Золотой храм

Я совершенно не помню, откуда я узнала про Юкио Мисиму, но, тем не менее, давно уже порывалась его почитать. В моём представлении он рисовался эпатажным автором откровенных произведений (так я решила, будучи наслышана об "Исповеди маски"). Но всё же по случайности, впрочем, начала с "Золотого храма", и, наверное, не зря, ведь это самое известное произведение Мисимы.
"Золотой храм" обрушился на меня своей многозначностью смыслов и символической структурой. После первого прочтения я признала, что мало что поняла. Меня редко настигает такое замешательство - обычно я наоборот достаточно ясно вижу общий замысел произведения. А тут дело прямо-таки застопорилось. Я начала искать литературоведческие статьи, чтобы знающие люди мне объяснили, о чём я только что прочитала. Теперь я могу сказать, что в целом я достаточно верно истолковала фабулу и то, что в "Золотом храме" относится к европейской традиции. А вот отсылки к восточной философии мне малопонятны, поскольку Азией я никогда глубоко не интересовалась. Хоть тот же Ясперс, размышляя об осевом времени, проводит аналогии между различными культурами, которые в один исторический момент перешли к структурно похожему мышлению... и всё же нет. С позиций европейской культуры очень нелегко понять паттерны азиатской, наверное, культурные манифестации последней очень отличны, хотя я и согласна с Юнгом в том, что мифологическая основа обща для всех народов.
Япония как единый культурный фон романа вызывает тревожное ощущение сумрачности. Золотой храм в ней выглядит как яркий световой символ, который иногда возникает в мрачных снах, полных абсурда, напоминающих картины Уильяма Блейка. Мисиме удалось описать такой безнадёжный мир, в котором неудивительно появление такого героя как Мидзогути. Любопытно, что имя главного героя вообще редко фигурирует в романе - это, разумеется, часть образа "маленького человека", но не такого, как в русской литературе, где "маленький человек" вроде и бы и неплохой, зачастую просто несчастный, просто неприметный - маленький, одним словом. Нет, это "маленький человек" с большими амбициями. Разумеется, всё, абсолютно всё, первым делом напоминает историю Герострата, чей поступок с точки зрения его философского смысла вообще взволновал философию ХХ века, склонную к индивидуальной саморефлексии. Это такая уже, видимо, ставшая даже архетипической история ничтожества, желающего приобщиться к великому. Субъектом здесь всегда выступает некто, несущий в себе исключительно деструктивные мотивы, а объект - можно сказать, безукоризненное воплощение прекрасного, играющее связующую роль между земным и небесным. На мой взгляд, здесь воплощается извечная тема конфликта человека с Богом, которая с конца XIX века переходит в более материальное измерение (но её истинное значение всё равно считывается). У Мисимы Бог вообще исключён из этой проблематики - эстетика у него заменяет этику (что вообще очень характерное веяние времени, постулированное ещё в XIX веке Оскаром Уайльдом).
Как говорится, чертовщина заводится там, где пустота, вот в таком пустом, лишённом этических категорий мире и завёлся некто вроде Мидзогути. Добро здесь нежизнеспособно, поэтому надежды главного героя на моральное возвышение погибают вместе с тем, кто являл собой пример этого добра. Зато есть антагонист-соблазнитель, и, в общем, не секрет, что в этом произведении сильны фаустианские мотивы с характерным для этого сюжета предопределением нравственного падения главного героя.
Самый сложный смысловой пласт представляют собой символы красоты и смерти. Но это лейтмотив всего творчества Мисимы, поэтому, наверное, вне контекста остальных его произведений, вне их развития Мисиму вообще сложно понять. Отводя Красоте решающую роль, Мисима близок Достоевскому, но у последнего Красота этически облагорожена и во многом вписана в религиозный нарратив - у Мисимы, разумеется, этого нет, поэтому она становится вечно ускользающим и в целом вызывающим фрустрацию явлением. Если для европейской культурфилософии, для Хайдеггера, например, искусство, в первую очередь, вещественно - оно должно облечься в творение, то Мисима в лице главного героя "Золотого храма" размышляет о Красоте в категориях пустоты. Думаю, здесь необходимо даже не знание восточной философии, а вчувствование в неё, чтобы понимать эти категории дзен, но я могу лишь смутно прикоснуться к этому своим сознанием, скажем так.
Танатологические мотивы, как мне кажется, действуют в связке с понятием Красоты, служат ему, позволяя Красоте высвободиться из вещности, которая, видимо, для Мисимы совершенно излишня. Философия Мисимы похожа на бурлящий поток, который не находит для себя выхода и завершения. Красота взывает к Смерти, но та, в свою очередь, ни к чему не ведёт. На этой ноте и заканчивается "Золотой храм".

