***

– Здрасьте! А я тут вам принес кое-что…

Эвелина подняла глаза от огромной, во весь стол, оборотно-сальдовой ведомости.

В распахнутую дверь ворвалась молодость.

Молодость была длинной, лохматой и носатой, носила рубашку в клетку и улыбалась во весь рот.

Улыбка у мальчишки была хорошая – от души.

– Может, подойдет? – спросил он, – ребята сказали, вам жанр тоже можно…

И, не дожидаясь ответа, высыпал на стол, прямо на оборотку, ворох черно-белых фотографий.

Эвелина улыбнулась. Студент, конечно, едва ли больше двадцати.

Она молчала, а парень, окинув взглядом кабинет, стеллажи с книжками, в которые были воткнуты нарисованные фломастером ценники, кажется, въехал.

– Ой, – сказал он. – Вы же не аномалия, да?

Ох, аномалия, милок, еще какая, подумала Эвелина, сейчас мы тут все аномалии…

Но вслух сказала другое:

– Нет, мы – «Буковки». А «Аномалия-инфо» – такая же дверь, но этажом выше.

За год работы она привыкла быть вежливой: никогда не знаешь, какого Креза может маскировать потрепанная рубашка в клетку. Добавила:

– Кстати, книжки посмотреть не желаете? У нас тоже про аномалии есть…

– Спасибо, – он сгреб карточки и засунул в черный пакет, – может, попозже. Вы извините, ошибся. Я побегу…

– Удачи, – пожелала она совершенно искреннее. Может, получится у парня выгрызть у газетчиков гонорар.

Тот кивнул и исчез.

Аномалия-инфо. Архимагистр черной магии. Гадалка. Кого только тут не найдешь! Все здесь, в ДК имени Последней Пятилетки.

За дверью напротив – веселые бухгалтерши из консалтинговой фирмы «Экскалибур». Слева – кооператоры-радиолюбители, на коленке клепающие магнитофоны «Soni». Справа – нотариус Аршибельд.

Мясники и брокеры, АОЗТ с ООО, ИП да ЧП, все рядком да ладком: издатели, агенты, антрепренеры да коммивояжеры… с мороза и не выговоришь.

Солидные компании: тут тебе и Генеральный Директор, и Главный Бухгалтер (все с большой буквы!). Кто побогаче – у того еще секретарша с печатной машинкой есть.

Звонок. Эвелина сняла трубку:

– Издательство «Буковки», главный бухгалтер слушает.

– Шеф на месте? – голос развязный, ни «здравствуйте», ни «пожалуйста».

«Крыша» на пустяки времени не тратит.

А Эвелине по штату положено:

– Добрый день, Ярослав. К сожалению, Дмитрий еще не прие…

Отбой. Вот и поговорили. Ничего, она привычная.

Пока генеральные перетирают да обкашливают бизнес, потеют на стрелках, носят пиджаки да вареную джинсу, главбухи носятся.

И уж этот маршрут Эвелина знает не понаслышке.

Из налоговой – в пенсионный.

Из пенсионного – в банк.

Фонд медицинский, фонд социального страхования, фонд черта лысого в ступе…

Пожарная инспекция, СЭС, комиссия-от-кого-нибудь-по-делам-чего-нибудь…

Бланки, формы, отчеты, платежки.

Бумаги, бумажки, бумажищи.

Очереди.

Облупленная зелень казенных коридоров, обсиженные народом скамьи, стенды с надписью «Инфо», где пестрит от циферок, запах валидола и духов…

В кабинетах – они.

Мутноглазые, снулые, бледные выползни казенного дна.

Бюджетники.

Сидит такая стерва – космы перигидрольные, рот в кровавой ланкомовской помаде (очереди в Ланком на полневского, небось, подогнал кто-то взятку, иначе откуда у нее деньги на Ланком-то?), рот, значит, в помаде, а глаза тусклые. И смотрит на тебя, как на тлю.

Зарплата – в три копейки, зато прямо тут можно вволю напиться кровушки…

Ты ей: Анастасия Валентиновна, да вот же, платежечку я отправила, штампик банка видите? И справочка у меня есть, и у нотариуса три копии зарегистрированы, вот туточки…

Лебезишь, себя ненавидя, а она твои справки-декларации, потом и кровью добытые, из пасти гидры бюрократической выдранные, небрежно так пальчиком ковырнет, а ты сиди, ни жива, ни мертва – примет? Запорет?

