Папенька повел меня к лестнице, я подняла на нее взгляд и заметила женщину в богатом платье. Она спускалась вниз и, должно быть, услышала наш разговор с портным. Взгляд ее выразительных синих глаз остановился на мне.

– Агнара Керстан, – инар Рабан остановился перед ней, закрыв нас с папенькой своим поджарым телом от любопытного взора, – вы уже закончили примерку? Вы довольны?

– Разумеется, инар Рабан, – голос у дамы был нежным, но нотку раздражения я все-таки уловила. Однако сказать, кому она предназначалась, не возьмусь. Возможно, агнаре что-то не понравилось в ее новом наряде, а возможно, досада была вызвана тем, что мы с папенькой прошли мимо нее и мастера, который обошел агнару и снова закрыл нас собой, встав на ступеньку выше. – Я слышала, вы произнесли имя – Берлуэн?

– У вас такие чудесные ушки, душа моя, – сладким голосом отозвался портной, не отрицая и не давая прямого ответа.

– Это и есть та самая таинственная невеста диара? – она понизила голос, но я все-таки расслышала.

– Вы чем-то недовольны, – теперь инар Рабан сокрушался. – Вас что-то не устроило в работе моих подмастерьев?

– А ей вы лично шьете? – ревность и недовольство в голосе агнары Керстан была столь явной, что я даже поежилась.

Что ответил почтенный мастер, я уже не расслышала, потому что папенька вывел меня в маленький коридор, где нас ожидал один из помощников инара Рабана, знакомый мне еще со времени посещения нашего поместья портным.

– Прошу, агнары Берлуэн, – поклонился нам мужчина.

– А вот и снова я, – сам мастер догнал нас, отделавшись от ревнивой посетительницы. – Мне не терпится увидеть ваши глаза, душа моя.

Мы вошли в комнату, уставленную манекенами, на которых были надеты разнообразные наряды из тех цветов, которые для меня отобрал портной. Смятение, волнение, неверие – вот, что я ощутила, глядя на красоту, представшую мне. Дыхание перехватило, и я схватилась за грудь, пытаясь сделать глубокий вдох.

– Ох, инар Рабан, – хрипло произнесла я, – вы смерти моей хотите, не иначе.

– Простите? – на лице портного отразилось недоумение, и я закончила:

– От восхищения. Это… это же настоящее волшебство! О, Мать всего сущего, это же… это просто божественно…

На этом мои слова иссякли, и произнести единственное, что сейчас засело в голове, было бы верхом неприличия, потому что так и хотелось протянуть с придыханием: «И это все моё-о». Папенька не скрывал улыбки, глядя на меня, а я, подобно малому ребенку в игрушечной лавке, переходила от одного манекена к другому, не понимая и половины назначений этих нарядов, но восторгалась неизменно у одних платьев тонкой работой, искусной вышивкой, изысканными кружевами, у других строгостью покроя и минимализмом украшений.

А когда обернулась к портному, то увидела на лице его умиление. Мастер раскинул руки и поспешил ко мне, воскликнув:

– Дитя мое, дайте же я обниму вас! Какая чистота эмоций! Это такое удовольствие! Такая радость…

Он смахнул навернувшуюся слезу и, от души сжав мне плечи ладонями, коротко прижал к себе. Папенька недовольно кашлянул, но инар Рабан не спешил отпускать меня. Он отстранился, заглянул мне в глаза и с чувством произнес:

– Отныне вы моя любимая клиентка, агнара Берлуэн. Вас я всегда буду принимать лично! Только обещайте мне, что не будете привыкать к красоте и останетесь такой же чудесной и впечатлительной.

– Я очень постараюсь, инар Рабан, – искренне ответила я.

– А теперь давайте поглядим, как все это сидит на вас, – улыбнулся портной и велел: – Зовите горничную, агнаре будет нужна помощь.

Помощники инара снимали платья с манекенов, готовя их к примерке. Папенька и мастер присели на диван на изогнутых ножках, о чем-то негромко переговариваясь, и я осталась в одиночестве. Однако длилось это недолго, потому что в комнате появилась миленькая девушка-горничная. Она приветливо улыбнулась мне и увлекла за собой в соседнюю комнатку, дверь в которую я не сразу заметила.

