Часть первая. Царапина

 
Тянусь я к розе. Но боюсь
Царапин от шипов колючих…
И все равно не удержусь…
Сорвав, до крови уколюсь,
Напьюсь любовью алой, жгучей…
 

Рубиан Гарц^[1]

В середине октября мама решила отправить меня в деревню. Я только что перенесла простуду, пропустила несколько дней в институте и была удивлена таким решением.

– Мне не нравится твоя бледность, Лада, – уклончиво пояснила мама. – Даже обычное ОРЗ может дать серьезные осложнения. И тебе лучше отдохнуть и восстановиться. В Москве это довольно сложно. Так что на свежий воздух, в тишину! А занятия никуда не денутся. Спишешь потом лекции у однокурсников.

– Но я отлично себя чувствую! – попробовала я возражать. – К тому же в это время года у бабушки такая скукота! Там и Сети нет. Чем я буду заниматься целые дни? И потом, мамуля, я только что поступила, не забывай! Ты сама мне постоянно твердишь, что я не должна расслабляться, первый курс самый важный, преподаватели оценивают студентов именно по первой сессии.

– Да, это так! Но я же тебя не навечно отправляю, а всего на несколько дней. Если ты сейчас окончательно не выздоровеешь, то потом только хуже будет, и к своей первой сессии ты подойдешь в полном упадке сил, – безапелляционным тоном сказала она. – Так что собирайся! Папа заедет за тобой через полчаса.

– Вообще-то у нас не семестры, а модули, – заметила я. – И первые зачеты начнутся уже скоро, а не в декабре, как ты думаешь.

– И что? – уперлась она. – Помню, ты мне сообщала про эту новомодную форму обучения. И что, из-за этого не доводить выздоровление до конца?

– Бесподобно, – пробормотала я.

Настойчивость мамы, по правде говоря, меня не особо удивила. Она получила медицинское образование, много лет работала акушеркой, но считала, что разбирается во всех областях медицины.

– И не забудь взять шерстяной свитер, – продолжила она. – Осень хоть и аномально теплая, но за городом всегда сыро. И поторапливайся! Хочу тебя перед отъездом травяным чаем напоить.

– Хорошо, – ответила я. – Отец, кстати, поднимется?

– Зачем это? – нахмурилась мама. – Он будет ждать тебя внизу. А сумка не такая и тяжелая. Сама донесешь до машины.

Мои родители развелись больше семи лет назад. И хотя мама никогда при мне не высказывалась по поводу их отношений, я замечала, что она по каким-то одной ей ведомым причинам относится к отцу с затаенным пренебрежением. Но ему позволялось видеться со мной, и мы частенько выходные проводили вместе.

«Ну ладно, хоть субботу с ним побуду, – подумала я и заулыбалась. – А может, он и на воскресенье останется. Было бы здорово!»

Я быстро покидала вещи в сумку, надела синие джинсы и серую футболку. Затем подошла к зеркалу. Вглядевшись в отражение, поморщилась. Белая кожа приобрела неприятный серый оттенок, под глазами залегла легкая синева, губы у меня и так неяркие, а сейчас вообще казались бескровными. На самом деле моя внешность никогда не вызывала у меня удовлетворения. Я отдавала должное своей стройной фигуре, длинным ногам и тонкой талии, но вот плечи казались мне широковатыми, а шея чересчур длинной. Хотя многие девчонки из моего бывшего класса завидовали этому. Однажды в спортзале наш физрук, молодой, симпатичный и улыбчивый, назвал мою шею лебединой. Он сказал это в шутку, но отчего-то почти все девушки моментально напряглись и насторожились, а парни начали пристально изучать меня.

Я откинула волосы назад и приподняла подбородок. Овал лица, в принципе, мне нравился, он был округлым и нежным. Светло-русые волосы падали ниже плеч, глаза обычно матово-серые и, как мне казалось, маловыразительные сейчас блестели и выглядели яркими. Светлые ресницы раздражали меня, а за нанесенную тушь мама нещадно ругала и постоянно внушала, что нет ничего лучше естественной красоты. Сама она красилась редко и пыталась меня приучить не зацикливаться на своей внешности.

«Ты миленькая, хорошенькая, вся в нежных тонах, – говорила она. – В тебе есть определенный шарм. А излишняя яркость тебя только испортит, и ты будешь выглядеть вульгарно».

Я вздохнула и начала собирать волосы в хвост. В этот момент в комнату заглянула мама.

– Отец уже возле подъезда, только что звонил. Так что чай выпить не удастся. Но я в термос налила, возьмешь с собой. Хорошо, что он смог сегодня пораньше приехать. А то сама знаешь, в пятницу вечером из города выбраться довольно сложно. Пробок не миновать!