Эх, предлагали Эвелине местечко в налоговой – и чего, дура, отказалась? За год беготни главбухом локти себе уже обкусала.

Конечно, грех жаловаться, ей и так подфартило: работа в издательстве, зарплата – не те грустные фантики, что платили в НИИ…

По институту тогда ходил анекдот, как два директора опытом обменивались. Один говорит: я сотрудникам уже и зарплату срезал, и полгода денег не выдаю, а они на работу все ходят и ходят. А другой предлагает: а ты вход на проходной сделай платным.

Не смешно? Зато чисто по жизни.

Родимый НИИ развалился. Она, надежда отдела, вечная кандидатка в начальницы, осталась на бобах. Думала недолго: ноги в руки, и метнулась на скорострельные бухгалтерские курсы.

Жрать-то надо. Причем, прямо сейчас.

Месяц вдохновенного бреда преподавателей, бывшей ВУЗской профессуры, солидный ламинированный диплом и – вуаля!

Новая специальность: «бухучет и налогообложение».

Вместо напутствия – заверение преподов, что в нынешнем законодательстве сам черт ногу сломит, так что бояться нечего, главное, отношения с нужными людьми завести.

Теперь она – главный бухгалтер издательства «Буковки».

Что уж издают эти «Буковки» – к ночи лучше не вспоминать.

Из последних шедевров – «Русское чернокнижие». На вид – солидный черный фолиант с серебряным тиснением, а внутри…

Тут и Эвелина к созданию книги руку приложила, оскоромилась. Не зря в свое время институт окончила: генерального-то ее в Публичку без диплома не допустили, а Эвелина прошла, как к себе домой. И на ксероксе сделала копию дореволюционного издания «Русского чернокнижия».

Копировала – и угорала от смеха над рецептами: «для приготовления отвара возьмите шкуру змеи, обезглавленной в лесу в полдень». Это же как надо исхитриться, чтобы забить со змеюкой стрелку в лесу, дождаться полудня и отрубить ей голову. Или, может, заранее поймать?

Таких перлов в книжке – зачитаешься. Димчик, директор, прости господи, генеральный, копию забрал, нанял студентку, которая перевела книжку с русского на русский, избавив от «ятей». А потом выпустил солидным тиражом, который теперь мог менять, как душа пожелает.

Димчик Синицын – он такой. Врун-болтун-хохотун, обаяшка и кобель редкостный. В первый же рабочий день Эвелине все стало ясно. Помог телефонный звонок:

– Примите телефонограмму для Синицына, – сказал строгий голос.

– Диктуйте, – Эвелина взяла ручку.

– «Твои поганые чемоданы, сволочь, я выставила на лестницу. Теща».

В общем, жук этот Димчик.

Но платит исправно.

Сам – ни книжки не прочел. На вопросы, как он торгует, если не читал, неизменно парирует:

– А что, если бы я торговал джинсами, каждую пару должен был бы примерить?..

В полуподвале «Буковок» на струганных стеллажах теснятся впритирку классики и диссиденты. Оккультные брошюры соседствуют с молитвенниками, Кастанеда – с откровениями преподобного Аристоклия, красотки дамских романов – с Хармсом и Гумилевым.

У стеллажей – клиенты. Мелкий опт, очень мелкий опт, книгообмен. Уж на книжников Эвелина насмотрелась!..

Бойкие тетки в пуховиках меняли пачки переводных детективов на уринотерапию. Студенты в складчину, за бартер, душу и подработку пытались выклянчить «Хроники Амбера» и свежие приключения Стальной крысы.

Раз в неделю застенчивый старикан с тележкой притаскивал особые журналы. Со страниц, набычившись, смотрели накрашенные ПТУшницы в стиле «ню».

Архимагистр черной магии Каширян, носатый и бровастый, забегал разжиться тибетскими заговорами.

Всех принимала Эвелина. Главбух – вечный жнец, чтец и на дуде игрец.

