Глава 1. Новая жизнь

– Аня, как ты себя чувствуешь? – спросил Корстон, перелистывая очередную страницу медицинского справочника. Он настолько увлекся изучением медицины, что наша огромная квартира стала похожа на филиал библиотеки – стопки книг были расставлены повсюду, начиная от полок в комнатах и заканчивая балконом.

– Тошнит, – ответила ему жалобным голосом.

– Почему молчала, Аня? Я сейчас!

Корстон закрыл книгу и подошел к кровати, на которой я лежала. Осторожно присел рядом, взял меня за руки и закрыл глаза. Растворившись в приятном тепле, я почувствовала облегчение и прилив сил.

– Спасибо, любимый.

– Ты жизнь моя, Аня, – Корстон ласково провел рукой по моей щеке. – Ты же знаешь это?

– Знаю, – улыбнулась ему и внезапно замерла от неожиданных ощущений.

– Что? Что такое? – обеспокоенно спросил мужчина, увидев, как улыбка исчезла с моего лица.

– Кажется, он шевелится, – неуверенно ответила я. – Словно крылья бабочек трепещут. Потрогай!

Корстон аккуратно положил руку на мой живот и улыбнулся.

– Наш малыш растет, – счастливо прошептал он. – Отдыхай, любимая. Тебе нужен покой.

– Корстон, но я же не больна. Всего лишь беременна. В мире миллионы беременных женщин, и не все из них круглыми сутками лежат в постели. До седьмого месяца беременные женщины могут работать. А некоторые и до девятого продолжают работу, если любят свое дело.

– Ты можешь работать лежа.

– Хорошо, – рассмеялась я и потрепала его короткие волосы. – Как скажешь, босс.

Корстон поцеловал меня и сел обратно за стол штудировать справочник.

Прошло уже пять месяцев с момента нашего побега из бара на перекрестке миров.

С тех пор я ни разу не возвращалась в бар, хотя жутко скучала по Жакусу и Корши. В целях безопасности мы решили никогда туда не возвращаться, но мне было очень интересно, как там поживают мои друзья и затихло ли дело о липовом убийстве Корстона, поэтому иногда я просила своего мужчину разрешить мне тайно посетить бар, но он всегда отказывал. Я грустила, но понимала, что он прав.

Мы с Кори – так я теперь называю любимого – стали привыкать к новой жизни, жизни вдвоем. Он научился читать и писать, пусть даже и с ошибками, на нашем языке, коротко постригся, чтобы соответствовать большинству мужчин, населяющих наш мир, а крылья стал прятать под пиджаками и кофтами. Конечно, он их уменьшал по максимуму, но они все равно выделялись под одеждой и для незнающих людей выглядели как горб. Я часто ловила сочувствующие взгляды, когда мы гуляли с Корстоном по парку или просто ходили по магазинам. Многие девушки сначала засматривались на его красивую внешность, но когда оборачивались вслед, разочарованно кривили губы.

Мы оформили Корстону все необходимые документы, переехали в новую большую квартиру в центре города и стали заниматься лечением людей. Но не всех подряд. Я выбирала интересные и сложные случаи, за которые не брались наши врачи, и передавала их Корстону. Он изучал историю их болезни и давал свое одобрение. Таких пациентов я приглашала к нам на бесплатную консультацию. Корстон отказывался брать деньги за лечение – у нас их итак хватало. Он брал оплату улыбками и словами благодарности, блеском глаз и слезами счастья. В этом он видел свое предназначение.

Благодарные пациенты и их родственники все равно оставляли свою оплату. Кто-то – деньгами, кто-то – продуктами и подарками, кто-то – помощью и связями. Таким образом мы и оформили Корстону документы – благодаря новым связям.

Кори представлялся пациентам как народный целитель. Вернее, это я его так представляла, ведь он не использовал лекарства или другие современные способы лечения. Он лечил своей магией. Но об этом, конечно, никто кроме меня не знал. Сначала все относились к этому настороженно и скептически, но, получая видимый результат, уходили счастливые и передавали информацию об уникальном докторе дальше по сарафанному радио.

– Аня, кто у нас сегодня? – спросил Корстон, изучая какую-то информацию, отображенную на экране ноутбука.

Я проверила свои записи в планшете и ответила:

– Девочка с болезнью кожи. По-научному это называется буллёзный эпидермолиз. А в народе их называют дети-бабочки.

– Я понял, – сказал Корстон после минутного размышления. – Читал об этом.

Он закрыл справочник и подошел к окну. В последнее время Корстон часто проводил время у окна или на балконе, наблюдая за городом и птицами. Он провожал их тоскливыми взглядами и тихо вздыхал. Ему не хватало полётов. В городе, где круглосуточно кипит жизнь, и все усеяно камерами наблюдения, спокойно полетать крусту не представляется возможным. Полёты – это часть его жизни. Полёты – это неотъемлемая часть его самого.