– Хорошо! Иду!

Накинув красную толстовку, я быстро вышла из комнаты.

Отец ждал возле джипа. Он широко мне улыбнулся и чмокнул в щеку. Я окинула взглядом его строгий деловой костюм, дорогое пальто, тщательно выбритую голову, холеное гладкое лицо с живыми черными глазами, прямым носом и четко очерченными красными губами. Их красоту подчеркивала тонкая линия бороды и усов. Моему отцу было 38 лет, и выглядел он отлично для своего возраста. Мама была старше его всего на четыре года, но казалась мне пожилой женщиной, тогда как отец всегда оставался молодым ухоженным импозантным, полным энергии и оптимизма. Но я понимала, что он, являясь PR-директором одного из крупнейших рекламных агентств, должен внешне соответствовать статусу.

– Чего ты так смотришь? – слегка удивился он и приподнял брови. – Не успел после переговоров заехать домой и переодеться. Уж очень твоя мама меня торопила, все боится, что в пробках застрянем. Ну ничего, у меня в машине и джинсы имеются и свитер, так что переоденусь.

– Ага, – улыбнулась я. – Просто ты очень… ну… в общем, классный ты у меня, папка! – добавила я.

Мне хотелось сказать «очень красивый», но я не привыкла открыто выражать свои чувства.

– Я тоже по тебе соскучился, – мягко проговорил он, и я обрадовалась тому, что он меня понимает.

Когда я садилась в машину, то машинально подняла голову и увидела маму, стоящую на балконе. Она смотрела на нас. Мы жили на третьем этаже обычной хрущевки, поэтому расстояние было не таким уж и большим, и мне показалось, что лицо у нее грустное. Я широко улыбнулась и помахала рукой. Мама тут же сменила выражение лица, заулыбалась и помахала в ответ.

– Что ж не зашел? – поинтересовалась я, когда мы поехали.

– Вы же сами торопили меня, – нехотя ответил отец. – Мама по телефону сказала, что боится задержек в пути из-за пробок, а ты еще очень слаба после болезни. Хотя я вижу, ты выглядишь вполне здоровой.

– Так и есть! – подтвердила я. – Она всегда накручивает. Подумаешь, какая-то простуда!

– Но маме лучше знать, – возразил он. – Все-таки она медработник.

– Ага, акушерка, – скептически заметила я, – И ничего более.

Отец не ответил.

Какое-то время мы ехали молча. Я смотрела в окно и думала о своем. Давно заметила, когда едешь в машине с родным человеком, которому полностью доверяешь, то невольно расслабляешься и отдаешься течению мыслей. Вначале я думала о том, почему мои родители развелись. О причинах я могла лишь догадываться. Я пыталась несколько раз поговорить об этом с мамой, но она или отмалчивалась или отшучивалась, замечая, что мне еще рано вникать в такие взрослые проблемы. С отцом у меня с раннего детства складывались доверительные отношения, но язык не поворачивался задавать подобные вопросы. Но глядя на родителей, выводы напрашивались сами собой. Маму я любила, но видела: она хоть и симпатичная, добрая и приятная во всех отношениях женщина, но выглядит, как обычная тетка с рынка. У нее, на мой взгляд, отсутствовали и собственный стиль и шарм, и даже женская притягательность. Мне она казалась уютной и милой, но излишне полной и всегда какой-то неухоженной. Мама годами делала химическую завивку, и ее такие же, как у меня, русые волосы стали выглядеть пережженными, тусклыми и бесцветными. Косметику она не признавала. К тому же с ее работой макияж ей только мешал. Я пыталась несколько раз побеседовать с ней на тему внешности, но она лишь смеялась и говорила, что ее все устраивает, ей так комфортно и снова замуж она не собирается, поэтому менять что-то во внешности ей незачем. К тому же мама упорно навязывала и мне имидж «натуральной красоты». И я, отправляясь на вечеринки, выходила из дома в так любимом ей «естественном» виде, а потом дома у моей подруги Лизы переодевалась во что-то более откровенное и наносила яркий макияж.

Вспомнив о Лизе, я заулыбалась. Мы жили в соседних домах и дружили, мне кажется, столько, сколько я себя помню. Лиза после окончания 9-ти классов поступила в колледж парикмахерского искусства. Она с детства обожала делать прически, и частенько экспериментировала на мне. Лиза мечтала стать вторым Кристианом Марком, мировой знаменитостью, одним из самых престижных законодателей hair-моды и добиться таких же высот. Она поставила себе цель открыть собственный салон. Но пока она обучалась на втором курсе и «набивала руку» в учебной парикмахерской при колледже.

