От Автора

Привет, дорогой мой Читатель!

Ты держишь в руках мою любимую книгу. Я считаю это произведение лучшим в своём творчестве и очень хочу, чтобы оно тоже заняло особое место в твоём сердечке.

Моим вдохновением стала американская мелодрама 2010 года «Елена – свободная». Несколько дней после просмотра я ходила сама не своя, размышляя на тему родственности душ: откуда это идёт? Почему любовь иногда предстаёт в совсем неожиданном облике?

Из таких размышлений родилась Ангелина – главная героиня будущего романа, а когда я стала разматывать её образ, как клубок с нитками, вытащила ещё три её перевоплощения.

Так родилась идея рукописи.

Ночью 14 января 2016 года я выложила первую главу на литературном портале Проза.ру. И получила первые отзывы. Вы можете перейти на портал, найти мою страницу там и отлистать полученные рецензии в самое начало… Но я это уже сделала за вас, чтобы ещё раз вспомнить, как меня и мою историю поддерживали в самом начале пути.

Читатели с нетерпением ждали продолжение: «Милый Автор, у Вас такие красивые руки, пожалуйста, договоритесь с ними совместными усилиями поскорее написать продолжение этой истории, мои глаза и сердце будут очень признательны», и я писала по ночам, жертвуя сном. Некоторые сцены видели экранизированными: «Мда уж, сильная сцена. Представляю, как эффектно это смотрелось бы в кино». Читали даже те, кто не любит этот жанр: «Прочла с интересом, хотя эзотерика – совсем не мой жанр». Мне не верили, что в таком юном возрасте можно написать нечто подобное: «Для Вашего юного возраста слишком глубоко. Да Вы философ. Интересная идея о разделении душ на женское и мужское начало…», а я сама не верила, что такая история выходит из-под моего пера. Историей восхищались: «Спасибо! Очень сильный роман. Давно не читала таких мощных вещей. Критиковать мне нечего. Я могу лишь только восхищаться!» И хвалили: «Сложно Вы завернули сюжет, но от этого интересней. Читаю, словно иду по дороге с указателями, появляющимися в самых неожиданных местах». И не могли подобрать слов, чтобы передать свои чувства после прочтения: «Мне впервые сложно описать ощущения от прочитанного. Но это классно. Такой объёмный коктейль всего самого разного. Историю любви Кейт и цыганского барона Наэля вообще можно отдельным романом сделать. Получила удовольствие от чтения, хотя местами было страшно от оголённой правды жизни. СПАСИБО!» А ещё… меня понимали: «Даже нечего сказать, тема родственных душ раскрыта полностью…»

Авторов рецензий оставляю анонимными и передаю их текст в том виде, в котором он есть на литературном портале.

Критика тоже была, вы не подумайте: мне указывали на недочёты в сюжете, но во время всех редактур, которые прошла рукопись, я всё учла и исправила.

В 2017 году рукописью заинтересовалось издательство «Другое решение». Через них книга была выпущена в мягком переплёте с мелким шрифтом и до сих пор есть в интернет-магазинах Morebooks и Amazon.

В 2019 году я самостоятельно занялась переизданием через «Ридеро».

В 2021 году я решила снова отредактировать роман, устранить ошибки и прорехи в сюжете, конкретизировать некоторые моменты. Вносить правки в рукопись можно вечно… Наверное, если бы не моя сильная команда бета-ридеров, я бы сдалась в самом начале. Но вместе с моими девочками я довела рукопись до ума. Спасибо, мои дорогие! Оля Кочешева, Настя Воронина, Лена Фликей, Алеся Заракуа (Алаис Зар) – вы оставили частичку себя на этих страницах, за что я вам безмерно благодарна! Особенно благодарна Оле, которая осталась с рукописью до самой последней точки, несколько раз перечитывая исправленные моменты и поддерживая меня.

Иллюстрации к каждой части романа создала моя прекрасная Кристина Пак, которой я доверила воплотить мои задумки – и не прогадала. Герои получились живыми, такими, какими я себе представляла каждого из них. Мы не раскрашивали их образы, это за нас сделает воображение читателя…

За прекрасную обложку, в которую я влюбилась с первого взгляда, я не устану благодарить Викторию Стешакову – она невероятно точно передала атмосферу книги и учла все мои пожелания, которые даже мне казались невыполнимыми.

