Отзывы на книги автора «Ясунари Кавабата»

– Да, но разве страдания не оставляют душевных ран, если они даже проходят?
– Не знаю… Иногда мы очень страдаем, но проходит время, и прошлое со всеми его страданиями становится нам дорого…

Совсем недавно писала рецензию на другого японца и что там, что тут мне на ум приходит сравнение литературного произведения с зарисовками, этюдами, чем-то зыбким, акварельным, расплывчатым. Видимо, это национальное, присущее многим, а то и большинству японских произведений. Сюда же можно, пожалуй, отнести и символичность, такое ощущение, что каждая вещь, встречающаяся в тексте, упоминается не просто так, а с каким-либо подтекстом, скрытым смыслом. Например, кружка это не просто предмет, из которого пьют чай. Это и воспоминания как о приятных, так и о неприятных моментах, это и вещь, прошедшая через руки всех основных героев романа, подчеркивающая их странную, местами противоестественную связь, это и противопоставление мира неживых вещей, которые могут прожить сотни, а иногда и тысячи лет, миру людей, которые столь хрупки и недолговечны и в любой момент могут умереть. Или, например, журавль давший имя роману, всего лишь деталь, изящное украшение женской сумочки. Это на первый взгляд, а стоит присмотреться, кому именно принадлежит эта вещь и с чем его обычно ассоциируют в японской культуре и снова все наполняется символами и намеками.

Многогранный, многоуровневый роман, в нем как минимум три пласта повествования, один переплетается с другим и дополняется третьим, и это только то, что смогла найти и увидеть я, вполне возможно их там больше. Отношения молодого парня Кикудзи с любовницей его покойного отца, в которые оказываются вовлечены еще несколько человек - это основной пласт повести, порочные, болезненные связи этих людей, которые разрушают их самих, внушают им мысли о грехе и грязи, мешают жить нормальной жизнью. Второй пласт - это размышления о жизни и смерти, о живых и мертвых, тут и ранний уход из жизни по независящим от человека причинам, и самоубийство от невозможности жить счастливо, и сомнения, терзания и угрызения совести тех, кто был близок умершим, попытки понять уже навсегда покинувших нас людей, не было ли моей вины, все ли я успел, а правильно ли я понимал... Третий пласт - природная гармония; жить в мире с собой невозможно без понимания окружающего нас мира, отсюда и столь пристальное внимание к чайной церемонии, ведь в ее основе заложены гармония и эстетика, неспешность и созерцательность.

А упомянув природу, уже невозможно не переключиться на мое восхищение слогом автора. Как же прекрасно он описывает любую природную картину или явление, будь то горы или море, ночное небо или ливень, все моментально оживает в воображении читателя. Тот случай, когда писатель может говорить о чем угодно, а я буду слушать, развесив уши и млея от удовольствия. И даже некая обрывочность финала абсолютно не испортила моих впечатлений от первого знакомства с автором, здесь и не могло быть другого законченного итога, мы просто, отодвинув ширму, ненадолго погрузились в жизнь героев и, понаблюдав украдкой, деликатно эту ширму снова задвинули, оставив их разбираться с миром и собой, ведь еще не все иероглифы их жизни написаны...

Сосредоточен,
не слышит шумных детей
мастер игры в го

А Ясунари Кавабата сосредоточен, не слышит за плечом дыхание западного читателя, ждущего сюжета, экшена, этнографических пояснений.
Кавабата, как всегда, хоккуистичен. Прозаический его текст - сплошная поэзия хокку. Максимум заложенных смыслов при минимуме слов. Игра бликов и философии. Простота стиля и глубина содержания.
- Отражение белого веера мастера беззвучно двигалось по черному лакированному подносу, на котором стояла охлажденная вода.

- Шелковица распустила свои листья. На черной накидке-хаори Отакэ пояс казался ослепительно белым.

- Когда Отакэ делал 73-й ход, на лужайке резвились четыре черных щенка. Потом небо снова затянулось легкими облаками.

Книга - подробное, пошаговое описание партии игры в го. Одной партии. Книга, так глубоко раскрывающая Японию. Книга, демонстрирующая полное пренебрежение автора к иностранному читателю. Полный внутреннего достоинства, о котором о столько писал в романе, автор повествует для японцев о чем-то очень и очень японском. Ты можешь, сжав упорно губы, следовать за мыслью автора - но никаких поблажек, снисхождений к твоему незнанию или твоей чуждой японскому духу психолигии.
Оказывается го - это жизнь духа, борьба энергий, божественная игра.
Оказывается, медитация входит в необходимые ежедневные упражнения игроков в го, но состояние мастера в игре ближе скорее к боевому трансу.
Оказывается, го скорее национальный релизиозный культ, чем национальный спорт.