Какое-то время у нее были романтические отношения со Славой. Мы тогда учились в одном классе. Мне казалось, я влюблена в него. Но он начал встречаться с Лизой, и у нас по определению ничего не могло быть. Но потом они поругались. Лиза мне тогда говорила, что разочаровалась в нем, что Слава, как и все остальные парни, хочет лишь одного, причем сразу, а так как она пока не соглашается, то он бесится. Так они и не помирились. Затем она поступила в колледж, и они практически перестали видеться. Мы с ним учились еще два года в одном классе, но Слава не обращал на меня особого внимания, и я довольно скоро поняла, что мое увлечение было несерьезным. После окончания школы он поступил в Бауманку, я – в институт культуры. Мы жили в соседних домах, продолжали дружить и довольно часто видеться.

И вот в сентябре Слава начал упорно оказывать мне знаки внимания. После летнего отдыха он выглядел отлично – загорелый, беззаботный, постоянно улыбающийся. Но я уже потеряла к нему всякий интерес, не подпускала к себе и всячески давала понять, что у него нет никаких шансов. И мне казалось неправильным, что вначале парень встречается с одной подругой, затем переходит к другой. Хотя в жизни я видела это постоянно.

А мне хотелось, чтобы появился некий прекрасный незнакомец, принадлежащий только мне и не знающий ни одну из моих подруг. Истинная любовь виделась такой – полное растворение в любимом человеке, безоговорочное доверие между нами и преданность друг другу. Я допускала, что у моего молодого человека могут быть какие-то истории в прошлом, но я вовсе не обязана их знать. Но пока мое сердце было свободным, хотя внимание Славы уже начало исподволь действовать, ведь он так сильно нравился мне раньше.

– О чем ты вздыхаешь? – засмеялся отец.

Я вздрогнула и повернула к нему голову. Он глянул на меня и подмигнул.

– Почему вы расстались? – неожиданно для себя спросила я, но тут же смутилась и отвернулась в окно.

– Вот это вопрос! – тихо заметил он и замолчал.

Мы в этот момент выехали за пределы города. Солнце только что село, и серо-сиреневые сумерки окутали все видимое пространство. Начало октября было хоть и нереально теплым, но дождливым, и воздух постоянно пропитывала сырость. В городе это не так чувствовалось, но здесь я сразу заметила, как быстро густеет туман, искажая очертания пейзажа. В сумеречном освещении он казался голубовато-серым, и я заворожено смотрела в окно на проплывающие деревья, кусты, низины, окутанные все сгущающейся шевелящейся дымкой. Я не могла оторваться от этой фантастической картины. Уж очень резким был контраст между освещенным салоном джипа, поблескивающей черной кожей обивки, светящейся панелью приборов и странной сумеречной размытой сиреневой картинкой за окном. Мне показалось, что наш джип въехал в какой-то параллельный мир, и мы единственный островок реальности в этом туманном искаженном пространстве.

– А почему ты об это спросила? – вывел меня из оцепенения голос отца.

И я повернулась к нему.

– Сама не знаю, – призналась я. – Вы с мамой никогда не говорите об этом. Но ведь я имею право знать.

– Имеешь, – согласился он. – Но все это довольно сложно объяснить. К тому же у каждого из нас своя правда.

– И какова она у тебя?

– Ох, доченька! – после паузы сказал он. – Моя правда в том, что я всегда поступаю так, как хочу. И никто никогда не учится на чужих ошибках. Я это давно понял.

Мы замолчали.

– Тебе все еще больно из-за нашего разрыва? – после паузы зачем-то спросил отец, хотя ответ и так был очевиден.

Не знаю никого, кто остался бы равнодушным к разводу своих родителей. А у меня больше половины бывших одноклассников находились в подобной ситуации, и практически все подружки жили в неполных семьях.

– Уже не так больно, – после паузы ответила я. – К тому же я сделала кое-какие выводы на ваш счет. И хотелось услышать твою версию.

– Лада, все просто, – серьезно проговорил он. – Встречаются двое, и что-то между ними возникает. Как говорится, вспыхивает искра. Затем отношения развиваются.

– В общем, получается любовь, – встряла я.

Отец глянул на меня и улыбнулся.

– Ну, типа того, – кивнул он. – И вот дальше начинается самое непонятное. Кто-то сохраняет это чувство на долгие годы, кто-то быстро утрачивает его, кто-то делает вид, что все еще любит. И такие пары лично у меня вызывают недоумение, мягко говоря. Зачем лгать? Не честнее ли разойтись, раз чувства больше нет?

– Значит, у вас исчезла любовь? – уточнила я.

– Просто между нами возникли непреодолимые разногласия, – после довольно продолжительного молчания ответил отец.

– Мечтаю встретить того, с кем у меня не будет никаких разногласий и наша любовь никогда не кончится! – взволнованно произнесла я и тут же прикусила губу.