Девушка бережно отцепила мою шляпку, помогла снять платье и взялась за первый из подготовленных нарядов. Скажу честно, предвкушение и радость очень быстро сменились апатией и усталостью. Повторять раз за разом один и тот же ритуал оказалось нудно и утомительно. Снять одно платье, надеть другое, выйти к мужчинам, выслушать придирчивые замечания мастера, выстоять, пока он подбирал там, подкалывал здесь, что-то помечал, ворча на своих подручных. После уходить в примерочную комнату, снять платье, надеть следующее… И так раз за разом, снова и снова. Но я старалась сохранять на лице улыбку, чтобы не огорчать инара Рабана. Впрочем, он уже обращал мало внимания на мои эмоции, целиком поглощенный работой.

Пока шла примерка, солнце скрылось за тучами, и пошел дождь, еще больше усугубляя усталость и раздражение. Я уже не видела красоты нарядов, ожидая чудного мгновения, когда эта пытка закончится. От шпилек началась легкая головная боль, зевота то и дело норовила распахнуть рот, спина ныла, хотелось сесть и замереть, отупело глядя перед собой. Однако я продолжала послушно перемещаться из комнаты в комнату, менять наряды и тихо мечтать о возвращении в родовое гнездо, где смогу упасть на кровать и провалиться в сон.

– А теперь главное блюдо, – торжественно объявил инар Рабан, когда я уже готова была вздохнуть с облегчением. – Внесите!

Глаза его лукаво сверкнули, и я обреченно посмотрела на дверь, когда… О, Богиня! Сон или прекрасное видение? Я даже протерла глаза, когда подручные мастера внесли легчайшее белоснежное облако, по глупой ошибке именуемое платьем.

– Ваш подвенечный наряд, – заговорщицким шепотом произнес портной.

– О-о-о, – только и смогла я ответить.

– Прикоснитесь к нему, – улыбнулся инар Рабан, подталкивая меня к платью.

Я отчаянно замотала головой, после все-таки решилась подойти ближе, несмело протянув руку, коснулась подола. Пробежалась взглядом по шелковому лифу, укрытому в тончайшие кружева, поверх которых сверкала россыпь бриллиантовых брызг. Обернулась к папеньке и шепотом спросила:

– Это мне?

– Только вам, душа моя, – ответил вместо онемевшего родителя портной. – Сиятельный диар лично высказал пожелания насчет вашего подвенечного наряда. Агнара Берлуэн, столь богатого платья не было ни у одной невесты в нашем диарате, уж можете мне поверить. Ну, примерьте же его!

– Можно? – со священным трепетом спросила я.

– Нужно! – рассмеялся инар Рабан.

Моя усталость была забыта в одно мгновение. Стоит ли говорить, с каким восторгом я возвращалась в примерочную комнату? Почти не дышала, когда девушка-горничная надевала платье на меня. И выходила к папеньке и портному, ступая с острожным благоговением, не зная, куда деть руки. Прижать пышные оборки мне казалось кощунством.

– Божественно! – воскликнул инар Рабан, всплеснув руками. – Просто восхитительно. Как же я угадал с покроем! Душа моя, вы будете лучшей из невест, уж я-то знаю, о чем говорю!

– Дочь, – гулко сглотнул папенька, – ты просто…

– И вы совершенно правы, агнар Берлуэн, – портной сцепил пальцы под подбородком. – Ах, как все чудно вышло. Вот только тут чуть подправим…

А дальше все было уже более прозаично. Почтенный мастер снова поправлял что-то видимое лишь ему. Я терпеливо выстояла, не сводя взгляда с большого напольного зеркала в позолоченной раме, и думала, что в день свадьбы я буду настоящей красавицей, хотя бы один раз в жизни, но непременно буду. Снимала я этот наряд с особой неохотой. И светло-зеленое платье для прогулок, в котором приехала в мастерскую, уже не казалось мне столь шикарным, как раньше. Устыдившись самой себя и обвинив в неблагодарности, я вновь улыбнулась своему отражению, когда горничная вернула шляпку на прежнее место.

Мы спустились вниз, инар Рабан опять лично провожал нас. Он даже вышел на улицу, продолжая разговор с папенькой. Я с наслаждением вдохнула свежий после дождя воздух. Осторожно переступила через лужу, подобрав подол. Настроение вновь поднялось, но усталость никуда не делась, и мне не терпелось присесть. Предупредив папеньку, что иду к коляске и, попрощавшись с милым мастером, я огляделась и направилась на другую сторону улицы, где стоял наш экипаж.

Я уже прошла широкую дорогу наполовину, когда послышался конский топот и грохот колес по мостовой. Чья-то карета неслась во весь опор, разбрызгивая воду из луж. Экипаж приближался, а я застыла, опешив от испуга.

– Флоретта! – надрывно закричал папенька.