В последний раз Корстон летал пару месяцев назад, когда мы ездили отдыхать на тропические острова. Я-таки показала ему море. Даже не море, а целый океан. Большое впечатление на мужчину произвел самолет.

– Так высоко я еще никогда не летал, – сказал он мне тогда, глядя в иллюминатор. – Невероятно!

Наш отпуск был волшебной сказкой! Мы наслаждались обществом друг друга, теплым солнцем, ласковым океаном, тропическими фруктами и спокойной атмосферой. За отдельную плату мы брали уроки управления катером, а потом совершали на нем морские прогулки и посещали дикие острова, где, уединившись, Корстон наслаждался собственным полётом. Он был счастлив как дитя, лавируя между деревьев с помощью своих огромных черных крыльев. Высоко подниматься опасался, чтобы его не заметили случайные проплывающие мимо туристы или местные жители с соседних островов.

Меня Корстон тоже пытался приучить к полетам. Он брал меня на руки и поднимался вверх, а я кричала от ужаса – жутко боюсь высоты! В самолете мне было не страшно, а вот так на руках у круста – страшно. Я всегда боялась смотреть с балконов верхних этажей или подходить близко к обрывами – сердце замирало, ноги становились ватными, кружилась голова и перехватывало дыхание. Поэтому на островах Корстон летал один – я не смогла пересилить свой страх.

Улыбнувшись этим ярким и теплым воспоминаниям, я встала с кровати и прошла на кухню, чтобы заварить чай.

Пока в чайнике нагревалась вода, я достала из холодильника малиновое варенье, которое очень полюбил Корстон, и расставила на столе вазочки с печеньем и конфетами. В момент, когда потянулась за кружкой, почувствовала острую пронзающую боль в районе груди. Вскрикнув, выронила кружку, которая тут же разлетелась на осколки, усыпав пол вокруг меня.

Боль в груди прошла так же резко, как и появилась, но она сменилась сильным спазмом всех мышц. Моё тело стало словно деревянным, и при этом мышцы ныли словно после убойной тренировки ввиду долгого отсутствия каких-либо физических упражнений.

Корстон ворвался на кухню через пару секунд.

– Что случилось, Аня?! Тебе плохо? – он стал ощупывать мое лицо и руки, а я, не в силах ответить, наблюдала, как на полу появляются капли крови из-под его ступней. Он даже не заметил, как прошелся по острым осколкам, бывшим когда-то стеклянной кружкой.

–Ты напряжена, милая, – обеспокоенно сказал Корстон, выпуская свое магическое тепло.

Я с облегчением вздохнула, почувствовав, как мои мышцы расслабились.

– Кровь, – ответила ему. – У тебя кровь.

Корстон проследил за моим взглядом и только сейчас обратил внимание на валяющиеся на полу осколки.

– Ерунда, – сказал он, – так что с тобой случилось?

– Какая-то острая боль вот тут, – я показала в область своей груди, – и мышцы все сковало.

– Да, спазм я увидел и убрал, а вот здесь, хм-м-м… здесь все в порядке, никаких изменений, – он задумчиво посмотрел будто сквозь меня. – Я ничего плохого не вижу. Не понимаю…

Усадив меня на стул, Корстон убрал на кухне все осколки, залечил свои ноги, вымыл пол от крови и налил в заварник кипяток. Именно в этот момент раздался мелодичный дверной звонок.

– Пациент? – спросил круст, вопросительно подняв брови.

Я посмотрела на часы и утвердительно кивнула. Корстон кивнул в ответ и пошел открывать дверь. Спустя пару минут я услышала голоса – женский, незнакомый мужской и детский. Звонкий детский голосок что-то весело рассказывал, не замолкая ни на минуту.

– Алёна, солнышко, подожди, дай мне поговорить с доктором, – ласково сказала женщина.

Голоса отдалились, так как люди направились в сторону медицинского кабинета, который мы оборудовали специально для приема пациентов.

Я быстро допила свой чай и пошла к ним. Обычно я всегда присутствую на приемах и помогаю крусту в составлении плана лечения и просто в общении с пациентами и их родственниками. В силу неполного знания нашего мира Корстону может понадобиться информационная помощь.

Проходя через гостиную, я столкнулась с мужчиной – незнакомец в черном спортивном костюме с любопытством рассматривал комнату.

– Здравствуйте, – поприветствовала его я. – Вы отец Алёны?

– Я? – испуганно спросил мужчина, не ожидая меня увидеть. – Да. То есть нет. Я родственник. А вы?

– Я? – растерянно спросила я. – Я помощник доктора. Его жена.

Мы с Кори еще не оформили официально наши отношения, но заявление уже подали и на этих выходных пойдем в ЗАГС. Но незнакомцу это знать ни к чему.