Как мне подступиться к Золотому храму и попытаться объять необъятное? В одноимённом романе Мисимы напластовано столько смыслов и оттенков, что одного прочтения явно недостаточно. Это бесконечный коан, многодневная тема для медитации, которая с каждым новым подходом поворачивается к тебе другим боком, иногда совсем неожиданным.

Я сейчас напишу о том облике Золотого храма, в котором он мне явился при этом прочтении, но это отнюдь не значит, что я буду говорить о самом очевидном, самом важном для меня или каком-либо другом "самом". Просто в данный момент "Золотой храм" читается мной именно так.

Надеюсь, никого не удивит, что я не буду предупреждать о спойлерах, что Золотой храм сгорит. Хотя я встречала людей, которые искренне жаловались на то, что им проспойлерили финал фильма "Адмирал", дескать, помер адмирал-то, зачем об этом говорить. Впрочем, недостаток школьного образования у этих товарищей не равнозначен ценности сведений о Золотом храме, вряд ли много кто им в России интересуется. Тем не менее, факт остаётся фактом — Золотой храм существовал, в пятидесятом году некий монах его сжёг, а Мисима так впечатлился сим событием, что накатал отличнейший роман едва ли не в жанре криптоистории. То бишь он попытался реконструировать внутренний мир монаха (по его представлению, само собой), мотивы сжигания храма и как он вообще до жизни такой докатился.

Дальше много и скучно.

Главным гером "Золотого храма" является тонко чувствующий мир вокруг юноша, некая изолированность которого от общества определяется не только своеобразным складом ума, но и физическим изъяном. Мидзогути сильно заикается. Нам сейчас, возможно, это не кажется большой проблемой. Но, во-первых, японское понятие об отличиях человека от большинства несколько иное. Во-вторых, на дворе предвоенные времена, когда с толерантностью к недостаткам во всём мире было чуть хуже. Ну и, в-третьих, в Мидзогути с детства сильно чувство прекрасного (и тут во многом постарался — к счастью или огорчению — отец-священник), а заикание сильно эту картину прекрасного портит. То есть, Красота с большой буквы для Мидзогути изначально закрыта, и ничего он с этим поделать не может. Возможно, это ещё одна причина, по которой он совершает мелкие набеги на прекрасное (например, ни с того, ни с сего испещряет царапинами ножны кортика молодого уберменша, ибо уж очень они хороши). Не исключено, что от этого изъяна идёт и его постоянная тяга к тёмной стороне. Хотя с другой стороны, гармония, а значит и прекрасное, невозможна без тьмы, как и Янь без Иня будет недотыкомкой.

С детства идеалом Красоты и Прекрасного (это пошло, но я попробую всё-таки выделить это большими буквами, так как понятия действительно очень обширные, идеальные и едва ли не философские) для Мидзогути становится, собственно, Золотой храм. Отец столько рассказывает мальчику о нём, что в воображении храм становится настолько крутецким, что побивает все рекорды по поням и радугам. Совершенно логично, что настоящий Золотой храм в плоти и дереве разочаровывает главного героя. Потемневшее старое здание, всего-то и. Он сам не знает, чего ожидал от храма. Волшебника в голубом вертолёте? Блёсток и синдрома Стендаля? Ожидания не оправдались, но всё постепенно приходит в норму, потому что Мидзогути отнюдь не дурак. Он понимает, что в самом здании ничего быть и не может, это просто здание. Вся суть храма и Прекрасного — в символе, внутреннем дузовном смысле. И Мидзогути хочет интегрировать себя в Золотой храм, стать причастным великому Прекрасному. кто ж не хочет стать Золотым храмом?

У меня ещё шевелилась мыслишка на первых страницах, что Золотой храм заменял Мидзогути отца. То есть отец, конечно, в жизни мальчика был, исправно поставлял сведения об объекте фапа — храме — и... И всё. Чему ещё у него можно было научиться? Смирению, когда твоя жена на твоих глазах зажигает с другим? Мидзогути не может просто закрыть глаза в трудную минуту, как это делает его отец, поэтому он обращается к храму, как к источнику ответов на все сложные вопросы.

