Затем наклонился и поцеловал девушку в лоб, крепко сжав ей плечи; все-таки до дряхлости его сиятельству было еще далеко, несмотря на возраст. И, пока его внучка изумленно хлопала ресницами, опешив от слов своего деда, он уже подал руку мадам Гертон и направился в сторону ее кабинета, негромко спросив:

– Что случилось, Клодия?

– А то вы не знаете, Лорель, вы не ответили на мое послание, – приглушенно и немного капризно ответила она.

– Дорогая моя, дорога до Кайтена и обратно занимает почти месяц…

Они скрылись за дверью, и продолжение разговора Тина уже не услышала. Девушка обернулась к помощнице директрисы, и та указала рукой в сторону лестницы:

– Прошу вас, мадемуазель Лоет, – произнесла незнакомка. – Я немного расскажу вам о порядках в нашем пансионе, но для начала познакомимся. Мадам Фанитта Бержар, но вы можете называть меня просто Фаня. Так вышло, что я стала выпускницей пансиона в прошлом году. Мой муж преподает здесь географию, и я тоже решила вернуться в родные стены.

Тина даже приоткрыла рот от изумления. Учитель географии? Ей живо представился ее преподаватель – маленький тщедушный человечек с большой плешивой головой, и девушка невольно скривилась. Вот уж незавидная участь, и скажите после этого, что девицам непременно нужно выходить замуж. Словно прочтя ее мысли, Фаня рассмеялась.

– Он чудесный и преподает интересно, – сказала она и вновь стала строгой. – Но вернемся к порядкам в пансионе святой Кладетты. Подъем в восемь утра. Девочки умываются, приводят себя в порядок и спускаются в столовую, где их ждет завтрак. После возвращаются в свои комнаты, готовятся к занятиям и расходятся по классам. В полдень – обед и небольшая прогулка в саду, а затем возвращение к учебе. После окончания занятий – чай с выпечкой. Затем девочки идут готовить домашние задания. В восемь вечера ужин. Спать воспитанницы ложатся в десять вечера. Те, кто приготовил задания, могут выйти в сад и подышать свежим воздухом. После ужина и до отбоя можно читать (у нас хорошая библиотека), поболтать, поиграть, но это для младших курсов, хотя и выпускницы с удовольствием играют в мяч и волан. Наши коридоры это позволяют, – Фаня улыбнулась. – У нас почти не бывает ссор, а если случаются, мы дружно разбираемся, кто и в чем виноват. Должно быть, мадам Гертон сказала вам, что у нас семья, и это действительно так. Покойная графиня Мовильяр была чрезвычайно доброй женщиной, она очень огорчалась, если в пансионе случалась ругань. Она и ввела этот обычай дружно разбираться в ссорах воспитанниц. Граф Мовильяр поддерживает традиции, заведенные его покойной супругой, он весьма лоялен к нам и никогда не отказывает в помощи, если на то появляется нужда. Весьма достойный господин.

Тина, рассеянно кивавшая на пояснения мадам Бержар, обернулась и в задумчивости посмотрела назад. Девушка мало разбиралась в отношениях мужчины и женщины, но кое-что о них знала. Хвала Всевышнему, на улицах секретов нет. Да и игривый огонек в глазах директрисы был ей знаком – так порой маменька смотрела на папеньку. И хоть они уже далеко ушли от директорского кабинета, но провожатая поняла ее взгляд и произнесла невзначай:

– Его сиятельство еще весьма привлекательный мужчина, и его любовь к пухленьким женщинам давно известна. Но мы не можем обсуждать его сиятельство и совать нос в личную жизнь нашей любимой Клоди, – предостерегающе заявила Фаня, чем еще больше разожгла огонь любопытства в мадемуазель Лоет. Дед все сильнее потрясал ее.

– Так его сиятельство и директриса… э-э-э? – с намеком протянула девушка.

Лицо Фани стало непроницаемым, она возвела глаза к потолку и коротко кивнула, показав четыре пальца. Тина подумала и прошептала:

– Четыре года? – и вновь короткий кивок, а после предостерегающее:

– Но мы никто и ничего не знаем.

– Гарпун мне в печень, – выдохнула мадемуазель Лоет и присвистнула.

Мадам Бержар скосила глаза на новую воспитанницу, насмешливо хмыкнув, а Тина тут же поправилась:

– Я хотела сказать, невероятно.

