной пациент, проводили ежедневные осмотры, готовясь в любой момент подключить реанимацию… Ну, или, сыграть Шопена очередному цветочному "смертничку".

У какой-то момэнт всем надоело спасать Фирочку, поэтому её просто отправили на курорт на самое тёплое и солнечное место на балконе. Там гвоздичка окрепла, поправилась и… Извините, но тут я таки как добропорядочный фикус промолчу, потому шо мы с Фирочкой… В общем, вы сами понимаете, шо иногда случается на курорте между двумя романтически настроенными растениями. Ах, Фирочка, ах ляля…

Закатил глаза Беня, предавшись приятным воспоминаниям и скромно прикрывшись веточками:

– Признаюсь вам, рядом с этой красотой я прям воспрянул духом! Да и Фирочка, в прямом смысле, расцвела на глазах!

– Уважаемый, – подал голос Свидетель Сельдерея, до этого момента слушавший монолог фикуса молча, – вы, вообще-то начали говорить за покойного Абрама Соломоновича. Зачем вы на меня решили вывалить информацию за ваши курортные похождения?

Если бы у фикуса были человеческие глаза, он бы постарался выразить взглядом всё своё пренебрежение к однолетнему Сельдерею, который никогда не сможет понять чувства умудрённого годами фикуса при виде юной красотки. Но глаз у Бени не было. Он просто возмущённо прошелестел листьями и продолжил:

– Шо касается Абрама Соломоновича, то, оставшись один одинёшенек, он стал чахнуть прямо на глазах. Сначала он скинул все свои толстые листья. Мы, всем двором наивно предположили, что сброшенные суккулентом листья к денежным поступлениям. Оказалось, три раза "ага"! Дополнительных денег не привалило ни нам, ни нашим людям, а вот здоровье суккулента таяло просто на глазах.

Поскольку из всего одесского дворика растений Абрам Соломонович был самым дорогим и крутым, выбросить его умирать бомжом на улице, нашим людям не позволяла совесть. Так и было принято решение спасти его, если не полностью, то хотя бы по частям. Абрамчик был отправлен на операционный стол, а дальше в реанимацию… – фикус сделал паузу и многозначительно добавил, – но это уже совершенно другая история, которой с вами, уважаемый, я ещё два раза подумаю, прежде чем поделиться!