Цикада и сверчок (сборник)

«Цикада и сверчок» — сверчок сразу виден на минималистской обложке, а вот насчёт того, где притаилась цикада, я думала довольно долго, пока не догадалась заглянуть под суперобложку и найти рельефное насекомое, выгравированное на тёмном переплёте.

Всего в книги три части. В первой — роман «Стон горы», о котором я уже писала ранее, поэтому повторяться не буду.

Вторая часть — роман «Старая столица», который понравился мне ещё больше, чем «Стон горы», хотя по духу они очень близки. Перед нами традиционная Япония, которую мы отвыкли видеть после Мураками и безумных ютубовских роликов. Здесь свои законы, свои правила поведения, здесь ценится скромность и особенный утончённый вкус. Близость японцев к природе и её особое понимание просто потрясает. Сюжет романа довольно интересный: есть девушка, которую в детстве подкинули в довольно состоятельную бездетную семью. Она выясняет, что у неё есть сестра-близнец, живущая среди рабочего люда. И такая, казалось бы, «сложная» семейная и отношенческая проблема решается совершенно не так драматически и бурно, как это было бы, например, в индийском кино. Отношение приёмных родителей, самой сестры-близняшки и предполагаемого жениха ко всему этого совершенно ровное и спокойное, даже удивительно, как они могут с лёгкостью преодолевать психологические препятствия.

Очень интересен антураж произведения. Главные герои связаны с производством традиционной японской одежды и с созданием эскизов для вручную сотканной ткани. И к этому делу они относятся со всем буддистским и дзеннским терпением, делают работу не тяп-ляп, а изучают природные явления, состояния души, ориентируются на работы древних мастеров и на веление собственного сердца, чтобы только нарисовать какую-то маленькую шишечку, которая украсит пояс или кимоно. Описания различных древних традиций и праздников тоже завораживают, например, вот так вот поэтично японцы могут выпивать:

Кёкусуй-но эн означает Пиршество у извилистого ручья. Гости в старинных одеждах располагаются вдоль ручья, по которому пускают деревянные чашечки с сакэ. Пока чашечка плывёт к очередному гостю, он должен сочинить стихотворение или нарисовать картинку, выпить из чашечки сакэ и пустить её по воде к следующему гостю. Обслуживают такое пиршество юные отроки.

А вот заканчивается роман плавно, так что любителям экшена он по вкусу точно не придётся. Финал открытый, не то чтобы неожиданный, но совсем несфокусированный.

Третья часть — «Рассказы на ладони». И вот это читать было сложновато. Несколько десятков крошечных рассказов (некоторые всего в полстранички), понять которые очень и очень нелегко. Они похожи на коаны и хокку одновременно, небольшая эмоциональная зарисовка, над которой можно долго думать, но так ничего и не надумать (хотя иногда, наоборот, можно заработать просветление, пытаясь прочувствовать автора за этими строками). Некоторые из них очень жуткие, некоторые — чересчур романтические и розовые, некоторые вообще непонятные напрочь, что к чему. Думаю, каждый сможет найти в них что-то интересное для себя, но вот читать их по несколько штук подряд тяжеловато, особенно когда идёт волна мини-рассказов, не подходящих тебе по настроению и вкусу.

Прекрасное издание прекрасного автора.