Внимание! С этой книгой вы можете составить и свою партию игры.
Начинайте читать и обратите внимание, что каждый абзац наровит сложится в знаменитое трехстишье. Каждый! Делайте ходы. Победа заключается в том, чтобы, используя меньшее количество предложений, переложить их в большее количество хокку.
Начала и еле-еле остановилась:

***
Кажутся выпяченными
Плотно сжатые губы
Мастера игры в го.

***
Чист и холоден воздух
Предельно спокоен
Мастер игры в го

***
В хоси или в комоку?
Замерли зрители
в ожидании первого хода

***
Стало шумным дыхание -
Учуял сражение
Дух мастера го.

P.S. Кстати! Теперь каждый раз, читая дискуссию между активными любителями "плюсиков" и позитивными "простотакцами", я буду вспоминать слова Кавабаты об игре в го с американцем. Тот проигрывал раз за разом и, к удивлению рассказчика, ни мало этим не огорчался :

Я готов был склониться перед его неистребимой жизнерадостностью. Рядом со столь наивной и простодушной слабостью я чувствовал себя злобным извращенцем.

Что именно заставляет меня читать эту книгу, где эти невидимые ниточки? Именно этот вопрос меня мучил, потому что на поверхности крайне сухое повествование, с документальной точностью описывающее мучительно долгую партию. Эту книгу я читала после прочтения "Ветки сакуры" Овчинникова, поэтому мне было легче понять, чем именно японцев привлекают такие истории без явной морали. А вот моя реакция меня удивила, казалось, что абсолютно не за что зацепиться, однако книга понравилась.

«Цикада и сверчок» — сверчок сразу виден на минималистской обложке, а вот насчёт того, где притаилась цикада, я думала довольно долго, пока не догадалась заглянуть под суперобложку и найти рельефное насекомое, выгравированное на тёмном переплёте.

Всего в книги три части. В первой — роман «Стон горы», о котором я уже писала ранее, поэтому повторяться не буду.

Вторая часть — роман «Старая столица», который понравился мне ещё больше, чем «Стон горы», хотя по духу они очень близки. Перед нами традиционная Япония, которую мы отвыкли видеть после Мураками и безумных ютубовских роликов. Здесь свои законы, свои правила поведения, здесь ценится скромность и особенный утончённый вкус. Близость японцев к природе и её особое понимание просто потрясает. Сюжет романа довольно интересный: есть девушка, которую в детстве подкинули в довольно состоятельную бездетную семью. Она выясняет, что у неё есть сестра-близнец, живущая среди рабочего люда. И такая, казалось бы, «сложная» семейная и отношенческая проблема решается совершенно не так драматически и бурно, как это было бы, например, в индийском кино. Отношение приёмных родителей, самой сестры-близняшки и предполагаемого жениха ко всему этого совершенно ровное и спокойное, даже удивительно, как они могут с лёгкостью преодолевать психологические препятствия.

Очень интересен антураж произведения. Главные герои связаны с производством традиционной японской одежды и с созданием эскизов для вручную сотканной ткани. И к этому делу они относятся со всем буддистским и дзеннским терпением, делают работу не тяп-ляп, а изучают природные явления, состояния души, ориентируются на работы древних мастеров и на веление собственного сердца, чтобы только нарисовать какую-то маленькую шишечку, которая украсит пояс или кимоно. Описания различных древних традиций и праздников тоже завораживают, например, вот так вот поэтично японцы могут выпивать:

Кёкусуй-но эн означает Пиршество у извилистого ручья. Гости в старинных одеждах располагаются вдоль ручья, по которому пускают деревянные чашечки с сакэ. Пока чашечка плывёт к очередному гостю, он должен сочинить стихотворение или нарисовать картинку, выпить из чашечки сакэ и пустить её по воде к следующему гостю. Обслуживают такое пиршество юные отроки.

А вот заканчивается роман плавно, так что любителям экшена он по вкусу точно не придётся. Финал открытый, не то чтобы неожиданный, но совсем несфокусированный.