Не могу не упомянуть Настю Некрасову, через отзыв которой я по-другому взглянула на свою рукопись: «Я думаю, Янина очень верно определяет себя как импрессиониста. Повесть изобилует эмоциями, порой они просто перехлёстывают через край. Мне ОЧЕНЬ понравились мысли, которые книга несёт. В ней открыто сказано, что любовь – это смысл нашего существования, но при этом мы видим, что она также становится источником страданий и причиной роковых ошибок…»

Роман получился очень эмоциональным и сильным. Я считаю, что мне удалось донести свои мысли и идеи и уместить все четыре реинкарнации главной героини в двухстах семидесяти тысячах знаках. Я не люблю лить лишнюю воду и добавлять бессмысленные описания, которые читатель скорее всего пропустит. В принципе не люблю много описаний. Только по существу, только важные детали, которые передают атмосферу произведения. Я всегда акцентирую внимание на диалогах героев.

Вместе с главной героиней Ангелиной вы окунётесь в её четыре прошлые жизни, когда она была Зо́и и жила в 1826 году в городе Я́нина в Греции, была Дави́дом и жила в 1916 году в городе Бушмилс, что находится в северной Ирландии, и напоследок отправитесь в 1706 год в Санкт-Петербург, когда героиня была Мари́. Помимо своей истории Ангелина расскажет вам историю ещё одной души – Кейт, которая тоже не оставит вас равнодушными.

Пусть твоё падение в небо будет приятным!

Россия, Москва. 2021 год

Ангелина

Россия, Питер. 2015 год

Глава 1. После комы

Весенний солнечный зайчик заглянул в приоткрытое больничное окно, выпуская невидимые глазу пылинки наружу, и протиснулся сквозь тонкую щель между плотными серыми занавесками. Остановился на опущенных головах бледно-розовых пионов, с тяжёлым вздохом допивающих остатки воды со дна огромной разноцветной вазы. Замер и прислушался: цветы едва дышат. Подняли головы, попытались улыбнуться лучу, жертвуя последними лепестками некогда пышных бутонов.

Та часть воды, что не успели впитать стебли, выползла, как ящерка между горячих камней пустыни, сквозь трещины на дне сосуда. Кажется, сама ваза вот-вот разлетится на мелкие осколки, сто́ит только прикоснуться к ней… Но разбить её уже невозможно. Если присмотреться: между каждой частицей просачивается плотный слой пожелтевшего клея. Ваза потускнела, выцвела и потеряла прежнюю гладкую форму. Но цветы в ней всё ещё живы. И кто-то продолжает верить в эту вазу, подливая воду, не позволяя срываться последним лепесткам на опущенных бутонах.

А что, если наше тело – такая же ваза? Которая падает и разбивается, но всё равно склеивается её и заполняется водой, чтобы цветы в ней – наши мысли, желания, чувства – жили. И кто-то будет склеивать разлетевшиеся осколки, пока есть что клеить. И кто-то будет верить в эту вазу, наливая в неё воду для цветов.

Я снова разбитая ваза. Мои мысли-пионы опустили головы, не реагируя на весеннее солнце. В очередной раз сгребаю в одну кучу отлетевшие частички, пытаюсь вернуть их на прежние места. Выцветшие, потёртые, выпачканные в толстом слое жёлтого клея. Кажется, что моральные силы уже давно вытекли сквозь трещины. А при очередном столкновении с реальностью крепнет только вероятность больше не склеить разбитые осколки… На дне осталась одна вера в то, что в конце жизненных странствий всё должно быть хорошо, как в сказке, что мне перед сном читала мама. И только эта вера подпитывает мои мысли и чувства.

Делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание. Чувствую, как холодный воздух попадает в лёгкие, наполняет их, растекаясь по ним, как будто по стенкам стеклянного сосуда, оставляя после себя след. Медленно выдыхаю… А на выдохе отчётливо вижу лицо мужа: любимые васильковые глаза, которые так близко. Сейчас протяну руку и дотронусь до колючей щеки. Но сжимаю кисти в кулаки и зажмуриваюсь, чтобы образ исчез. Но перед закрытыми глазами появляется лицо сына.