– Подскажите, пожалуйста, имя доктора, а то я как-то не спросил.

– Константин, – ответила я. Это имя мы указали в паспорте, чтобы у людей не возникали вопросы по поводу необычного имени.

– Костя, значит, – задумчиво произнес мужчина.

– Константин Андреевич, – настойчиво сказала я.

– Понял, – ответил мужчина и отправился в сторону медкабинета.

Когда я вошла следом за ним в кабинет, Корстон уже начал осмотр девочки, а женщина рассказывала свою историю:

– Когда моя малышка родилась, врачи увидели, что ее кожа красная, будто ошпаренная. Алёнка плакала и кричала. Её сразу забрали в отделение патологии, даже не дав мне подержать свою дочь. Там ей назначили лечение, и она лежала в палате одна под лампой. Мое сердце рвалось на части, но я улыбалась и говорила: «Всё будет хорошо, моя доченька, я никогда тебя не брошу! Мы справимся!», а потом ревела от страха и растерянности, выходя из палаты. Еще в больнице мне дали понять, что от этой болезни нет лекарства, и дочку не могут вылечить полностью. Единственное, что можно сделать – это постоянно, по нескольку раз в день обрабатывать ее кожу, чтобы снять боль и максимально защитить от инфекций. Тогда в больнице я пережила невероятный ужас столкновения с этой болезнью. Первые два года жизни кожа Алёны очень болела, каждый день причиняя малышке страдания. Мы обрабатывали ее постоянно, купали утром и вечером в смягчающих маслах для сухой кожи. Становилось легче, но часа на три, затем снова нужно было начинать уход заново. Какой-то бесконечный «день сурка».

Корстон посмотрел на меня непонимающе, и я поспешила объяснить:

– День сурка – когда все повторяется без конца. Каждый день одно и то же. Да, это тяжело, – я с сочувствием посмотрела на мать малышки.

Она согласно кивнула и продолжила:

– Такая кожа постоянно привлекает внимание окружающих на улице, вызывает ужас и непонимание в их глазах. Социализация ребенка стала трудной. А Алёнка взрослела и начала постепенно все понимать. Ей хочется общения со сверстниками. Ей хочется завести друзей.

– Мамочка, у меня есть друзья, – сказала девочка, улыбаясь мне.

– Конечно есть, но виртуальные. По переписке. Это не считается, – ответила женщина.

– Еще как считается! Они такие хорошие, мамочка!

Женщина покачала головой и продолжила:

– Врачи делали всё, что могли, мы были под постоянным наблюдением. Но улучшения состояния происходили очень медленно и нестабильно. Слава Богу, что нам не становилось хуже, и врачи дважды спасали жизнь Алёнке в реанимации. Но лечения от этой заразы, к сожалению, нет. Может вы сможете хотя бы облегчить боль моей дочери?

Женщина с надеждой посмотрела на Корстона, который сосредоточенно изучал перевязанное бинтами тело малышки.

– А вы тоже болен? – спросила девочка, заметив большой бугор на спине круста. – У вас горб?

– Алёна! – шикнула женщина. – Это неприлично – задавать такие вопросы!

– Но мне же все говорят о моей болезни и тычут пальцами, – обиженно ответила малышка.

– Извините ее, Константин Андреевич, – сказала женщина, заметно расстроившись.

Корстон только мило улыбнулся, отчего на его щеках появились так любимые мною ямочки.

– Оставьте нас. Пожалуйста, – сказал Корстон после того, как осмотрел девочку.

– Сейчас всем нужно выйти, – пояснила я. – Доктор приступит к лечению. Ему нужна тишина и покой. А я пока угощу вас чаем с вареньем и печеньем.

– Я тоже хочу чай, – пропищала Алёнка, глядя на меня светящимися от радости глазами.

Мы с Корстоном рассмеялись.

– Конечно, – улыбнулась я, – как только доктор закончит, я угощу тебя сладеньким и налью чаю.

– Класс! – воскликнула малышка и радостно вскинула руки вверх, но тут же сморщилась от боли.

Я знала, что будет происходить дальше. Пока я с родственниками девочки буду пить чай, Корстон окутает малышку своей магией и излечит ее.

Так и вышло. Мы мило пообщались на кухне в течение получаса, пока Корстон нас не позвал. Меня немного насторожило, что женщина совсем не общалась с мужчиной, а тот не проявлял никакого интереса к малышке, только лишь разглядывал меня и нашу квартиру. Иногда он подолгу смотрел в свой телефон и что-то в нем писал, а может быть искал какую-то информацию в интернете, но его поведение мне не понравилось. Обычно родственники принимали активное участие в рассказе о болезни пациента или задавали вопросы о лечении, а этот мужчина ни слова не сказал и не спросил о девочке.