Третья часть — «Рассказы на ладони». И вот это читать было сложновато. Несколько десятков крошечных рассказов (некоторые всего в полстранички), понять которые очень и очень нелегко. Они похожи на коаны и хокку одновременно, небольшая эмоциональная зарисовка, над которой можно долго думать, но так ничего и не надумать (хотя иногда, наоборот, можно заработать просветление, пытаясь прочувствовать автора за этими строками). Некоторые из них очень жуткие, некоторые — чересчур романтические и розовые, некоторые вообще непонятные напрочь, что к чему. Думаю, каждый сможет найти в них что-то интересное для себя, но вот читать их по несколько штук подряд тяжеловато, особенно когда идёт волна мини-рассказов, не подходящих тебе по настроению и вкусу.

Прекрасное издание прекрасного автора.

Цитата:

В Китае игра в го считалась игрой небожителей, в ней скрывалось нечто божественное. Но догадка о том, что триста шестьдесят одно пересечение линий на доске объемлет все законы Вселенной, божественные и человеческие, родилась в Японии. История игры в го показывает, как Япония, заимствуя за границей какую-нибудь новинку, вдыхает в нее свою жизненную силу и превращает в истинно японское явление

Букв "Е"- если вам за восемьдесят

Впечатление:

Ну как бы..... если даже Вам за 80-т -это не значит, что Вам все равно, что читать и вы готовы помереть от скуки во время чтения (интересная смерть, конечно).

В качестве "книжного лекарства", книга, конечно не подходит, в качестве знакомства с игровой, спортивной культурой Китая-да, может быть интересно.

История незмысловтая, ГГ одновременно превозноситься, как мастер игры и стирается, как личность.

Для меня составляет сложность восточной литературы, так как я начинаю путаться в героях и местах, что начисто отбивает желание читать дальше. Но понравилось, что игровая тематика представлена в таком виде. Раньше я тоже любила играть в маджонг :), но все же ожидала от книги чего-то более интересного и захватывающего.

Еще вспомнила эту игру по сериалу «Волчонок», так как Стайлз играл в «го», находясь внутри своего сознания.

О чем книга: Роман рассказывает о старом мастере игры "го", который был стар и болен и его последней игры, которая игралась максимально тщательно, растянуто во времени. Параллельно всплывают воспоминания о своем пути и игровых традициях Китая.

Читать/не читать: нет

В какой-то момент, практически совершенно случайно, я загорелся идеей научиться играть в го. Я попробовал играть с приложением на телефоне, но у меня не очень получилось. Смотрел сайты клубов по игре в го в Москве, но сходить куда-то поучиться так и не собрался. Постепенно желание поутихло и осталось только в дальних уголках сознания. И вот теперь, кажется, оно исчезло полностью. Я прочитал данную книгу, и понял, что го – не моя игра. Хотя бы ради этого стоило прочесть.

В книге описывается последняя партия лучшего мастера игры в го Сюсаи Хонъимбо. Это реальная партия, состоявшаяся в 1938 году, хотя книга не документальная, и его противник в книге носит другое имя, чем в реальности. Читатель сразу знает исход партии, тем не менее следить за ней все равно до некоторой степени интересно. Даже если не понимаешь половины терминов. Главная идея книги – противопоставление поколений через игру. Мастер – игрок старой школы, для него в игре больше важны традиции и ритуалы, чем правила. Но на смену приходит другое поколение, более молодые игроки, которые, отдавая уважение традициям, тем не менее, дерзают рассматривать игру еще и как спорт, с его контролем времени, допустимыми уловками и строгим регламентом. В конце мастер умирает (это не спойлер, об этом тоже сразу известно), он завершил свою последнюю игру, но и места в стремительно развивающемся мире для него не остается. Партия длилась очень много часов с большими перерывами из-за болезни мастера. Она показана глазами третьего лица – журналиста, которым в реальном мире выступил сам Ясунари Кавабата. Его позиция вроде ясна, он смотрит в будущее, но сожалеет об утрате прошлого, его симпатии на стороне мастера, хотя он и пытается держать нейтралитет.

Я же в какой-то момент понял, что мне оба игрока не симпатичны. Это удивительно, и я немного покопавшись в себе, понял, что дело не в игроках, а в игре. Мне чужда позиция, что игра может быть священнодействием. Я не вижу ничего такого, чтобы почитать журнал, пока противник два часа думает над своим ходом (в книге это описано, как нечто мерзкое). Причем преклонение перед игрой, наблюдается и у «новой школы», да иное, но не лучше, в целом я не увидел большой разницы. Если это игра для избранных, то лучше без меня. Да, с момента описываемых событий прошло много больше полувека. И весьма возможно, что японцы больше не смотрят на европейцев, как на детей, которым недоступно искусство го. В любом случае, желание у меня играть окончательно пропало, если очень захочется стратегической настольной игры – выберу привычные шахматы.