Всего сотрудников в издательстве было трое. Как в сказке: двое умных, один дурак. Умные – это, конечно, Эвелина с Димчиком. А дурак – это Артем, соучредитель и компаньон, а по совместительству – Директор По Продажам. Все с большой буквы, конечно.

Намучился Димчик с Темой – не передать. Но это их дела. А у Эвелины своих выше крыши. Она защелкала калькулятором.

Ворвался Синицын – небритый и злой.

– Тема не появлялся?

Эвелина покачала головой.

– Кккозел, – припечатал Димчик. Схватил радиотелефон и сгинул в кабинете.

Вообще-то Тема работать умел. Но как-то запойно: то месяцами вкалывал, как папа Карло: ни есть ему не надо, ни пить – работы давай. Боязно даже за парня становилось – чего надрывается-то?

А потом пропадал – когда на два дня, когда на пять. Возвращался похудевший, злой, и опять принимался пахать, как проклятый.

– У нэго тайный порок, – пророчествовал маг Каширян, – помяните мое слово!..

Сейчас Артема не было четвертый день.

– Не появился? – Синицын вылетел из кабинета.

– Да что происходит, Дмитрий?! – не выдержала Эвелина.

Синицын долго молчал. Она пожалела, что спросила.

– Песец происходит. Маленький пушистый зверек, – наконец, сказал он. И добавил:

– Играет наш Темчик.

– Во что играет? – не врубилась она.

– В казино! – Синицын выругался. – В субботу приехал ко мне. Сам меня попросил, мол, возьми мои деньги, подержи у себя. Говорит, буду просить обратно – не давай. Гони взашей. А то опять проиграю. На колени, говорит, вставать буду – ни-ни. Иначе – хана. А на следующий день назад потребовал. На такси прилетел. Кровь из носу, говорит, деньги нужны. Козел, говорю, опять все спустишь! А он в ответ: это же мои деньги! Отдал ему, короче и послал. С тех пор – ни слуху, ни духу.

– Я что ему, нянька? – гудел Синицын. – Пашет как идиот, чтобы потом все за один вечер спустить. Больной! Год назад женился на какой-то курице и почти уехал в Израиль! Но умудрился в ночь перед отъездом проиграть все. Включая билет.

– Зато! – Димчик поднял указательный палец, – У него есть Золотая карта!

– Что?

– Золотая карта казино «Антик», – объявил Синицын. – То есть, в любое время суток, в любой день недели, когда Тема опять спустит все свое бабло, казино его, как почетного клиента, торжественно отвезет домой на золотом лимузине. Эту карту они дают самым любимым, самым ценным своим клиентам.

– Ну… как бы вам попроще объяснить, – Синицын задумался. – Это вроде как знак. «Почетный мудак казино «Антик».

Норочка

Санкт-Петербург, 1907 год, весна

Этот город создан для сумасшедших, не так ли? За утренней чашкой какао мадемуазель Руль мысленно беседовала с Норочкой – той, что смотрела из зеркала. Была она недурна: пикантно-округлые щечки, темненькие кудряшки. Улыбка открывала мелкие зубки. Норочке скоро предстояло исчезнуть, чтобы Элеонора могла принять первого клиента.

Кроме трехстворчатого зеркала с пуховками, флаконами, коробочками и кистями, в комнате стояла кровать с горкой подушек да платяной шкаф с реквизитом – от парика цвета вороного крыла до розового боа из перьев.

Шкаф, кровать, зеркало – вот и вся мебель. То ли дело приемная: место, куда люди приходят за чудом, прельстившись вывеской, которой Нора по праву гордилась.

Витиеватое «М» цвета индиго. Имя, сулящее волшебство. «Элеонора Руль» куда лучше, чем «Нора Ребякина».

А ниже, помельче, дописано: «Медиум. Гадания, связь с духами, эманации эфиров. Строго по записи». Последняя строчка – специально, чтобы бойчее шли.

Немного огорчало соседство галантереи. С другой стороны, зайдет за перчатками дама, и тут же увидит – медиум!

Нора потянулась за шоколадом, с неодобрением оглядела руку. Малюсенькая, пухлая, совершенно не подходящая для ношения опалов и аметистов. И ногти плоские. Кряква!