Фаня важно кивнула и продолжила просвещать Тину:

– У нас уделяется много времени светским манерам и этикету. Многие девочки устраиваются после окончания пансиона в дома высокопоставленных и титулованных особ, потому знание правил хорошего тона нам необходимо. Помимо того, в пансионе преподают математику до третьего курса: сложение, вычитание, умножение и деление. Родной язык и чистописание идут до последнего курса, воспитанницы совершенствуют почерк и грамотность. Литература и история королевства – обязательные предметы. Иностранные языки – по выбору. Географию государства и ближайших соседей изучают подробно, остальные страны – в общих чертах, но господин Бержар никому не отказывает в дополнительных знаниях, если у них имеется интерес. К тому же он преподает астрономию, но девочки считают ее скучной, потому наука о звездах – предмет не обязательный, по желанию. Признаться, его вообще желают изучать редко и мало, чаще дальше названий созвездий не идут. Мой супруг этим огорчен, но… – Тина кивнула, уже зная, что она проявит учебное рвение в этом предмете. – Танцы, рукоделие – предметы обязательные. – В этом месте мадемуазель Лоет незаметно скривилась. Морские узлы она умела вязать, а вот прокладывать стежки ее раздражало до невозможности. – Учатся девочки шесть дней, на седьмой отдыхают. Если недалеко от нас случаются ярмарки и празднества, воспитанниц туда непременно везут. Да, одежда у всех воспитанниц одинаковая, скромная, но добротная. Ну, вот мы и пришли. Это спальня вашего курса, мадемуазель Лоет.

Тина сунула нос в открытую дверь. Помещение было небольшим, здесь стояло пятнадцать кроватей, одну из которых как раз застилали свежим бельем, и девушка поняла, что это для нее. Кивнув, Тина повернулась к Фане. Та указала рукой вперед, предлагая продолжить путь.

– У нас шесть умывален, по одной на два курса. Одновременно умываться могут по пять человек, обычно успевают все. Напротив гардеробные, у каждого курса своя. Там хранятся теплые вещи, головные уборы и обувь, также платья на смену и пара платьев от попечителей, отличные от ученической одежды. Скромно, но… разнообразно, – вновь хмыкнула Фаня. – Сейчас ваш курс на занятиях. Идемте, я познакомлю вас с подругами.

– Я пока ни с кем не подружилась, – осторожно заметила Тина.

– Это неважно, мы все здесь подруги, – улыбнулась мадам Бержар.

Мадемуазель Лоет неопределенно хмыкнула. Последний раз у нее были подруги лет в десять, но вскоре девочки начали задаваться, подражая своим маменькам и их подругам, и Тина стала скучать среди маленьких кумушек. Они больше не бегали за ней смотреть на то, как дворник Аритис бьет своей метлой по спине уличных мальчишек, забежавших в городской парк, а потом, смешно бранясь, выметает их за ворота. Не хотели искать выдуманные Тиной сокровища, а еще чуть позже начали презрительно выпячивать губки, говоря: «Эта странная Лоет». Зато остался Сверчок, живший тем же, чем и его подруга. Забыв о кривляках, девочка теперь дружила только с Эмилом, а он предпочитал ее общество дружбе с мальчиками. Сначала ему нравилось, что с ним играет девочка, которая была старше него, потом он проникся ее идеями, начал придумывать свои, чтобы подружка не скучала, и более крепкой дружбы в Кайтене с той поры не видывали. Наверное, поэтому господин Лоет не мешал дочери общаться со Сверчком.

– Важно не то, кто твой друг, а какой он, – говаривал папенька. – Если ты готов за него в огонь и в воду, и он отвечает тебе тем же, это и есть истинная дружба, дарованная Всевышним.

Теперь же Тине предстояло вновь учиться дружить с девочками, и она очень надеялась, что воспитанницы из пансиона окажутся отличными от тех девиц, что жили в Кайтене.

– Простите, что прерываем ваше занятие, мадам Тьерри, – Фаня смотрела на строгую сухопарую даму с пучком пегих волос на макушке. – Я хотела бы познакомить воспитанниц с их новой подругой. – Она подтолкнула вперед Тину. – Девушки, позвольте представить вам мадемуазель Адамантину Лоет.

– Доброго дня, мадемуазель Лоет, – первой откликнулась строгая дама. – Девушки, – она взмахнула рукой, словно дирижер, и стройный хор голосов произнес:

– Привет тебе, Адамантина.

– Здрасти, – растерялась Тина, рассматривая четырнадцать девушек своего возраста в одинаковых светло-серых платьях с белыми воротничками и манжетами.

– Не будем вам мешать, – улыбнулась Фаня, оттаскивая мадемуазель Лоет за двери. – Ближе вы познакомитесь после занятий. А мы продолжим наше маленькое путешествие по пансиону.

Тина послушно последовала за мадам Бержар. Она еще не определилась со своими впечатлениями, но ничего угнетающего для себя пока не нашла. В голове засело слово «месяц», и этого было достаточно, чтобы смириться с жизнью по уставу пансиона. Почему бы и не попробовать для разнообразия? Маменька всегда говорила, что испытания меняют людей, даже закосневших в своих привычках. К тому же хорошая Тина в пансионе, замечательная Тина в поместье деда, а после – Тина едет домой! А там – родной Кайтен, Сверчок и маменька с папенькой, которые непременно без нее к тому моменту заскучают и дадут ребенку свободу. Да, именно так. Хорошая Тина – замечательная Тина – свободная Тина.

На личике юного создания расцвела улыбка, и девушка поспешила за Фаней, увлеченно рассказывавшей ей истории из жизни пансиона. Мадемуазель слушала ее вполуха, с любопытством оглядываясь по сторонам.

– Здесь вы получите вашу форму, – сказала Фаня, останавливаясь перед коричневой дверью.