Ясунари Кавабата - это воплощение самой Японии, её аватар. Ясунари Кавабата - это совесть Японцев, не позволяющая им забыть суть своих традиций, свою историю.
В данном сборнике больше всего это чувствуется в повести "Старая Столица". Описания праздников, обычаев старого города. В них остро чувствуется тоска по традициям, по старой Японии, по её чувству красоты. Для нас, гайдзинов это все безумно интересно, потому как нам это все в новинку, но ведь он писал не для нас, а для японцев, которые, казалось бы, выросли на всем этом, и им известны все эти описания как нам - рецепт борща.
И тем не менее он пишет об этом очень подробно: о том, как проходит праздник Гион-мацури (теперь уже самый популярный фестиваль во всей Японии), о традициях ткачества, о традициях семейных отношений. Я считаю, что мастерство Кавабаты проявляется в формировании нынешнего японского самосознания: именно он заставил японцев гордится наследием своего прошлого, ну или сделал немаловажный вклад в это формирование. Он заставляет всех, и иностранцев и японцев, увидеть японскую Красоту. Все мы сейчас в курсе, что японцы видят мир иначе, иное у них само понимание красоты. И вот это очень остро чувствуется у Кавабаты. Возможно и до него что-то такое витало в воздухе, но ему удалось поймать ощущение за хвост, сформировать его в текст и открыть глаза на красоту ставших уже такими обыденными для японцев традиций, показать что эти традиции более чем достойны того, чтобы их берегли, сохраняли и гордились ими. Он не просто говорит, что чайная церемония - это уникально и потому ценно, он показывает саму суть, корень чайной церемонии, и говорит о том, что важно не потерять как раз таки эту суть. И так во всем, о чем он пишет. О самом сердце традиций, а не о их внешнем отображении.
"Стон горы". Жизнь японской семьи. Пожилые родители и их дети со всеми своими проблемами. Переживания родителей за судьбы своих детей. И опять же, все так по-японски. В традициях японской литературы - отображение чувств через внешние описания природы (вспомните "Гэндзи моногатари" хэйанской эпохи и хайку-хокку). Кавабата напоминает об этой традиции. В услышанном стоне горы герой чувствует знак приближающейся старости. И он уверен в том, что это стон горы, а не какой-то иной звук или галлюцинация, даже когда его пытаются в этом переубедить . Герои Кавабаты очень чувствительны к окружающей их красоте. Это может быть и природная красота, и человеческая, и красота искусства, и даже красота уродства. Они видят её во всем и это свойство наполняет их такой гармонией, которой я всегда завидовала. Через это самое ощущение красоты во всем окружающем и показаны все их внутренние переживания. Доводилось ли вам делать крюк по дороге куда-то только для того, что бы полюбоваться на давно знакомое дерево или для того что бы посмотреть как распустились цветы? Можете ли вы себе представить, что бы где-то у нас, ну например в том же Питере, отключили рекламное освещение на 40 минут только ради праздничных огней? Вспомните о том как японцы любят пикники под цветущими деревьями сливы или сакуры, о том, что у них целые сады различных цветов, в периоды цветения переполненные посетителями. Вспомните о том, как бережно они ухаживают за каждым деревом и клумбой. А теперь вспомните об оборванной сирени в наших парках, на которой цветет только макушка, до которой никто не смог дотянутся. А ведь цветущая сирень выглядит очень красиво! Красивыми могли бы быть даже дорожки, усыпанные её опавшими лепестками. Но увы, такие уж традиции передаются у нас из поколения в поколение. И нет на нас Кавабаты, который мог бы открыть нам глаза на всю печаль такого обращения с сиренью.
"Рассказы на ладони". Люди и целые жизни, умещенные на пару страничек. Но Рассказаны они настолько полно, что добавление чего-то ещё только испортит их. Читаешь и перед глазами мелькают словно в лихорадке мысли, чувства, события. Порой настолько необычные, гротескные, невероятные. Появляются внезапно и так же внезапно исчезают, сменяют друг друга в лихорадочном танце. Я вообще не очень люблю рассказы, но Кавабата дал мне почувствовать их особую прелесть.

Я прекрасно понимаю нобелевскую комиссию и их мнение при вручении премии Кавабате: "за писательское мастерство, которое с большим чувством выражает суть японского образа мышления".
Так, как Кавабата, о красоте не пишет никто. Прочитайте, и посмотрите на мир новым взглядом.

Если в произведении европейского автора я не вижу действия и развития сюжета, то в большинстве случаев оно меня будет раздражать. Привычным уже стало наличию завязки, кульминации и развязки. А с японскими авторами все по-другому. на каком-то моменте мне становится понятно, что развитие сюжета или яркая развязка здесь будут совсем не к месту. Нужно просто наслаждаться уже сложившейся ситуацией. Такими произведениями являются и Стон горы, и Старая столица, и Рассказы на ладони - несомненно, классика Японской прозы. Наверное, именно они и олицетворяют для меня истинный дух японской литературы.