СТИХИ О ВОЙНЕ

Горькие 100 грамм

Мы не были с тобой на той войне,

Но всё равно – давай поднимем кружку,

Плеснём сто грамм и выпьем в тишине

За тех, кто был.

За стон в землянке душной,

За мальчика-бойца, что умирал,

За эти не целованные губы,

За город, что не сдавшимся стоял,

За пепел и концлагерные трубы…

За партизанку, что лежит во рву,

Ей на груди фашист звезду… штыком…

За моряка, что уходил ко дну

С подорванным торпедой кораблём…

За детский крик и горький бабий плач,

За чёрный снег, от крови алый лёд…

Давай за тех, кого казнил палач,

За тех, кто больше в семьи не придёт.

Давай за всё, что испытать пришлось

И так почти расстрелянной стране,

Давай за то, чтоб вновь не довелось

Всё это пережить тебе и мне.

Давай сейчас, не чокаясь, в сто грамм

Вложив всю память, взорванные сны…

За то, что это не досталось нам,

Давай за то, чтоб не было войны!

Детям блокады

Холодно.

                Голодно.

                               Чувства

спутаны.

Бьётся

            пургою

                         февраль.

Мальчик,

в шубейку

                                  закутанный,

смотрит

на

календарь.

Мысли -

              о хлебе?

                             о солнышке? -

Нет,

        вообще

                     не о том…

Дрогнули

                 стёкла

                            оконные -

рядом

           обрушился

                              дом.

Сил

не хватает…

                             по лестнице…

В бомбоубежище

                              чтоб…

В буржуйке -

                      детское

креслице…

И больше

                 не будет

                             дров.

Как тебя звать -

                        Алёшенька?

Ваня?

          Серёжа?

                         Скажи!

Страшной

                 старухой

                                  скошена

Твоя

        невинная

                        жизнь.

А календарь -

                      там отмечены

Чёрным.

               По сердцу.

                                  Дотла:

Умерли.

              Умерли

женщины:

бабушка,

                мама,

                          сестра.

Чёрные

призраки,

                              тени ли,

станут

по дому

                         бродить…

… Завтра

ему

день рождения…

…Если

        сумеет

                      дожить…

Первый Бессмертный полк

Посвящаю

своему дедушке

Трофимову Александру Трофимовичу и дедушке моего мужа

Макарову Николаю Федоровичу –

они были с нами в этом БЕССМЕРТНОМ ПОЛКУ.

Мы в этом мае удивили мир

Своим полком – Великим и Бессмертным!

И полетело громкое в эфир:

В России – ПАМЯТЬ, ПАМЯТЬ не померкла!

МЫ ПОМНИМ ВСЁ – и тот победный май,

И сорок первый… Ржев и Ленинград,

Когда в бою смертельном поднимаясь,

"За Родину!" – кричал герой-солдат.

МЫ ПОМНИМ ВСЕХ – кто жив и кто убит,

Порой нет фото – имена храним.

Народный подвиг вечно не забыт,

Ведь это нужно мёртвым и ЖИВЫМ!

История идёт своим путём,

Из года в век плетётся жизни нить.

И очень жаль, что есть желанье в том,

Чтоб переврать. Порой всё очернить.

Мы показали людям, что гордимся

Делами тех, кто мир однажды спас!

И в этом мае мир тот убедился

Что ПАМЯТЬ наша, ГОРДОСТЬ – всё при нас.

И в час рассветный, в ночь, и в знойный полдень

В стране, где слИлись север, юг, восток,

МЫ ПОМНИЛИ!

МЫ ПОМНИМ!

БУДЕМ ПОМНИТЬ!

Навеки с нами НАШ БЕССМЕРТНЫЙ ПОЛК!

Опомнитесь, люди!

Миновало меня лихолетье,

Пролетело оно стороной,

И солдатик, шагнувший в бессмертье,

Не учился когда-то со мной.

Горький хлеб я не клала в ладошку,

Не делила блокадный паёк,

Видно Бог, охранявший немножко,

От кошмаров таких уберёг -

От которых седели в пятнадцать,

От каких стыли души и кровь.

Почему же должно повторяться

Для меня и детей наших вновь

Эта боль, эта смерть, этот ужас,

Мясорубка под словом – ВОЙНА -

Ведь когда-то деды не вернулись

Из боёв, нахлебавшись сполна?!

Если б знали они, что однажды

Внуки, правнуки, всё позабыв,

Снова свастику к флагам привяжут

И завоют фашистский мотив!

