Игры зверей

“Он прав, подумала Юко. Три рыбки, угодившие в сети греха”

1961 год. До публикации статьи Карпмана с описанием его культового треугольника остается 7 лет.

Кодзи, один из главных персонажей романа, из первого ряда наблюдает за трагедией семейной жизни Юко и Иппея. Ему жаль несчастную женщину, вынужденную терпеть развлечения своего нарциссичного супруга… из этой жалости постепенно рождается любовь.

Треугольник начинает движение. Одно случайное (?) стечение обстоятельств - спасатель превращается в агрессора, получившего тюремный срок и к его концу глубоко раскаявшегося.

Треугольник движется - в какой-то момент ты с ужасом осознаешь всю жестокость слов и действий, казалось мягкой и трепетной, женщины. Бессилие человека утратившего язык. Смирение бывшего заключенного.

Треугольник ускоряется - роли все чаще меняются. Здесь нет ни крови, ни физического насилия. Порой, агрессору они и не нужны. Все “тоньше” и драматичней. Манипулятивней. Кто есть кто уже и не разберешь. Возможно даже тот кого все давно списали со счетов просто искусно "дирижирует" окружением.

Терапия говорит нам, что выйти из треугольника Карпмана можно, осознав.

… вот только всегда ли участники хотят его покинуть? Или “игра” внутри может быть настолько захватывающей, что никто не будет к этому готов? И можно ли устать в эту игру играть?

... от чувства вины поцелуй на вкус как пепел.

завершила свой книжный год знакомством с Мисима️

и зря я не прильнула к нему раньше. язык влюбил меня с первых строчек: ажурный, узорный, витиеватый, и можно разглядеть почему символы и образы важны здесь не меньше сюжета

роман походит на картину любовного треугольника, нарисованного легкими мазками карандаша. рассказывать о сюжете не хочется, просто потому что роман займет всего пару часов вашего времени, пусть это останется интригой️

роман о жестокости, возникающей из любви

"Игры зверей" относят к зрелому периоду классика японской литературы, которого в России в последние годы продолжают открывать широкому кругу читателей, помимо традиционных "Золотого храма" и "Исповеди маски". Роман нельзя назвать программным для автора, поэтому и отзывы не столь категорично хороши, а скорее противоречивы. Но все они, пожалуй, не учитывают одного момента, который отражён в конце текста в примечании: Мисима писал свой роман как пародию на пьесу театра Но "Могила девы" японского актёра и драматурга XIV века Канъами Киёцугу. И здесь, кажется, кроется тот самый "дьявол в деталях": пародия – не адаптация и не ремейк, а комическая стилизация, если слово употреблено правильно. Как и что делать, учить писателя не нужно: он создавал и для театра, а некоторые пьесы ставили не только в Японии. Но чисто комического у Мисимы быть не может, только с приставкой "траги".

Любовные треугольники и прочие фигуры в творчестве автора также присутствовали. К примеру, в "Жажде любви" или "Запретных цветах". Но здесь герои получаются скорее схематичными, как и всё произведение в целом. В театре Но актёры используют маски, которые обозначают амплуа, а у каждого жеста или действия есть своё значение. Возможно, театрального эффекта Мисима и добивался в нелинейном повествовании, не столь гармоничном, как обычно, пытаясь передать каноническую историю, которая с самого начала обречена на трагический исход. Текст написан очень просто, ровно, без особых сюрпризов по ходу сюжета, поэтично, как только Мисима умеет. Герои ведут себя на 100% в японской традиции – они не стараются изменить судьбу, а покоряются ей. Более того, схематичность персонажей не отрицает разноплановости характеров. Иппей, получивший по голове от любовника жены и превратившийся в ребёнка, – в числе ярких и запоминающихся героев в библиографии писателя.

Пожалуй, важнейший момент в "Играх зверей" заключается в том, что здесь нет однозначных героев и злодеев. В зависимости от вашего угла зрения статусы могут меняться. В конечном счёте это история о самопожертвовании, взаимоотношениях, которые обречены на печальный конец, и предопределённости выбора в традиционном обществе, где женщина находится в подчинённом положении (в 1950-х страна недалеко продвинулась с XIV века в этом плане). Грустный, парадоксальный и лаконичный роман столпа японской литературы.