Когда мой друг занят или счастлив, я мастерю патроны.

Вот сейчас, например.

Кан-Гиор упоённо готовит лекцию про Бакумацу. Выстраивает в голове хронологию, разбирается, что там происходило в Тёсю, второй день переводит на русский язык «8 корабельных тезисов» – купается в формулировках и абсолютно тащится, выбирая самые подходящие – переводит в метро стихотворения наших современников – и хорошо переводит! – и так счастлив и наполнен, как уже давно не.

А я частью внимания с удовольствием наблюдаю за ним, частью внимания – под музыку его упоения мастерю патрон, который будет подмешивать в образ действия существа случайные элементы, и удачи существу с этим образом действия, а ещё частью внимания – чувствую, как ворочается и продирает глаза народ, ради побудки которого Кан-Гиор это всё устраивает. Не осознаёт этого пока, правда, но уже скоро осознает.

Я схожу на лекцию.

На лекцию пришли четыре существа с Земли – ой, непростые все существа, аж приятно посмотреть на такую компанию! – и маленькая толпа невоплощённых, старых знакомых по истории с Бакумацу. Все пришедшие в телах в том или ином виде уже слышали от Кан-Гиора про Сакамото Рёму, Нагаока Кэнкити и прочих, и поэтому Кан особо не скрывается. Открывает порталы для всех, кто пожелал прийти послушать, подгружает предыдущую личность и кастит состояния, так, чтобы все чувствовали, как это – впервые в истории страны брать на себя ответственность за свою жизнь и становиться творцом своей судьбы.

Кан подводит итоги лекции – имеет смелость предполагать, что у кого внутри творилось на момент ухода и почему, какие уроки кто не добрал – и я слышу в эфире невоплощённых нешуточную дискуссию. Видение Кана эволюционно – или революционно? – и это нужно обсудить. А воплощённые идут в кафе праздновать лекцию, обмениваться впечатлениями и возвращаться в более привычное состояние сознания¹.

Существо, которое выглядит как мерцающая рыжим-белым-фиолетовым трепещущая мембрана-занавеска, говорит Кан-Гиору, что она почувствовала, что на лекции присутствовала маленькая толпа невидимых существ, и Кан-Гиор запомнил её слова. Потому что он сам что-то такое почувствовал, но прошёл бы мимо, если бы она не подсветила это. И Кан-Гиор допустил, что он может что-то отчётливое и важное делать на тонком плане. То ли ещё будет, то ли ещё будет.

Кстати, мне она нравится. Очень. Кроме того, что её деятельность поможет нам с Кан-Гиором восстановить связь, она мне просто нравится. И – смотрю векторы – да, мы сможем общаться.

Отлично.

А существо, которое выглядит, как серебристо-бело-розовый журавлик из оригами, по природе – дракон, по характеру – шмель, спрашивает:

– Я правильно понял, что ты – нынешняя инкарнация Сакамото Рёмы?

Кан смеётся.

– Нет! Я – секретарь…

Это действительно очень смешно.

Кан, идя в воплощение, выстроил такое мощное намерение восстановить память о себе как о существе, что он некоторыми силами не воспринимается воплощённым. Из Ведомства, например, по его душу регулярно приходят вызовы и приглашения. И мне, как самому настоящему секретарю, приходится их разбирать и объяснять Анрите, что Кан занят. Анрита – святое существо, хранительница Кана в истории про Бакумацу, и она не обращает внимания на такие мелочи, как воплощение. Она улыбается и продолжает присылать приглашения Кан-Гиору и воздушные поцелуи мне.

Легка на помине. Ещё один вызов прислала.

Только постойте!

В этот раз вызов для меня. На послании – моё настоящее имя, а внутри –

«ПРОКЛЯТЫЙ КОРАБЛЬ» –

и воздушный поцелуй от Анриты.

Тысяча чертей! Проклятый корабль!

Это нужно знать меня: как я люблю всякие корабли, что водные, что воздушные, и как я люблю возиться с предметами и намерениями, заплетёнными вокруг них. Делать из предметов артефакты. Возвращать артефакты в состояние обычных предметов. Смотреть, как что устроено, и пробовать это воспроизводить.

Проклятый корабль!

Это действительно по мою душу.

Анрита, святое существо.

Только подождите. У меня работа. Я – хранитель своего прекрасного друга в этом воплощении. По идее, я должен неотступно следовать за ним и наблюдать за каждым его шагом? Оберегать от опасностей? Посылать в сознание умные мысли?

