Несмотря на близкий дождь, улица кишела народом, на трамвайных остановках стояли женщины с непокрытыми головами, урны были переполнены обертками от мороженого и шоколада, и полуобнаженные шлюхи с оборванных по краям плакатов призывали пить кока-колу и пользоваться тарифом «молодежный».

Проспект разительно помноголюднел с тех пор, как Халид проезжал через него в последний раз. Много надписей было на китайском, и Халид не сразу сообразил, что хорошо одетые плосколицые люди, организованными стайками дожидавшиеся светофоров, – это не японцы, а китайцы. В его время китайцев было меньше, и они были такие нищие, что Халид даже не стал их крышевать.

Старенькая «Хонда» свернула на площадь перед заводоуправлением, и Халид почувствовал, как холодное бешенство закипает в нем.

Здесь был мир. Эта страна воевала с его землей, на его земле не осталось полей, в которых не лежали мины, и не осталось домов, в которые не пришла смерть. А здесь, в двух шагах от проходной, теснились ларьки с сигаретами и «сникерсами», тут же тянулись ряды китайских крестьян с дынями и фруктами, и мякоть разрезанных арбузов была сочной, как развороченный труп врага.

Чистенькая «Хонда» Халида втиснулась между японским грузовичком и стареньким корейским автобусом. Русских машин на площади совсем не было. Люди, высыпавшие из трамвая, казались мелкими и некрасивыми на фоне полуобнаженной красавицы с плаката. «Вы воюете с моей землей, – подумал Халид, – я научу вас, что такое война».

Халид запер машину, хозяйственно подергал ее за все ручки, старательно играя роль потрепанного жизнью бизнесмена средней руки, и направился вверх по каменным потертым ступеням заводоуправления. Деревянные двери вели в просторный вестибюль, перегороженный линией вертушек. Посереди линии была стеклянная будка: в ней тосковали два охранника с табельными «макаровыми» на боку. Перед вертушками буквой «п» высилась арка неработающего металлоискателя. Справа за выгородкой сидела женщина в зеленой кофточке. Надпись над окошечком с женщиной гласила: «Бюро пропусков».

К этому-то окошечку Халид и нагнулся, просительно протягивая паспорт.

– Меня зовут Александр Колокольцев, – сказал он, – у меня на двенадцать тридцать встреча с вашим генеральным директором.

* * *

Заводоуправление Кесаревского НПЗ было отремонтировано не полностью, но там, где ремонт был, он был роскошен.

На первом этаже здания располагались технические службы; темные коридоры с негорящими лампочками расползались во все стороны от проходной, и из туалета – дырки в заваленном нечистотами полу – тянуло, как из выгребной ямы.

На втором этаже располагались бухгалтерия и лица, приближенные к начальству. Коридор там был светел и тих, в сортирах был унитаз и иногда бумага, а кабинеты с пластиковыми столами и мощными компьютерами были застланы серым ковролином.

Лестница на третий этаж оканчивалась просторной приемной с пестрыми рыбками, плавающими в аквариумах, и скромными секретаршами, сидящими за конторкой. Из приемной вело две двери. Табличка на правой гласила: «Генеральный директор Сергей Карневич», табличка на левой гласила: «Председатель совета директоров Артем Иванович Суриков». Чтобы никто не ошибся в размерах сравнительного влияния, табличка с именем Сурикова была в два раза больше.

Словом, заводоуправление напоминало модель общества в миниатюре. Чем выше был этаж, тем шикарней был ремонт и просторней кабинеты.

Кабинет Сурикова походил на вертолетную площадку, вымощенную жемчужно-серым паркетом. Мощный дубовый стол располагался на тронном возвышении, и слева человека, сидящего за столом, осеняло роскошное трехцветное знамя с золотыми кистями, а справа – портрет Президента Российской Федерации.

За кабинетом, в порядке удаления, располагались: комната отдыха, сортир, гардеробная, коридорчик и двухуровневый банкетный зал, со смотровой площадки которого, вознесенной на три метра над полом, открывался великолепный панорамный вид на все пространство завода.

Артем Иванович Суриков прибыл в свой кабинет в два часа дня, воспользовавшись личным лифтом. Он не успел еще расстегнуть портфель, как широкая дверь из выбеленного бука распахнулась, и в комнату вошел директор завода, Сергей Карневич.