Попытаюсь написать по горячим следам. Пока эмоции не улеглись.
Я в сторонке от восторгов. Я среди тех, для кого эта книга оказалась недоумением. И не помогли ни красивый слог, ни прекрасные описания природы, ни изысканные чайные церемонии.
Не люблю героев, которые сами не понимают, чего они хотят от жизни, при этом подминают под свои метания окружающих людей.

Как Кикудзи, который в свои 28 лет находится в каком-то душевном неравновесии и полном раздрае. У него детская травма, нанесённая отцом, приведшим однажды сына к своей любовнице госпоже Тикако с родимым пятном на груди. И это пятно на всю грудь, так и стоит у Кикудзи перед глазами. Но главное то, что эта женщина никуда не делась из жизни юноши. Она была вхожа в дом при живых родителях, и сейчас без всякого стеснения распоряжается его домом и его судьбой. Тяжёлая, токсичная, невероятно назойливая особа, которой неведомо слово «нет». Но и Кикудзи не может категорично отвадить эту женщину. Надо сказать (хотя я уже писала) он словно потерялся в каком-то неведомом ему пространстве. То ли он любит бывшую любовницу отца, ещё одну любовницу (ага, отец тот ещё казанова), ли ли ему мила её дочь Фумико, то ли он решил жениться на протеже Тикако Юкико…
И между всем этим чайные церемонии, яркие кимоно, и бесконечное прости, нескончаемые рефлексии по поводу прежних грехов, настоящих желаний и предстоящих ошибок… Напрягает

Когда живёшь в постоянном напряжении, когда не знаешь, что принесёт завтрашний день, такое как-то непроизвольно напрягает. Боги, было б о чём страдать!

"Я даже по телефону слышу тишину вашего дома" – встретив где-то эту цитату, я тут же добавила книгу в вишлист. И выяснила, что слишком она для меня созерцательная, слишком похожа на чайную церемонию, в которой пристальное внимание уделяется даже сочетанию напитка и чашки и сопровождающим вековой ритуал цветам. Всё многоцветие повести заключено в деталях: в недосказанных словах и недоговорённых фразах, в панорамах природы, в окружающем быте, в самом методе повествования автора.

Жил один японский мужчина, у которого были жена и маленький сын. И недолгая любовница. А затем ещё одна, до самой его смерти. Тайными отношения не были, но слона в комнате предпочитали не замечать. В большом мире прошла война, мальчик вырос, а любовницы состарились. Первая продолжает навязчиво опекать сына бывшего любовника, вторая растит дочь от умершего мужа, почти ровесницу мальчика.

Кикудзи, теперь уже молодой мужчина, в полном душевном раздрае. Он постоянно преследуем одной любовницей отца, заводит краткий роман со случайно встреченной другой, вступает в невнятные отношения с её дочерью, думает ещё об одной девушке... Он совершенно не понимает, в каких отношениях находится со всеми этими женщинами и в каких должен находиться. Дети несут в себе то, что "заварили" их родители, и, отравленные этим, не могут найти в себе силы начать строить что-то своё. Ясность конфликтов в повести не совсем очевидна, мотивы персонажей туманны, а их поступки и слова часто вызывают полное недоумение. Не по душе мне такая выкрученная на максимум невнятность.

Как узнаю –
Души ли робость,
Змеи объятья,
Или оковы сковали меня,
Так что слёзы рекой?
Акико Ёсано (1878-1942)

Родная литература приучила нас к тому, что у героев непременно должен быть букет проблем вселенского масштаба. Они должны переживать о государственных делах, о семейных, о бабе Маше из соседнего дома, о падении нравственности и на закуску о неразделённой любви. И когда открываешь книгу без этой "истории болезни", теряешься.

Ясунари Кавабата - мастер потерянного времени. Он заставит потерять и потеряться, а потом находить и чувствовать. Его повести сравнимы с прогулкой по тропкам санатория. Без мыслей. Без любви. Без страданий. Точнее всего этого много, но где-то за гранью души героя. По литературоведческим штампам Кавабата вписан в направление "неосенсуализма". Говоря простыми словами, важно лишь то, что внутри у персонажа, а остальное декорация. Вопреки кажущемуся противоречию и это так.

Три повести: "Танцовщица из Идзу", "Элегия", "Снежная страна". Во всех есть главный "рассказчик": герой, чувства которого нам известны. По сути ничего не происходит, ни развития чувств, ни активных действий. Всё уже свершено или никогда уже не начнётся. И тем не менее всю историю происходит течение мыслей и чувств.