Или я могу оставить с подопечным луч внимания и сбегать глянуть на, господи, ПРОКЛЯТЫЙ КОРАБЛЬ?

Что Кан-Гиор?

Кан-Гиор – спит. Крепко, благополучно спит. Смотрю его будущее – будет благополучно спать ещё шесть часов, а потом благополучно проснётся, в хорошем настроении, примется за утренние процедуры и работу.

Я ему в этом не нужен. Достаточно одного луча внимания.

А меня ждёт проклятый корабль.

Кан, я быстро.

Три тысячи чертей! Это было хорошо.

Нет, конечно, наблюдать за жизнью любимого друга – это удовольствие. Особенно когда друг начинает внутри себя жить всё интереснее и интереснее. Но всё-таки не первый год наблюдать за жизнью преподавателя японского языка и психотерапевта на Земле – и снимать проклятие с корабля. Есть же разница.

Кан, прости.

Ты бы меня понял.

Кстати, тебе бы тоже понравилась эта история.

Там одного человека достаточно сильно довели, чтобы он пошёл убивать, но он в последний момент удержался от убийства людей и стал рубить лес. И на свою голову вырубил полосу деревьев, растущих вдоль силовой линии того мира. Эти деревья впитали и смертью запечатали огромную ненависть этого человека, а потом их распилили на доски и собрали корабль. И доски стали потихоньку сцеживать накопленную в них ненависть – на пассажиров и команду корабля. Те в непредсказуемом порядке перестали просыпаться в своих каютах.

Пришлось снимать с корабля намерения, общаться с духами деревьев, перенаправлять разрушительные порывы. Очень не хватало Кана. Если бы он смог дозваться до той души, которая всю эту кашу заварила, может быть, было бы проще. И с деревьями он общается лучше, чем вся собравшаяся бригада сапёров, вместе взятая.

Впрочем, мы справились.

И это очень, очень хорошо. Увлёкся, поработал, встряхнулся, ожил. Спасибо, Анрита.

Что Кан-Гиор, кстати?

В смысле –

где Кан-Гиор?

В смысле –

ГДЕ КАН-ГИОР?

Вот его прекрасное спящее тело, а сам-то он где?

Делать нечего.

«Анрита, я раздолбай. Я увлёкся. Где мой подопечный Кан-Гиор?»

Анрита, святое существо, присылает координаты. И воздушный поцелуй, вестимо.

Перемещаюсь, согласно указаниям.

Не могу понять. Я же смотрел его будущее! Он должен был мирно спать. Почему он ушёл?

А, понял.

Кан-Гиора вызвали на место преступления. Пока я занимался кораблём, к нему пришёл зов, и он отправился по нему.

Сколько чертей я помянул? Четыре тысячи?

Амрис, как всегда. Давай ты сначала будешь думать, а потом говорить?

На месте преступления орудовала нечисть. Кан-Гиор – в облике нынешнего женского тела – осматривается и вникает. Слегка ошалелый.

В центре пространства – нечто, похожее на комод с десятком ящиков, к которым подключены трубки. Есть ощущение недавнего присутствия, но никого не видно.

Ощущение – мерзейшее. Не могу понять, отчего.

Кан хмурится, садится на корточки перед странным комодом, прощупывает его вниманием – и комод шевелится. Кан отскакивает. Стоит настороже. Смотрит природу и историю этого комода – и до него доходит. А так как я слышу, что происходит в его сознании, до меня тоже доходит.

Это – не комод. Это устройство для удерживания существа внутри. А существо удерживают для того, чтобы питаться им и пить его силу. Оно там уже очень, очень давно. Очень сильно повреждено и выпито.

Это ужасно.

Чувствую ужас, сострадание и растущий гнев Кан-Гиора.

Он думает, что делать. Анрита прекрасна: она прислала ему посильную в его нынешнем состоянии историю. Затаив дыхание – фигура речи, конечно, – наблюдаю, что будет делать мой дорогой друг.

Кан принял решение.

Он призывает на место преступления силы, совершившие это преступление.

Как ни в чём не бывало. Как будто он не на Земле без памяти о том, что он это может.

Всё он может.

Мне нужно будет подумать об этом отдельно.

Чувствую приближение. Восемь мелких существ. Это не полноценные души. Это минимально автономные творения какой-то злой силы. Типа мелких земных роботов. Вышедших из-под контроля своих создателей.