Мы живём, потому что когда-то,

Не пожив, уже умерли те,

Кто и не был ни в чём виноватым,

Растворились в войне. В ПУСТОТЕ.

Вот поднять бы солдат из могилы,

И младенцев из пепла поднять,

Чтобы миру они говорили -

Каково было им умирать!

Почему же вдруг умерли души?

Что так жутко корёжит мозги?

Разучились разумное слушать? -

Снова к пропасти будут шаги!

Помни каждый – не пляски беспечные,

Не звук бубна, не всполох огня,

Помни каждый – в Ряду Человеческом

ПАМЯТЬ держит тебя и меня.

Мой дед

Я старше деда на пятнадцать лет,

Я радуюсь, живу, ращу детей.

И нет войны. А мой когда-то дед,

За это всё свечой сгорел на ней.

Он не успел дожить до тридцати,

Не видел сына первые шаги.

Но знал он – нужно Родину спасти

Моля сквозь зубы: «Боже, помоги!»

Огромный мир взрывался на клочки.

Чернел от боли, умирал от ран,

Но шёл мой дед, как будто отчертив -

Чуть-чуть себе, а жизнь большую – нам.

За всех детей, за жён и матерей,

Шли в бой отцы, шли в битву сыновья,

И побеждали верою своей,

Ценою смерти жизни нам даря.

Склоняюсь на колени пред тобой,

За всё тебя, мой дед, благодарю:

За каждый день, за каждый страшный бой,

За жизнь, такую мирную, мою.

Победа!

Победа!

И тысячи дней и ночей

В боях и бреду мы мечтали о ней,

Решительно к ней приближались!

Родная земля, что нам всем дорогА,

Стонала, кричала под гнётом врага,

Чернела следами пожарищ…

Победа!

       И не было в нашей стране

Семьи, чей солдат не погиб на войне,

Кого лютый смерч не изранил!

А матери, жёны пахали в полях,

Из битв выносили на хрупких плечах,

Молитвы шепча со слезами…

Победа!

       За дом и за горстку земли

И старый, и малый на битву пошли,

Не каждый вернулся из боя!

За радость улыбок, за новый рассвет,

Вы отдали жизни за солнечный свет!

И ВЕЧНАЯ СЛАВА ГЕРОЯМ!

О настоящей любви

О любви написано так много:

с восхищеньем, страстью, со слезой…

…Вижу я – деревня и дорога,

женщина, идущая домой.

Год война поблизости ходила,

но ещё не видно ей конца.

И сама недавно проводила

из дому своих детей отца.

Что сказать? Солдатки ночи злые,

когда, лишь забывшись в тяжком сне,

губы пересохшие молили:

«Выживи, родной, вернись ко мне!»

Но дошла до дальнего жилища

весть, о чём не смели говорить:

под Москвой солдат собрали тыщи,

только, вот, их нечем накормить.

Их ещё не бросили в вагоны,

просто задержали для войны,

а кормить их нечем. Стонут стоном

Родины голодные сыны.

Не бои жестокие погубят

мужиков – отцов и сыновей.

Голод испытаньем тяжким будет,

и порой самих боёв страшней.

Женщина трудом с войной боролась,

тут ещё беда легла на круг…

Собралась. Калининская область -

под Москвою, в Пушкино, супруг.

Можете представить расстоянье,

что прошла, детей оставив, мать?

Как преодолела испытанье,

чтобы мужу сухари отдать?!

Я не шла с ней рядом, не считала,

лишь потом, по карте, «на глазок» -

сотен пять, не меньше прошагала…

… А ведь он потом погибнуть мог;

всё равно война, как мясорубка!

Миллионы стёрлись в жерновах!

Но, чтоб муж от голода… так глупо?

Ни за что! Дойду! – гнала свой страх.

Плакала, но шла. Прошла полтыщи.

Кто ещё спасёт, как не жена?

О какой любви слова мы ищем?!

Всё смешалось: боль, любовь, война!

Что её вело по той дороге?

Говорят – «любить» равно «жалеть».

И дошла! Сквозь горечь и тревоги!

Не дала супругу умереть!

В ней была недюжинная сила?

Или боги чудеса творят?

Это было. Это, правда, было.

Женщина та – бабушка моя.

Я теперь поверю в декабристок,

В тех, что за мужьями хоть куда.

Женщина России может выстоять,

даже если в сердце бьёт беда.

Может, мы теперь так не умеем,

а тогда умели и могли:

женщины любили и жалели,

и мужей от смерти берегли.