Учащённо дышу, чтобы справиться с паникой. Ноет в области солнечного сплетения – наверное, это болит душа, потому что сердце давно уже отболело и замерло, разбилось и разлетелось на миллионы песчинок, горсти которых я бросила на могилы мужа и сына. Дрожь завладевает обессиленным телом, снова напоминая о том, что два месяца назад моих любимых мужчин не стало. Два месяца – шестьдесят дней, тысячу четыреста сорок часов… А когда каждый час наполнен болью от воспоминания об их смерти, будто душа терзается в страданиях уже целую вечность.

Не хочу вспоминать день их смерти. Но вот беда – я его никогда не забываю. Он как записанный на плёнку фильм, который кто-то постоянно пересматривает моими глазами.

Время медленно скользит в выбранном направлении, ведь у него целая вечность, оно никогда не закончится. И я скольжу вместе с ним – в нём. У меня тоже есть вечность, чтобы всё исправить, превозмогая боль и чувство вины.

– Ангелина!

Как будто издалека слышу взволнованный голос доктора.

Я всё ещё сижу с опущенными веками, но знаю, что он уже успел подойти и присесть рядом: улавливаю его учащённое дыхание с запахом мятной конфеты и ощущаю изучающий взгляд на себе – пытается предугадать моё сегодняшнее настроение. Всё ещё не открываю глаза, даже когда Антон Константинович прикасается тёплой ладонью к моему холодному плечу, чтобы поправить вязаный свитер, который сполз.

Когда-то я любила весну: с её обновлениями, цветениями и ещё не созревшим солнцем. А теперь мне было безразлично всё: и это солнце, и наступающая весна, и доктор, который отчаянно пытался заливать новую воду в мой разбитый сосуд, чтобы мои цветы оставались живы.

Каждый вдох сопровождается острой болью в солнечном сплетении. Боль вытекает сквозь трещины, шипит и пенится, как будто на открытую рану капнули перекись водорода.

От прикосновения доктора я непроизвольно вздрагиваю, медленно поднимаю веки, которые вдруг будто налились свинцом, и не моргая смотрю в серые глаза напротив. Тихо выдыхаю – образы мужа и сына исчезают. Передо мной только лицо Антона Константиновича, он будто пытается заглянуть мне в душу и найти там ответы на вопросы, на которые я противлюсь отвечать. Говорят, глаза – зеркало души… Наверное, поэтому из жизни в жизнь цвет моих любимых глаз не меняется, чтобы я вспомнила душу, которая смотрит на меня через эти зеркала.

– Ты очень бледна. Как себя чувствуешь? – Он своевольно берёт мои руки и начинает по очереди растирать в своих тёплых ладонях. Жалкая попытка согреть почти прозрачные кисти, которые бледнее и холоднее, чем у мертвеца. Как будто вся кровь тоже вытекла через трещины моего страдающего тела. У меня нет сил, даже чтобы прервать это бесполезное действие, поэтому я просто молча смотрю ему в глаза.

– Голова не кружится?

Я отрицательно мотаю головой, всё ещё не разрывая зрительный контакт. Если бы он сейчас достал из кармана своего халата миниатюрный фонарик и стал водить лучом по моим зрачкам, это было бы последней каплей, которая пошатнула бы моё терпение.

– Не тошнит? – спрашивает он, а в его мыслях витает: «Весеннее солнце, возможно, и восстановит её кровообращение, но всё равно ещё рано выходить из палаты и морозить неокрепшее после комы тело».

Так и хочется ответить ему вслух: «Мой разбитый сосуд уже не склеить…» Но я лишь проглатываю очередную порцию заботы, как горькое лекарство, которое всё равно придётся выпить, поэтому сопротивляться нет смысла.

Иногда эта забота раздражает. Я из последних сил держусь, чтобы не сорваться на грубость. Вот как сейчас: готова даже усыпить его, лишь бы он замолчал и оставил меня одну.

– Ты прогрессируешь! – радостно говорит доктор. – Прошёл всего лишь месяц, после того как ты вышла из комы, а память почти восстановилась. И даже безболезненно…

– Ещё бы, с таким настойчивым доктором я бы тоже на месте своей памяти лучше восстановилась! – Я насильно вытаскиваю свои пальцы из его рук и отворачиваюсь. Глубокий вдох и сразу же следующий медленный выдох возвращают мне спокойствие. Обнимаю себя за плечи и закрываю глаза.