Несмотря на свою шляхетскую фамилию, Карневич был американцем в третьем поколении. Прадед его, польский дворянин Антон Карневич, лишился ноги во время Брусиловского прорыва; после разгрома Колчака поручик Карневич долгое время жил в Харбине, а потом уехал в США. Двадцатисемилетний Сергей знал пять языков, говорил по-русски с изысканным белоэмигрантским акцентом и очень обижался, когда его называли Серж. Предыдущим его местом работы был венесуэльский нефтеперерабатывающий завод, принадлежавший «Коноко Филипс».

– Читал? – спросил Суриков, протягивая директору «Кесаревский вестник».

Передовица «Вестника» описывала вчерашний визит представителей американского Exim Bank, который рассматривал возможность предоставления Кесаревскому НПЗ 300-миллионного займа на реконструкцию.

Больше половины статьи было посвящено новому директору: человеку, который за четыре месяца управления увеличил объем нефтепереработки с восемьсот девяносто до девятьсот тридцати тысяч тонн в месяц, сократив при этом потребление электроэнергии на четыре процента и воды – на десять процентов.

Карневич пробежал глазами статью и зарделся от удовольствия.

– Я вчера новости смотрел, – признался он, – там много доброго было о нас сказано. Очень приятно.

Суриков засмеялся и доверительно хлопнул молодого директора по плечу:

– Сергей, я же дал тебе карт-бланш. Ты делаешь с заводом все, что хочешь. Ты делаешь, как в Америке. Ну, что у тебя нового?

– Наконец объявился человек от «Кондора». Насчет охраны периметра. Точнее, субподрядчик. Миша с ним сегодня весь день по заводу ходил.

– Замечательно! – с энтузиазмом откликнулся Суриков, – наконец! А то творится на заводе черт знает что. Ведрами носят, банками! Служба безопасности с ног сбилась подкопы вынюхивать. Еще что?

– Еще вот эти бумаги. Их коммерческий директор принес на подпись.

Суриков посмотрел бумаги. Это был арендный договор: некое ОАО «Лада», во главе с генеральным директором Велимиром Григорьевым, арендовало у завода второй маслоблок.

– И что? – спросил Суриков.

– Я не могу подписать эти бумаги.

– Почему?

– Потому что есть вещи, которых не бывает. Армия не сдает в аренду ракетные установки, а нефтеперерабатывающий завод не сдает в аренду маслоблоки. Это все равно что сдать в аренду собственную печенку.

– Если это выгодно, почему не сдать?

– Это нам не очень-то выгодно, – усмехнулся новый директор. – Я поднял бумаги и выяснил, что завод заплатил за модернизацию второго маслоблока сорок миллионов долларов. Согласно этому договору, за аренду от ОАО «Лада» мы получаем аж сто рублей в месяц. Довольно странный бизнес, Артем Иванович, особенно если учесть, что, согласно другому договору, мы поставляем «Ладе» сырье на тридцать процентов ниже себестоимости.

– Кто тебя просил поднимать другой договор?

– Это моя работа. Я генеральный директор.

Суриков обнял молодого человека.

– Завод ведет обширную реконструкцию, – сказал Суриков, – завод действительно много строит.

– Факт остается фактом. Некое ОАО «Лада» арендует у нас сорокамиллионную установку аж по три с половиной доллара в месяц, и при этом, согласно договору, мы еще оплачиваем господину Григорьеву электроэнергию. У меня возникает вопрос – кто такой господин Григорьев?

Суриков помолчал.

– Сегодня на завод пришел человек, – продолжал Карневич, – который поможет нам пресечь воровство среди рабочих. Это вполне профессиональный человек, у нас был очень интересный разговор. Я получил массу информации о том, почему цифровые системы видеонаблюдения лучше аналоговых, о том, как завести шестнадцать камер на один компьютер и обеспечить экономию дискового пространства, ведя запись только при срабатывании детекторов движения. Но факт остается фактом – мы заплатили шесть миллионов долларов за то, чтобы поймать десяток несунов с пятилитровыми банками. Наверное, ущерб от несунов меньше, чем от сдачи в аренду собственных внутренних органов. Я уже не говорю о том, что, как мне сегодня объяснили, простейшая черно-белая камера стоит пятнадцать долларов. А мы заплатили шесть миллионов.

Суриков помолчал. Грузно встал со стула, раскрыл поставец и вынул из него бутылку коньяка.

– Хочешь?

– Вы же знаете, я не пью.

– Тогда чокнись.

Суриков налил себе и выпил. Карневич молчал.