Самая моя любимая линия в романе — постепенное разделение героя на тёмную и светлую частичку души, а также появление двух двойников. Как водится, один светлый, другой тёмный, два весёлых гуся. Светлый Цурукава (крепитесь, имён в романе не так уж много, но все длинненькие) подпитывает прозрачность главного героя, его открытость миру и верность высоким идеалам. Уродливый и хромой Касиваги — тоже учитель, но хорошему он не научит. Касиваги отрицает мир, словно видит его искажённым, как на реверсе цветов. У него есть все возможности быть славным парнишей, но он предпочитает деструкцию. Так и получается, что Касиваги понемногу отравляет главного героя, ведь яд так легко усваивается юными податливыми организмами, а Мидзогути к тому же восприимчив ко всему и гибок, как стебель бамбука.

Интересная линия стыда, которая ярко показана не в одном только "Золотом храме", но и в других романах. Видимо, уж очень сильно эта тема припекала Мисиму. Главный герой совершает не одну гадость в своей жизни. Он очень хочет, чтобы его поймали, уличили, разоблачили, и это принесло бы ему возможность покаяться, а значит и прощение. Но всё не так просто. И опять же один из возможных подтекстов, почему главный герой решил сжечь Золотой храм, — он захотел очищающего огня, аки у Феникса. Сжечь всё дотла, вместе со своими внутренними проблемами.

Ещё одна из любимейших подтем романа — соотношение вечного и временного, как раз в контексте Прекрасного. Золотой храм, казалось бы, принадлежит ко временной рукотворной красоте. Со временем позолота поблекнет, доски сгниют, и даже при умелой реставрации это будет уже не тот Золотой храм. Но главный герой воспринимает это здание как символ, а значит Золотой храм существует для него в идеальном мире и принадлежит к вечной Красоте. Так что ничего удивительного, что он порывается его сжечь и освободить бренную оболочку. Ведь действительно позолота облупилась, а доски ссохлись, в памяти же потомков Золотой храм останется прекрасным и сияющим, совсем как в воображении Мидзогути-ребёнка.

Тут можно намедитировать себе ещё десяток причин, по которым Мидзогути взял спички и пошёл к храму. Выбирайте те, которые вам кажутся наиболее важными. Формальным поводом же станет присказка про "Встретишь Будду — убей Будду", главный герой идёт этому самому Будде навалять.

И вот тут очень интересный момент, который мне нравится в романе больше всего. Главный герой подходит к храму со спичками, завершены все приготовления, он понимает, что достаточно одного только движения и ничего его не останавливает... И он осознаёт, что храм-то сжигать необязательно. Это как со звуком падающего дерева, который неизвестно, есть ли, если его никто не слышит. У себя в голове он уже сжёг Золотой храм, деяние не может быть остановлено, а значит оно всё равно, что совершено.

С этого момента я настолько влилась в текст, что старалась читать помедленнее. По одной простой причине: я знала, что храм всё-таки будет сожжён. Это тот же умирающий Колчак, факт не изменить. Но храм существовал на страницах романа и параллельно в мире книги внутри моей головы, а значит, чем медленнее я читала, чем дольше храм имел возможность стоять. Пусть и в таком зыбком воображаемом месте.

Последние страницы романа довольно противоречивы по отношению к главному герою. С одной стороны, он вполне удовлетворён своим деянием, а значит оно что-то повернуло в его голове, и квест был закрыт. Правда, текст не даёт нам достаточно информации о том, что именно в его голове перещёлкнуло. по крайней мере, убивать себя главный герой раздумал. С другой стороны, вершины Прекрасного Мидзогути так и не смог достичь, хотя пытался. Не знаю, как соотносится храм-здание с его отношением к Прекрасному, но в самую высокую башню здания, а значит и на вершину Красоты от там и не смог забраться, хоть ты тресни.

В общем, это прекрасный, прекрасный, прекрасный роман. Многогранный, многоликий, многоумный и многохитрый. Всё в нём меня удовлетворило: и неспешность повествования, и ловкий сюжет, и красота перевода (спасибо, Григорий Чхартишвили), и обилие тем для обсуждения. То, что я к нему вернусь, сомнения не вызывает, потому что переварить такой объём информации в один присест просто невозможно. Да и не нужно. Есть тут такая особенная чисто восточная фишечка, когда они могут извлекать профит и удовольствие из обыденных вещей. Поставить вазу с одиноким цветком на стол и каждый день смотреть на неё другими глазами. Так и тут. Я ещё до фигищи тем не затронула, которые в романе поднимались, ни слова не вякнула про дзен-буддизм и отношения с женщинами, а уже из одного этого можно накатать отзыв более многобуквенный, чем сейчас перед вами. Но всё это я оставлю на потом.