О любви писать с восторгом светлым,

Или слёзы сжав внутри себя…

… Я же знаю: сотни километров

Бабушка осилила ЛЮБЯ…

Не тревожьте память о войне

Не тревожьте память о войне -

Каждый день оплакивать не надо,

Лишь порою в звонкой тишине

Доставайте дедовы награды.

Не сдавайте прошлого в архив,

Не гасите Вечного Огня,

Уважайте павших и живых,

Имена их бережно храня.

Говорите детям о войне -

Чтоб из года в год, из века в век

Мир, подобный тоненькой струне,

Сохранить старался человек.

Встреча

Он забежал всего на пять минут…

Не раздеваясь, прямо у порога:

– Сестрёнка, мама, дайте обниму!

Машина ждёт, а времени немного.

Им друг о друге не было вестей,

Ведь город лишь вчера освободили.

И мальчика, одетого в шинель,

Ладони, словно крылья, обхватили.

Машина ждёт… А впереди – война…

Дай бог, что встреча будет не последней.

«Сестра бледна. У мамы – седина…»

И звук клаксона из окна передней…

– Вернись живой! Я больше ничего

И никогда у жизни не просила! -

И мать, не плача, сына своего

Широким вдруг крестом перекрестила.

Бой догорал

Бой догорал. Как злобные собаки

Брехали отступившие враги,

У выживших в безумной этой драке

В крови и грязи тонут сапоги.

А сколько тех осталось? Единицы.

Сегодня им, выходит, повезло.

Усталые, измученные лица -

Тяжёлое досталось ремесло.

Шинели, забуревшие от крови,

На ранах сбились грязные бинты.

А вот один склонился к изголовью:

– Я жив, браток! А ты?! Ну как же – ты?!

У командира сердце рвётся в клочья -

Опять зайдётся в горе чья-то мать -

Убита санитарка. «Как же, дочка,

Родным твоим об этом написать?»

Прогорклым дымом закоптилось небо,

И нынче тут не скошена трава.

Как вдруг – на автомат – белейшим снегом!

– А ведь сегодня праздник Покрова! -

Сказал солдат. И было непонятно -

Лет двадцать ему или пятьдесят.

Бой догорал. Враг повернул обратно.

Над страшной жатвой полыхал закат…

Оленёнок

Я седая, лицо – в морщинах,

Замираю. Стучит метроном.

Мне задуматься есть причина:

Зимовала я в городе том.

Помню – Ольгой почти не звали,

Оленёнком для близких была;

Я жила до войны в Ленинграде,

Но война нашу жизнь взорвала.

С мамой мы не успели уехать,

Пока было тепло и светло.

Покатилось смертельное эхо,

И от голода души свело.

Мне пять лет. Я тонка, словно прутик,

Мне не снятся цветные сны.

Но вдруг стало казаться, будто

Мы не жили уже без войны.

Моя память стирала страхи,

Только помню одно навек -

Как сильнее бездомной собаки

Может жаждать еды человек.

Я жила. Я – блокадный ребёнок -

Каждый день принимаю как бой.

Мама только твердит: «Оленёнок,

Мы должны продержаться с тобой!»

И когда леденящая стужа

Воду Ладоги сбила в стекло,

«Оленёнок, нам ехать нужно,

Чтобы выжить врагам назло!» -

Мне сказала мама с тревогой,

Посмотрев на портрет отца,

Чтобы перед тяжёлой дорогой

Запомнить черты лица.

В кузов нас поднимали люди -

Нам самим не хватало сил.

Мы спасёмся! Мы ждали чуда,

Ветер с Ладоги кровь леденил…

Я не знала – молилась ли мама,

И о чём она думала. Но

Так и вижу – машина в буране

Едет, словно в немом кино.

Нас так много, в кузове тесно,

Мама накрепко сжала меня.

Как мы рады – хватило места,

Чтобы вырваться из огня.

Но не крепок был лёд местами,

И попал грузовик в полынью.

Я сильнее прильнула к маме…

… А она прошептала: «Люблю…»

Да, она меня очень любила,

Но сумела объятья разжать,

И откуда хватило силы

Ей повыше меня поднять?!

Я увидела воды ада,

Что чернели в осколках льда -

Это хваткой смертельной блокада

Нас пыталась сдержать навсегда.

И, собрав все последние силы,

Мама прочь оттолкнула меня.

Я потом поняла, как любила

Сильно-сильно она меня…

Повезло – я на лёд упала,

Но машина уж вся в полынье…

А в ушах так долго стояло,

То, что мама крикнула мне…

… Мне не снятся далёкие страны,

До которых так долго плыть.

Но мне снятся ладони мамы…

«Оленёнок, ты будешь жи-и-и-ть!»