– Ты думаешь, я бы не хотел иметь нормальный завод? Ты думаешь, я бы не хотел платить рабочим нормальные зарплаты? Ты думаешь, это я краду у себя деньги, да? А с Рыдником или госпожой губернаторшей меня связывают просто дружеские теплые отношения?

Карневич молчал. Суриков взял его за руку и подтащил к окну.

– Проволоку видишь? – спросил Суриков. – И стену?

Прежнюю систему охраны – сигнальный кабель поверх бетонного ограждения, с датчиками охраны через каждые пятьсот метров, – оборудовали год назад, задолго до прихода Карневича.

– Знаешь, почему ее поставили? – спросил Суриков. – Моему дорогому другу, Савке Рыднику, не понравилось, что я нанял для охраны бывших морячков из ГРУ. И чтобы не придираться по-пустому, Савочка провел на заводе секретные учения. Проникновение террористов на охраняемый объект и закладка там взрывных устройств. У него были три группы: одна перелезла через стену, а две других въехали по фальшивым документам. Они заложили все, что им было нужно. А потом Савочка позвал меня и морячка, руководившего нашим ЧОПом, и объяснил, как мы плохо охраняем потенциально опасный объект. Морячок все правильно понял и свалил из края к черту. Я нанял новый ЧОП, которым руководит бывший зам Савочки. Ну а в качестве дополнительной арендной платы Савочка посоветовал мне фирму, которая любезно продала и смонтировала мне этот кабель по периметру всего лишь с трехкратным превышением реальной стоимости. Сущий пустяк, если учесть, что эта сигнализация срабатывала на дуновение ветра и даже на восход солнца, так что даже бывший зам Савочки был счастлив, когда она наконец испортилась. Что произошло, впрочем, через два месяца.

– Погодите, так новая система охраны…

– Мы платим той же фирме. Только субподрядчик другой. Кушать Савочке хочется каждый год.

В это мгновение на столе Сурикова зазвонил телефон.

Тот схватил трубку.

– Да. Еду, сию секунду. Я буду через пятнадцать минут.

Суриков в отчаянии бросил трубку.

– Черт. Я должен ехать.

– Куда?

Суриков ткнул пальцами в неподписанный договор.

– В ОАО «Лада»? – не понял американец. – Так они же у нас сидят.

– Ты представляешь, – продолжал Суриков, – она хочет, чтобы я назначил ее сына директором австрийского филиала. «Мальчик последние два года провел за границей…» Мальчик сидит за границей в психиатрической клинике! У него маниакально-депрессивный психоз!

Суриков в раздражении собирал бумаги со стола. Поколебался, взял договор.

– Подпиши. Быстро. А то мне голову в администрации оторвут.

Американец скрестил руки на груди.

– Я никогда не подпишу подобной бумаги, Артем Иванович. Если хотите, ее может подписать коммерческий директор.

Хозяин завода несколько секунд глядел на молодого американца.

– Вечером я жду тебя дома. Поговорим.

Суриков поцеловал его в лоб и вышел из кабинета.

* * *

Потрепанный жизнью коммерсант Александр Колокольцев – седой неприметный мужичок в китайской ветровке и потертых джинсах – покинул завод в начале первого.

Тем же днем он выбрал по объявлению и снял гараж и пару комнатушек в величественном Кесаревском Доме Армии, габаритами и состоянием напоминавшем Стоунхендж. Когда-то это процветающее учреждение служило благородному делу воспитания патриотизма; на его сцене пели Кобзон и Ротару, служить в его труппе было высшим блатом. Теперь редкие солдаты, охранявшие здание, подрабатывали проституцией, а директор – сдачей площадей внаем. Соседями Колокольцева оказался гараж, где перебивали номера на угнанных иномарках, и мастерская по изготовлению корейской капусты.

Документы визитера и здесь не вызвали никаких вопросов; получив триста рублей по договору и две тысячи долларов в карман, начальник Дома Армии повеселел и стал осторожно расспрашивать нового арендатора о характере его бизнеса.

Человек, назвавшийся Александром Колокольцевым, охотно рассказал, что сам он родом из Хабаровска, воевал в Абхазии и в Чечне, а последние годы зарабатывал на жизнь монтажом охранных систем.