Вздохнув, Тина зашла в огромную гардеробную, где царствовала пожилая дама с добрыми глазами и огромной родинкой на шее. Единожды заметив ее, мадемуазель Лоет уже не могла отвести взгляда от этой родинки, в уме сравнивая ее то с черносливом, который привозили в Кайтен на одном из торговых кораблей, то с чернильной кляксой, за которую Тине влетело от одного из ее учителей.

– Следуйте за мной, душенька, – пропела старушка и бодро посеменила вглубь своего вещевого королевства.

– Не смотри на ее родинку, – зашептала Фаня, вдруг переходя на «ты». – Ничего не скажет, но непременно даст что-нибудь дурное. Она неплохая, но обидчивая. Правда, отомстит и успокоится.

– Угу, – понятливо промычала Тина, спеша за зловредной старушкой с добрыми глазами.

Вскоре девушка и ее провожатая уже вновь поднимались наверх, где Тине предстояло переодеться. Фаня с удовольствием продолжала ее посвящать в маленькие тайны пансиона святой Кладетты. Мадам Бержар была словоохотливой, что давало возможность узнать о месте временного пребывания побольше, однако не любившая долгой болтовни Тина начала уставать от своей спутницы. Мадемуазель Лоет могла выносить лишь трескотню Сверчка, но он ей друг, а Фаня – всего лишь новая знакомая. И все же девушка изо всех сил держалась, продолжая мило улыбаться и мысленно желать болтушке Фане несколько неприличных действий с дьяволом. Хорошая Тина – замечательная Тина – свободная Тина.

Отстала от нее Фаня, только когда занятия уже подходили к концу. Мадемуазель Лоет была оставлена в саду с наставлением идти в столовую, как только прозвенит звонок. Тина согласно кивнула и от всей души поблагодарила Всевышнего за освобождение. Она упала на аккуратную скамейку и прикрыла глаза, мечтая, чтобы ее сокурсницы оказались менее общительными.

Пока юное создание предавалось отдыху и мечтам о непременно счастливом будущем, покой ее был нарушен бранью. Кто-то поминал многострадального дьявола, прикладывая его от всей души. Опешив от столь невероятной речи в стенах пансиона благовоспитанных девиц, Тина не смогла удержаться от любопытства и не проверить, кто же так красиво складывает до боли знакомые слова.

Девушка устремилась вглубь ухоженного сада, откуда доносились глухие стуки, ругательства и недовольное кряканье. Добравшись до источника звуков, Тина прижалась к стволу дерева и осторожно выглянула из-за него.

– Чтоб тебя черти драли! – взвизгнула она, когда мимо нее пролетел нож.

– Кто здесь? – опешил юноша лет шестнадцати-семнадцати.

– Смерть твоя, упырь, – мрачно возвестила Тина, подтянула рукава форменного платья и вышла из-за дерева, готовая надавать по шее душегубу.

– А-а-а, – растерянно протянул тот. – Сейчас же все на занятиях.

– Смерть не умеет ждать, – криво ухмыльнулась мадемуазель Лоет, подходя к юноше. – Ты кто?

– Сын садовника, – ответил парень, делая шаг назад. – Помогаю отцу, пока воспитанницы учатся, потом ухожу. Мне не велено показываться им на глаза.

Тина опустила рукава на место и подошла еще ближе, рассматривая парня. Он был рыжим и конопатым, и во взгляде сына садовника имелась скрытая хитринка, это понравилось девушке, потому что живо напомнило ей Сверчка.

– Как звать? – грозно вопросила она.

– Гиль, мадемуазель, – склонил голову юноша.

Задумчиво угукнув, мадемуазель Лоет посмотрела на зажатые в левом кулаке два небольших ножа, близнецы того, что чуть не приголубил ее саму, и хмыкнула.

– Не можешь попасть в дерево? – спросила она.

– Не могу, – признался Гиль. – Чертовы железяки летят мимо.

Тина деловито протянула руку.

– Дай-ка я попробую, – сказала она, глядя в васильковые лукавые глаза нового знакомого.

– Порежетесь, мадемуазель! – воскликнул он, пряча руку с ножами за спину.

– А в зубы?! – вновь стала суровой девушка, копируя интонацию дядюшки Самеля.

Парнишка склонил голову к плечу, насмешливо глядя на самоуверенную девицу, достававшую ему до плеча. Тина, как и ее папенька, не любила долгих уговоров, предпочитая решительные действия, потому ее кулак впечатался в челюсть упрямцу в следующее же мгновение.

– Зараза! – взвыл Гиль, ошалело глядя на благовоспитанную девицу.

– Еще хуже, – хмыкнула Тина, подбирая выпавшие ножи. – Смотри, сынок.

Первый же нож воткнулся в тонкий ствол, следом вжикнул второй, вставая аккуратно под первым. Парень, забыв о нанесенной ему обиде, подскочил на ноги и уставился на девушку, жарко воскликнув:

– Научи!

Мадемуазель покровительственно усмехнулась, мастерски сплюнула себе под ноги и решила, что жить здесь определенно можно.