– В течение двух дней меняйте повязки, после чего снимите их совсем, – сказал Корстон женщине, когда мы вошли в кабинет.  – Боль ее больше не побеспокоит.

– П-п-правда? – недоверчиво спросила женщина.

– Позвоните мне, пожалуйста, через пару дней, – я протянула ей визитку, – и сообщите о состоянии Алёны.

– Хорошо…

Женщина выглядела обескураженной, ведь она не заметила никаких изменений у дочери. Но я-то знала, что магия Корстона лечит замечательно. Сколько я уже насмотрелась на такие недоверчивые взгляды, но все они потом сменялись на благодарные.

– А чай? – спросила девочка, с любопытством трогая свою кожу, все сильнее на нее нажимая.

– Не больно? – встревожилась ее мать.

– Нет! Совсем нет, мамочка! – девочка рассмеялась, ощупывая все свое тело. – Вы волшебник, дядя Костя!

Корстон погладил девочку по волосам и повернулся к женщине.

– У вас все будет хорошо. Вы воспитали замечательную дочь, госпожа.

Женщина прослезилась и прошептала:

– Госпожа… Скажете тоже… Спасибо вам! Большое человеческое спасибо! К сожалению, мне нечем оплатить…, – она украдкой посмотрела на мужчину, с которым пришла, а тот удивленно вскинул брови, но промолчал.

– Ничего не нужно! – воскликнул Корстон. – Мне было очень приятно пообщаться с Алёной! Это истинное удовольствие. У вас очень эрудированная дочь.

Женщина широко улыбнулась и с гордостью посмотрела на свое дитя.

– Алёнка, айда за мной, пить чай! – сказала я, приглашая малышку на кухню.

Пока мы были на кухне, Корстон общался с женщиной и выслушивал ее истории о лечении малышки в разных больницах.

Когда они все ушли, Корстон восторженно сказал:

– Волшебник! Она назвала меня волшебником!

Он так счастливо улыбался, что вызвал у меня волну мурашек и улыбку умиления.

– Конечно, ты волшебник, – подтвердила я. – Ведь ты обладаешь магией, которой в этом мире совсем нет. Ты всегда забываешь об этом, Кори.

– Ты права, Аня, мне непривычно это. У нас многие владеют магией. И все могут летать, – он тяжело вздохнул и подошел к окну, снимая кофту и освобождая свои черные крылья.

Я обняла мужчину, не зная, как утешить его и ослабить эту тоску. Я не могу ничем помочь, к сожалению. Это не мир крустов. Это мир людей. Мир современной техники и технологий. Здесь не место магии и человеческим крыльям. Но возвращаться в Ронмор – мир крустов ему нельзя, и он это прекрасно знает.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Корстон, отвлекшись от созерцания неба.

– Прекрасно, – ответила ему. Хотя на самом деле ощущала сильную слабость и грусть. Грусть от того, что не могу дать своему мужчину то, что ему необходимо.

Я часто чувствовала себя виноватой, потому что лишила его возможности летать, но зато я сохранила ему жизнь. И это намного важнее, чем полеты. По крайне мере именно этим я себя успокаивала.

Корстон положил руку на мой живот и улыбнулся.

– Кори, а ты можешь определить пол ребенка? – спросила я.

– Вот что не могу, то не могу, – ответил он. – Но я могу сказать, что малыш в полном порядке. Хотя, откровенно говоря, я волнуюсь, так как ранее никогда крусты не образовывали союз с людьми. Ты понимаешь, что я имею ввиду?

– Да. Но мы же совместимы?

– Думаю, да. Иначе ты бы не смогла забеременеть.

Я еще не ходила на узи, боясь шокировать врачей крыльями ребенка. Корстон сказал, что маленькие крусты рождаются уже с крыльями. Крошечными, но крыльями. Они еще не могут функционировать в полную силу, и становятся полностью развитыми только к совершеннолетию. Именно в таком возрасте молодые крусты совершают свой первый полет.

– Иначе малыши в силу своей неопытности и детской выдумке улетели бы куда глаза глядят, – сказал Корстон, когда просвещал меня о своем мире. – А не научившись управлять крыльями, можно и разбиться.

– Да, хорошо, что малыши не летают, – я представила весь ужас этой ситуации и порадовалась, что крылья становятся “летательными” только во взрослом осознанном возрасте, ведь нашему малышу тоже предстоит родиться с крыльями – так сказал Корстон. А я ему верю. Только меня поглощали бесконечные мысли о том, как будет жить в этом мире наш ребенок с крыльями. Неужели ему тоже придется скрывать их под одеждой и выглядеть как человек с дефектом развития? Эти мысли меня очень пугали и расстраивали.

Через пару дней, когда Корстон ушел в магазин за творогом и сметаной – продуктами, которые необходимы для питания беременных, раздался звонок телефона.