– Не замёрзла? – доктор нарочно игнорирует мой недружелюбный тон. Привык уже каждый раз натыкаться на холодный взгляд. Вот только холод снаружи его по-прежнему смущает. Он спокойно продолжает: – Пора вернуться в палату.

– Возвращайтесь, – бесстрастно отвечаю ему, не открывая глаз.

Он хмурится. В мыслях представляет, как хватает меня за локоть и тащит в палату, но возвращает своему голосу беспечность:

– О чём мы договаривались вчера? – надавливает на мою совесть.

Я недовольно фыркаю, понимая, что он не оставит меня в покое.

– Я не перечу вам, а вы позволяете мне читать, – пожимаю плечами, закатывая глаза, и поднимаюсь со скамьи. Медленными шажками возвращаюсь в свою серую, такую же, как глаза доктора, палату, чтобы лицезреть там белый потолок или ту самую разноцветную вазу на комоде возле окна, задёрнутого плотными пыльными занавесками.

Доктор следует за мной по пятам. Сейчас я благодарна ему хотя бы за то, что он молчит, пусть приглушить его мысли мне не под силу. Я устала от его постоянных рекомендаций и наставлений: так будет лучше, это ещё рано, от чтения устанут глаза, тебе полезен сон, нужно восстановить силы… Оказывается, двух месяцев достаточно, чтобы отвыкнуть от заботы. Обо мне всегда заботился муж, а я ещё до конца не осознала, что его больше нет в моей жизни.

Свежий воздух больничного парка сменился запахом лекарств и болезни. Душевной болезни, которой тоже был присущ свой аромат. Даже когда я покину эти белые стены, он всё равно будет витать где-то рядом, как напоминание о том, что моя душа не в порядке и ей никогда полностью не восстановиться после всего, что пришлось пережить телу.

Доктор проводил меня прямо до кровати – чтобы убедиться, что я не вернусь в больничный парк, как только он оставит меня одну.

– Приляг, – поправляет плед на моих ногах.

 Я вздрагиваю от этого действия, потому что так всегда делал муж. Антон Константинович тоже думает об этом, поэтому резко убирает руки и прячет в карманы халата, смущённо улыбаясь. Мысленно подбирает извинения.

– Всё хорошо, – опережаю его слова. – Я в порядке.

Он кивает и пятиться к выходу.

– Я могу почитать? – шепчу я. Голос дрожит, но мне удаётся не показывать это. Наверное, разрыдаться перед доктором, и даже когда останусь одна, я не смогу. Потому что слёзы, как и кровь, вытекли из моего тела сквозь те самые трещины. Но вот сорваться на эмоции – это запросто. Например, разбить ту вазу на комоде, запустив её в дверь, или сорвать пыльные занавески с окна. А потом упасть на колени в бессилии и выдавить из себя накопившиеся слёзы. Как будто им не хватает давления, чтобы вылиться из моего тела. Но я знаю, что однажды плотину, сдерживающую их, сорвёт, и они хлынут по моим щекам водопадом.

– Какую книгу подать? – перебивает мои мысли Антон Константинович, виновато улыбаясь. Он убирает за ухо выпавшую на глаза прядь и отходит к полке, где одиноко лежит томик стихов Уильяма Блейка, который я так и не вернула в больничную библиотеку, но и ни разу не открыла.

– Я сама возьму, – останавливаю его, – на это у меня хватит сил.

– Ладно, – пожимает плечами он. – Только не перенапрягай глаза. Как почувствуешь усталость – поспи.

Молча киваю в ответ. Ещё одно наставление – и я сорвусь. Сжимаю руки в кулаки вместе с простынёй подо мной.

Антон Константинович закрывает дверь с обратной стороны и наконец-то оставляет меня одну.

Как только мысли доктора отдаляются на безопасное расстояние, с которого становятся мне не слышны, я достаю из-под подушки книгу по эзотерике. Пусть лучше он думает, что я до дыр зачитала сборник стихов Блейка, чем знает, что на самом деле читаю.