Цитаты из книги «Мой дед Лев Троцкий и его семья»

Краткое газетное коммюнике сообщало о казни 83 троцкистов на Дальнем Востоке. Наш 28-летний сын Сергей… также был казнен. Московская газета называла его имя, его обвиняли в отравлении газом рабочих. Мы взглянули друг на друга, оглушенные этой вестью. Слова не имели смысла… Его последнее письмо от 12 декабря 1934 года лежит возле меня на столе. В нем есть слова: «Общая ситуация оказывается крайне тяжелой, значительно более тяжелой, чем можно себе представить». ЛД был сломлен. «Возможно, моя смерть могла бы спасти Сергея», – сказал он. В этот момент я тоже жалела, что живу.

Днем 29 октября 1937 на заседание выездной сессии ВК ВС доставили Сергея Львовича Седова. Дело слушалось в закрытом судебном заседании, без участия обвинения и защиты и без вызова свидетелей. Судебное заседание заняло 15 минут: было зачитано обвинительное заключение, получен твердый ответ Седова: «Виновным себя ни в чем не признаю». Зачитан приговор к высшей мере наказания. В полночь приговор был приведен в исполнение.

коммунистической партии и любимого отца народов СССР товарища Сталина. Настойчиво требуем от Верховного Суда уничтожить троцкистских гадов из антисоветского троцкистского центра – всех до единого».

В единодушно принятой резолюции участники митинга постановили «просить органы НКВД очистить завод от последышей троцкистской агентуры и выявить прямых пособников этой фашистской сволочи». «Мы не позволим, – говорится в резолюции, – чтобы заклятые враги советской земли и дальше посягали на нашу родину, на вождей партии и правительства, на трудящихся социалистической страны. В ответ на омерзительную деятельность озверелых фашистских псов еще выше поднимем революционную бдительность и теснее сплотимся вокруг

вспомнила, как после заседания Политбюро (это было в 1926 г.) у нас на квартире сидел кое-кто из тогдашних друзей в ожидании результата. Я вернулся с Пятаковым (как член ЦК Пятаков имел право присутствовать на заседаниях Политбюро). Пятаков, очень взволнованный, передавал ход «событий». Я сказал на заседании, что Сталин окончательно поставил свою кандидатуру на роль могильщика партии и революции. Сталин в виде протеста ушел с заседания. Мне, по предложению растерявшегося Рыкова и Рудзутака, было вынесено «порицание». Рассказывая об этом, Пятаков повернулся в мою сторону и сказал с силой: «Он вам этого никогда не забудет, ни вам, ни детям, ни внукам вашим». Тогда слова о детях и внуках – вспоминала Н. – казались далекими, скорее просто формой выражения; но вот дошло до детей и даже до внуков: они оторваны от А.Л., что станется с ними? А старшему, Левушке, уже 15 лет

Н. вспомнила, как после заседания Политбюро (это было в 1926 г.) у нас на квартире сидел кое-кто из тогдашних друзей в ожидании результата. Я вернулся с Пятаковым (как член ЦК Пятаков имел право присутствовать на заседаниях Политбюро). Пятаков, очень взволнованный, передавал ход «событий». Я сказал на заседании, что Сталин окончательно поставил свою кандидатуру на роль могильщика партии и революции. Сталин в виде протеста ушел с заседания. Мне, по предложению растерявшегося Рыкова и Рудзутака, было вынесено «порицание». Рассказывая об этом, Пятаков повернулся в мою сторону и сказал с силой: «Он вам этого никогда не забудет, ни вам, ни детям, ни внукам вашим». Тогда слова о детях и внуках – вспоминала Н. – казались далекими, скорее просто формой выражения; но вот дошло до детей и даже до внуков: они оторваны от А.Л., что станется с ними? А старшему, Левушке, уже 15 лет[148]…

После смерти Зины Александра Львовна Соколовская взвалила на свои плечи заботу о внуках. Ей было уже под шестьдесят, но она выглядела, как я уже сказал, глубокой старухой. Александра Львовна не могла забыть одно из последних писем, в котором Зинаида больно упрекала мать, что та не смогла сохранить семью и сделала всех несчастными. Подобные, полные глубокой боли, упреки от старшей дочери довелось выслушать и самому Троцкому…

Вскоре после приезда Зинаиды в Берлин последовал непоправимый удар: 20 февраля 1932 года правительство СССР, напомню, лишило советского гражданства не только Троцкого и его жену, но и всех его родственников, бывших в то время за границей…

Вскоре после начала лечения дочери в Берлине Троцкий получил письмо от его знакомой – Александры Рамм, которая взяла на себя заботы о молодой женщине. В нем говорится, что «состояние Зины осложняется не только из-за болезни легких, а прежде всего душевного состояния… Заболевание произошло бесспорно в Константинополе. Она приехала туда полная самых больших ожиданий к своему знаменитому отцу и т. д., но скоро пережила большое разочарование. Вылилось это в форму: меня не любят. Кто виноват?.. Помимо того, она чувствует себя одинокой, она больна. Сестра умерла. Постоянная боязнь…»

лет. «Ильич» без груза и без пассажиров отчалил около часа ночи.