Какой-то мужчина бросился ко мне, ухватил за руку и резко дернул в сторону. Не устояв на ногах, я полетела в огромную лужу. Грязная вода хлынула в нос и раскрытый в крике рот, и я, захлебнувшись, отчаянно закашлялась. Экипаж сбавил скорость, а из открытого окна до меня донеслось злое:

– Вот теперь ты на своем месте, выскочка. – И карета помчалась дальше.

Мужчина, спасший меня, помог подняться на ноги, протянул платок и что-то говорил успокаивающее, но я не понимала слов, захлебываясь слезами обиды. Папенька подбежал ко мне, прижал к себе, и я стиснула его, ища защиты в самом родном для меня человеке.

– Как же я испугался, маленькая моя, – шептал отец, гладя меня по рассыпавшимся волосам.

Шляпка плавала в луже, безнадежно испорченная, как, наверное, и платье. Рядом причитал инар Рабан, подходили люди, ставшие свидетелями безобразного инцидента. Они переговаривались, с любопытством и сочувствием рассматривая меня.

– Идемте, – наконец, очнулся портной. – Сейчас мы что-нибудь придумаем.

Папенька обнял меня за плечи и повел назад к мастерской. Я прятала лицо в ладонях, до того было стыдно за произошедшее. На глазах всего города полетела в лужу… Испортила такое замечательное платье, похожа на перепачканного поросенка, хороша будущая диара. И д’агнар Альдис так и не увидел плоды своих стараний. А мне так хотелось услышать хоть короткую похвалу из его уст. Хотя бы легкое оживление в холодных серых глазах. Несмотря на то, что меня устраивало его желание иметь супругу-друга, все-таки по-женски нравиться, хотя бы капельку, очень хотелось. И вот… Я мокрая грязная курица, от прически осталось одно воспоминание. Никакого очарования… Да еще и эти обидные слова, брошенные мне в спину тем самым нежным голосом, который принадлежал агнаре с красивыми синими глазами. И я зарыдала с новой силой.

– Что тут произошло?! – гневный возглас заставил папеньку остановиться.

Я обернулась, увидела диара, спрыгнувшего из седла на мостовую, и снова спрятала лицо за ладонями. Мой жених стремительно приблизился к нам, сунул отцу букетик, который держал в руке, и, взяв меня за плечи, развернул к себе.

– Что произошло? – повторил вопрос диар в воцарившейся тишине.

– Ваше сиятельство, покушение, – опередил всех тот самый мужчина, который вытащил меня из-под колес. – Экипаж несся на агнару. Думаю, целью было не сбить ее, но унизить, потому что брызги из-под колес летели во все стороны. Но агнара замешкалась, и едва не попала под копыта лошадей. Я попытался помочь, но рывок вышел слишком сильный, и девушка упала в лужу.

– Кто посмел? – ледяным тоном спросил д’агнар Альдис.

– Агнара Керстан, – подсказал инар Рабан. – Ее карета.

– Ясно, – только и сказал диар. После обнял меня за плечи, совсем как папенька несколько минут назад, и повел к портняжной мастерской. – Идемте, дорогая, вам надо успокоиться и привести себя в порядок. Об остальном думать не стоит, это моя забота.

В мастерской д’агнар Альдис передал меня в руки инара Рабана, и он увел меня во внутренние помещения. Здесь меня вновь передали, но уже на попечение горничных. Вскоре принесли таз, ведро с горячей водой и кувшин. Смыв грязь, я переоделась в новое белье, которое мне успели найти, мое было насквозь мокрым. Затем надели готовое платье похожего светло-зеленого оттенка, но оно уже не порадовало меня, как не порадовала и новая шляпка. Настроение было безвозвратно утрачено, и обида душила с новой силой.

Лицо опухло от слез, влажные волосы расчесали, заплели косу и скрутили ее на затылке, от прежней кокетливой прически не осталось и следа. Но все это было мелочью по сравнению со словами злой женщины, не выходившими из моей головы. В чем я провинилась перед ней? В том, что выхожу замуж за хозяина всего диарата? Так не я уговаривала его вести меня под венец, не умоляла наряжать, не упрашивала инара Рабана шить для меня наряды. Так в чем же моя вина?

Вспомнились папенькины предупреждения о злых языках, но я не думала, что столкнусь с людской подлостью так быстро. Это невозможно удручало, и теперь являться на бал, который собирался дать в честь нашей помолвки диар, было совсем страшно. Что ждет меня там? А если я оступлюсь в танце, они будут смеяться в голос? Тыкать пальцами? Или же сразу закидают камнями? Ох, как же все это неприятно и тяжело…

К папеньке и своему жениху я выходила задумчивой и хмурой. Мне хотелось вернуться домой под защиту родных стен, где есть близкие мне люди, которые любят меня просто за то, что я есть, и которых я люблю всей душой. Город мне больше не нравился. И хоть я понимала, что это простое малодушие, но пока ничего не могла с собой поделать.