Восток - дело тонкое, как известно. И это в полной мере относится к японским авторам. Завораживающе чужие - вот моё обычное впечатление, не позволяющее поставить максимум возможной оценки книге. Не потому, что не нравится, что вы, просто я уверен, что понимаю мотивацию не до конца, или понимаю, но не так. Прочитать десятистраничный рассказ о том, как мыслит растущая травинка, или как так вышло, что пола халата в одном месте шелковистее остальных - лишь один из возможных примерных вариантов. Роман Мисимы многослойнее пирога твоей бабули и безусловно потребует повторного прочтения, чтобы полнее впитать в себя то, что происходит во внутреннем мире главного героя Мидзогути. Может так статься, что какие-то части романа, к примеру, дзен-буддистский аспект, будут совсем неинтересны или непонятны, но это нормально, просто дайте книге шанс.

Я стараюсь почти всегда писать без спойлеров, либо оговариваю формат вначале, но в данном случае скажу честно - храм сгорит, можете меня колотить за разглашение. Но мы с вами мультикультурны, давайте притворимся, что уже знали об этом историческом событии. Если коротко, то сюжет основан на факте сожжения Золотого павильона Кинкаку-дзи в Киото молодым буддийским священником в 1950 году. Это был национальный памятник 14 века, чьё уничтожение шокировало Японию. Мисима старался смотреть на всё глазами того самого послушника, адепта Герострата. И хотя персонаж разрушителен сам по себе, он правдоподобен и хорошо продуман. Вас затягивает в мир Золотого храма, которым одержим Мидзогути. Парадоксально то, что Золотой Храм при всей своей разрушительной сути бесспорно является произведением о красоте.

После смерти отца юный Мидзогути становится послушником при Золотом храме, патологически благоговеет (и неизбежно ненавидит) объект поклонения. Мы узнаем, что с детства он позиционирует Золотой Храм в своем сознании как единственное во вселенной мерило красоты и божественности. Красота по Мисиме - не только экстерьер, но и потенциал для духовного роста, не только собственного, но даже и чужого. Слабая и почти отсутствующая фигура отца, которого Мидзогути не уважал, вытеснена образом Храма. Он говорит с заиканием, частично поэтому считая себя уродом, и видит свою уродливость в противопоставлении с великой красотой храма. Мисима потрясающе описывает состояние Мидзогути, когда тот видит, что другие дети говорят без проблем. Заикание поставило преграду между ним и внешним миром. Самый первый звук похож на ключ от двери, который отделил его внутренний мир от внешнего, и Мидзогути понял, что при раздаче дверей ему достался ржавый ключ. Взаимоотношения с женщинами и то, что они для него символизируют, также укладываются в мозаику, сквозь которую послушник смотрит на мир. Фактически, красота - это первая и основная проблема. Как она приходит в мир? Если красота уже существовала там до рождения Мидзогути, то это означало, что его собственное существование было вещью, далекой от красоты, его как бы насильственное внедрение туда. Процесс рационализации дзен-буддизма великолепен, очень точно показано, как человек может убедить себя в чём угодно, путём выборочного интерпретирования догматов в нашем случае. Красота временна, как и всё, кроме страдания. Так пора же!

Мои попытки объяснить психологию нашего героя кажутся мне искусственными, потому что лучше однажды прочесть самим, чем много об этом прослушать. Единственное, что я бы ещё хотел упомянуть - тонкое описание борьбы Добра и Зла в душе Мидзогути через его знакомых Цурукава и Касиваги. Как ангел и чертик на плечах. Через диалоги и тонкое кружево мыслей читатель узнает о разнице мгновенной и вечных красот, о том, что симпатии нашего героя ограничиваются такими вещами, как музыка, которая волшебна, но мгновенно исчезает, не застывая в конкретных формах. Идея поджога прорастает в духовное исцеление и разрешение от бремени. Ненависть к красоте, влияние Касиваги, коррупция руководства Храма, склад характера, положения дзен-буддизма и множество других тонких причин сдетонируют в одну катастрофическую ночь. Прошу вас, подглядите за этим заревом хоть одним глазком, великолепная и трагическая ночь.