Клиентов принимала в перчатках. «Дабы не потревожить силы, которые могут впитать жизненные эманации через кожу». Но сейчас, по утреннему времени, можно по-простому, без перчаток и париков.

Только сейчас. Потому что если ты – мышка серая, кто различит тебя в этих гранитах? Сольешься с камнем, растворишься навек, и не спросят – кто это там шуршит да брякает?

Пусть душа твоя – чернильная птица полета нездешнего, но, увы, ничем не приметна ты среди остальных: лавочников, купчих и рассыльных. Разница в том лишь, что им-то – нравится. Разве чтоб жалованье побольше, работы поменьше, и начальство кондрашка хватил, а так – ничего. Можно жить.

Вздох. Пухлая лапка тянется за газетой. Желтоватый бульварный листок, по копейке за штуку.

Объявление в половину разворота: «С большим наслаждением и увлекающим интересом во всей Европе каждый читает о гениальных похождениях и приключениях знаменитого сыщика германской тайной полиции Шерлока Холмса и известного авантюриста под именем «Тайна красной маски»… скука. Даже в альбом нечего вырезать.

«Тело гимназиста С. вытащили из Фонтанки» – божечки, опять! Бедные, бедные мальчики! Как весна, обязательно кто-нибудь вниз головой нырнет – лучше уж так, чем на третий год в одном классе оставаться. У них там высшая математика, латынь с древнегреческим – да она бы сама с моста кинулась от этой науки…

Перевернула газету.

На обороте – реклама белья. В самом низу, в черной рамке какой-то несчастный Бобриков сообщает о смерти незабвенной жены Евдокии Иосифовны, и тут же – бойкое объявление для покупателей готового платья: «выгадываете 25 проц»… Тощища, божечки мой!..

Ресторан «Ренессанс» зазывает в бильярдные кабинеты. Пожар в Карантинной гавани. Пепелище, мертвец… хорошо, пригодится. И совсем рядом.

Норе не нравится гавань.

Жить бы поближе к центру. И чтоб кондитерские под боком да дома с витражами, с мозаикой, с совами и девами над карнизами, с узорами сон-травы да кувшинками – из тех, что сейчас на Петербургской стороне строят. Жить бы в таком доме, возле моста: ажурного, с фонарями, делать променад в новом муслиновом платье. Глядишь, вместо кумушек пошли бы к ней иные персоны…

Вот есть же при полиции пожарная да санитарная часть. И даже для срочных родов отделение есть. А Норино дело – такое же срочное. Утешение людям нужно да надежда…

Взгляд в газетный листок. «Новое вставление зубов весьма дешево без металла, без колец, без крючков и без зацепки к другим зубам». Бррр!

Листок скользит на пол.

Взгляд в зеркало. Брови густые, под ними – юркие мышки глаз. Пальцы придирчиво ощупывают лоб и щеки – не наложить ли крем? До чего сохнет кожа от этой вашей пудры.

Как быть, если мало тебе обрыдлого мира, и мнится, есть за ним еще мир, и еще, словно отражения в коридоре зеркальном, и есть в этих мирах все, о чем мечталось и грезилось?..

Лишь однажды распахнулись ворота негаданного, да и то на минуточку, на чуть-чуть. В шкафу лежит камушек напоминанием о том дне…

А что до пошлых страстей, так это когда некто низенький, круглый, да еще с фамилией Мякишев декламирует Фета и шепчет, что никогда так сердце не трепетало, послушайте – здесь и вот здесь. Так это не то совсем. Божечки, до чего же не то!..

А в бесконечных эфирах плавают духи. Тянут, как Мойры, нити судьбы белозубые цыганки. За грош да браслетик серебряный рассказывают такое! Куда там кругленькому Мякишеву с его сердцебиениями. Им и поверишь: в дорогу дальнюю, в страдания неземные, в страсти запретные да белое пламя, за коим – могущество до доски гробовой.

И кто теперь вспомнит, что первый порыв пройти зеркальным коридором в остывшей баньке на даче у Зиночки Михельсон был по столь нелепому поводу: взглянуть, покажется ли меж зеркал негероический фас, владелец которого, смешно вспоминать, на целое лето поселился в Нориных снах?