Стоило мне появиться в кабинете инара Рабана, где находились мужчины, как диар поднялся со своего места, жестом остановив моего родителя, подошел ко мне, взял за руку и поднес ее к своим губам, не сводя взгляда с моего лица.

– Вы очаровательны, агнара Флоретта, – сказал он, а я… я взяла и расплакалась с новой силой, надрывно всхлипывая, как малое дитя. Стыдилась ужасно своего поведения, но остановиться не могла. Мой жених поджал губы, о чем-то думая, после обернулся к папеньке:

– Агнар Берлуэн, не будете ли вы столь любезны и не попросите инара Рабана, чтобы он распорядился насчет успокоительного чая?

– Конечно, – с небольшой заминкой ответил папенька. Он снова посмотрел на меня и покинул кабинет.

– Присядем, – сказал д’агнар Альдис.

Он подвел меня к месту хозяина кабинета, усадил за стол, сам обошел его и придвинул стул к противоположной стороне стола. Сел, протянул руку и накрыл ладонью мои пальцы, чуть сжав их. Сейчас я даже порадовалась, что уже красная от слез, и диар не видит, как в очередной раз смущаюсь.

– Флоретта, – заговорил он мягко, словно разговаривал с маленьким ребенком, – вы умная девушка, в чем я имел удовольствие убедиться. То, что произошло, крайне неприятно, и основная часть вины за это лежит на мне, но ни в коем случае не на вас. Мне стоило подумать о возможном исходе и быть с вами с самого начала. Однако я не смогу находиться рядом с вами постоянно, и вам стоит научиться противостоять нападкам. Однажды они сойдут на нет, но вы не можете не понимать, что сейчас у вас появится много завистников. Будут и те, кто поспешит подружиться с вами, и все-таки от недалеких и злых людей одно мое заступничество вас не укроет. Учитесь держать лицо, даже падая в грязь. Помните, что это не вы испачкались, грязью окатила себя недостойная женщина, позволившая себе столь грубый выпад. Вы понимаете меня?

Я кивнула и шмыгнула носом.

– Отчего вы столь безутешны? Из-за ее слов? Их слышали и мне уже передали. Вам обидно?

Я снова кивнула, потом подняла взор на диара и протяжно вздохнула.

– Вас гнетет что-то еще?

И снова я кивнула, судорожно вздохнула и прошептала:

– Платье…

– Флоретта, вам жаль вашего платья? – мужчина иронично улыбнулся. – Нарядов у вас будет, сколько пожелаете.

Я отрицательно покачала головой.

– Мне так хотелось, чтобы вы увидели меня такой, какой я выезжала из дома. Вы желали видеть достойную вас женщину, а я опять некрасива, уже никакой наряд не сможет украсить этого зареванного лица.

– Так вы хотели понравиться мне? – диар улыбнулся и опять сжал мои пальцы. – Поверьте, Флоретта, я и в вашем ужасном мышином платье считал вас достойной себя, и ваше заплаканное личико не делает вас менее достойной. Однако признаться, мне приятно, что вы думали о том, чтобы произвести на меня приятное впечатление. Особенно, памятуя о ваших страхах. Поверьте, дорогая невеста, вы уже это сделали одними только словами. Вам легче?

Я выдавила жалкую улыбку. Сиятельный диар приподнялся. Потянувшись, он склонился к моей руке и поцеловал ее.

– Сейчас вы выпьете чаю, чтобы окончательно прийти в себя, и я провожу вас до вашего поместья. Думаю, на дальнейшую прогулку вы сейчас настроены меньше всего, – сказал мужчина.

Он отпустил меня и поднялся со своего места. В дверь как раз постучались, и д’агнар Альдис позволил войти. Передо мной появилась чашка с успокоительным чаем. В кабинет вошел папенька, оглядел меня и удовлетворенно кивнул сам себе. И как только я ополовинила чашку и отодвинула ее от себя, сказав, что больше не хочу, мы покинули мастерскую инара Рабана, а после и Кольберн. Его сиятельство ехал на своем красавце-жеребце рядом с нашей коляской. На нас кидали любопытные взгляды, задерживая их на мне, и я поняла, что отныне стану излюбленной темой для обсуждений. По крайней мере, пока ко мне не привыкнут.