Что недавно он поругался со старым партнером и основал новую фирму, которая только что заключила договор с Кесаревским НПЗ. Что в его бригаде сейчас работает десять человек и что офис вместе со складом будет нужен им месяца на два-три, если они не получат в Кесареве новых заказов. Под военные байки хорошо пошли и водочка, и доставленная корейскими арендаторами закуска; хабаровский коммерсант, впрочем, пил одну минералку, не особо афишируя этот факт. Уже в конце второго часа Колокольцев вспомнил:

– Слышь, Семеныч, где бы мне здесь технику арендовать? Или купить. Мне два грузовика нужно, да, пожалуй, и столбы забивать…

– А военная техника тебя устроит? – спросил начальник КДА.

* * *

Частная компания «Биоресурс», возглавляемая Ольгой Николаевной Бабец, находилась на последнем – пятом этаже в здании краевой администрации, и кабинет г-жи Бабец располагался ровнешенько над кабинетом губернатора края.

Поэтому даже недалекий человек, посещающий администрацию края, мог заметить, что в данной супружеской паре губернатор находится снизу, а губернаторша – сверху. Этот факт бросался в глаза каждому, кто нажимал кнопку лифта.

На первом этаже у входа в администрацию скучала пожилая вохровка: преддверие «Биоресурса» на пятом было оборудовано стеклянным стаканом с металлоискателем и двумя рыцарями в бронежилетах при стакане.

По коридорам администрации змеилась вытертая ковровая дорожка. За стеклянным стаканом она чудесным образом преображалась в сверкающий буковый паркет. В кабинетах краевых чиновников отсыревшие стены были выкрашены серым и синим; в кабинете главы компании «Биоресурс» Ольги Николаевны Бабец жидкокристаллический монитор гордо восседал на столешнице из зеленого малахита, и расписной потолок отражался в наборном паркете.

Стены кабинета были увешаны многочисленными грамотами, полученными компанией «Биоресурс» от МВД, ГИБДД, Русской православной церкви за участие в угодной Кремлю и Богу благотворительности, и грамоты эти соседствовали с красочными постерами, отпечатанными местной типографией в виде календарей: Ольга Николаевна с мужем одаривает детский дом шапочками и варежками. Ольга Николаевна в приюте ветеранов. Ольга Николаевна на закладке краевой онкологической больницы. Ольга Николаевна руководит ремонтом школы, производимым на пожертвования «Биоресурса» (школу так и не отремонтировали, а пожертвованные деньги потом вычли из налогов).

Впрочем, губернаторский кабинет был отделан не хуже, чем кабинет его супруги. Благо они сообщались через лестницу, соединявшую комнаты отдыха.

Разговор между хозяйкой кабинета и владельцем Кесаревского НПЗ был продолжением разговора вчерашнего и до крайности походил на ту беседу, что имели между собой Суриков и Рыдник. И в том и в другом случае речь шла о постах в Москве, только если Рыдник хотел у Сурикова помощи в назначении главой нового ведомства, то Ольга Николаевна хотела поставить главой Госкомрыболовства некоего Велимира Григорьева, который уже упоминался в разговоре Сурикова и Карневича. Велимир Григорьев, – смазливый двадцатишестилетний паренек со стероидными мускулами и поролоновой улыбкой, – возглавлял то самое ОАО «Лада», которое арендовало на заводе сорокамиллионнодолларовую установку за сто рублей в месяц. Причин такого необыкновенного делового везения г-на Григорьева было много, и не все они были просты, но одна из причин могла быть выведена из того факта, что губернаторша неизменно именовала господина Григорьева «Величкой».

С некоторых пор госпожа губернаторша решила, что милый, молодой, восхитительный Величка перерос уровень ОАО «Лада» и должен идти выше. Господин Суриков, со своей стороны, был бы совершенно счастлив, если бы Величка Григорьев занялся вместо каталитического крекинга рыбой – в которой он понимал ровно столько, сколько в каталитическом крекинге.

– Я обговорил вопрос в Москве, – сказал Суриков, – они просят десятку, из них половину предоплатой.

– Что ж так дорого! – всплеснула руками губернаторша.

– Так что же вы хотите, Ольга Николаевна, – правительство новое. Мест стало меньше, вот цены и подскочили. Многие бывшие чиновники покупают себе должности просто так, чтобы быть при корочке. Даже не надеются деньги отбить.

При таком известии о коррупции в столице родины Ольга Николаевна даже всплеснула руками.

– Главное, как будто я для себя радею, – сказала губернаторша, – ведь Величка, он, считай, государственный человек! Умница редкая!