"Танцовщица из Идзу" - студент путешествует с труппой бродячих артистов, потому что влюбился в юную танцовщицу, которой всего 14. И ничего сделать с её возрастом не может. Потом уезжает. Даже пока девушка ему казалась старше, он ничего не делал, не дал знака, что она ему нравится, лишь молчал и думал, а вдруг её сейчас кто-то бесчестит? Подумал и пошёл в купальни.

"Элегия" - героиня Тацуэ сожалеет о смерти возлюбленного, который женился на другой. Длинным-длинным монологом она говорит обо всём и вся. Чем-то напоминает шедевры эпистолярного жанра, когда герои, захлёбываясь, описывают всё, что видят, но сердцем понимаешь, что эссе о гостиной и дворнике - это признание в любви, размышления о Ницше - это признание в любви, и мусорка под столом - это тоже оно. Красиво. Но к чему это теперь, когда ничего не вернуть и не изменить?

"Снежная страна" - Симамура раз в год приезжает к своей любовнице-гейше в отдалённый захолустный отель на горячих ключах. Его в принципе всё устраивает. По сути у Симамуры нет ни трагедии, ни метаний: он просто живёт, просто приезжает, просто заглядывается на другую женщину, но заглядывается просто так, как на красивую картину. Комако интересует его не больше, чем балет, про который он пишет статьи, но никогда не видел, и не больше, чем креп, из которого ему так нравится заказывать одежду. Он над страстями и страданиями, кажется, он дествительно просто приезжает отдохнуть и он устал от всего, не хочет женских вывертов на ровном месте. Отвяжитесь уже от него и дайте любоваться оттенками зелени редьки и лука под окнами.

Неосенсуализм - это новое для Японии начала XX направление приписывают влиянию запада. Но расцвело оно не на пустом месте: традиция и эстетика дзэн-буддизма в какой-то мере говорят о том же. Кавабата будто бы пропускает все изменения последних веков. У него есть поезда, пароходы, телефоны, но всё равно читаешь будто о средневековье. Человек из другого века, его книги выбиваются из течения истории на какой-то вневременной уровень.

Что находится выше времени и преходящих бытовых вопросов. Как ни странно, красота! Красота, которая преодолевает века, идеализированная и воображаемая. Красота тяжёлого труда ткачих, которые создали ткань для кимоно. Красота души невинной девочки. Красота огонька, отражённого стеклом, и свежего белого снега. У Кавабаты очень сильна эта традиционная красота: то, что кажется красивым, от личного душевного состояния и полученной информации, а не исходя из объективных данных, восхищение самой идеей, а не конкретным исполнением. Так Симамура восхищается скорее чистотой Комако, чем умениями.

Красота, а не какие-то нравственные проблемы, не честь и не совесть. Просто чувство прекрасного. Возможно именно этим объясняется отсутствие действий со стороны героев и в повестях вообще. Они все созерцатели и фаталисты. И если у женщины (Элегия) отказ от мести смотрится жертвенно и прекрасно, то мужчины выглядят равнодушными и пассивными ничто.

- А что мне делать? Я же ничем не могу тебе помочь, сколько бы тут ни прожил.
Она уставилась на Симамуру непонимающим взглядом. И вдруг резко сказала:
- Вот это и плохо...

Не скажу, что это лучшее из творений автора. Гораздо лучше ему давались очерки и зарисовки. Если в Рассказах на ладони каждый рассказ-миг похож на жемчужинку, то здесь жемчужина сильно переросла свой сферический идеал.

Начну с того, что это безусловно классика японской литературы, довлеющая своей тяжестью над несчастными потугами современных японских авторов, даже не пытающихся писать что-то подобное, прикрываясь дикими названиями и литературным гранжем. Говорят, Кавабата писал только облачившись в одежду самурая, придавающей ему силы и благоволящей к творчеству. Возможно.

Его герои - простые люди. В "Танцовщице из Идзу" - студент, прибившийся к бродячим актёрам, привязавшийся к ним всем своим существом. Просто компанейский парень, влюбившийся в девочку-куколку, чуть ли не падающей под тяжестью огромного барабана. В "Снежной стране" - парень из Токио, приезжающий каждый год попроведать гейшу в Хоккайдо. Их всех что-то тянет далеко от дома, они обыкновенные люди с чувством тяги к прекрасному.

Может быть мне только кажется, что Кавабата проносит через свои рассказы настоящее человеческое отношение к любви и привязанности, к стремлению быть счастливым, к понятию и внутреннему принятию красоты. А может оно так и есть.