«Можно ли смотреть на черноту чернил, а видеть золотое письмо?».«Гляди в оба: сейчас будем превращать камень в золото», – шептал своей внучке седобородый волшебник в мантии, и та, вся в золотой пыли, завороженно лицезрела самое настоящее чудо... Это была их личная Долина Царей, в которой царили любимый дедушка, обожаемый кот да она, и были драгоценные карамельки, и был могучий дуб, и было то волшебное детство, которое невозможно забыть. А потом пришла смерть. Она всегда приходит, ждёшь ты её или нет. Смотря на бездыханного Рамзеса, который уже никогда не покажет ей верную дорогу своими дивными лапками, девочка возопила, она не понимала, кот просто не может умереть, не может! Может. И это понимание было первым ударом. Истории деда, египетская мифология, утёс с его тайной... Сесилиа жила этими воспоминаниями, искала их отблески в окружающем, строила на их основе свою жизнь. Отсюда всё и течёт. У её деда был топор, у неё – ручка, и она пыталась что-то ею высечь, но что? Любовь, искру, смысл? Возможно, это всё одно. Возможно, она собиралась совершить невозможное. Возможно... «Как мало нужно, чтобы сотворить чудо?». Она шлифовала изящество букв, затем замерзала и засыпала, потом вновь оживала и искала. Буква за буквой, попытка за попыткой, вдох-выдох. Всё не то... И тут – как знак: та самая буква, которая когда-то её разбудила. Случайная встреча, внезапный проблеск, весна посреди зимы. Это была буква “А”.
«Не умирай! Не умирай! Не умирай!». Героиня была зациклена не столько на буквах, сколько на любви, в её понимании это было одно и то же. Все её отношения с мужчинами были нездоровыми, в каждой женщине она видела соперницу, расставания были как под копирку: порча дорогой для бывшего вещи, отчаяние, хандра... и новое призрачное «* * *», озарённое надеждой, которой вскоре будет суждено истлеть. Казалось бы, встретив Артура, она нашла то самое, но нет. Сама история их отношений способна тронуть: волшебная виолончель, рецепты хлеба, зарисовки из жизни, но то, к чему всё это привело... Сесилиа добилась того, о чём мечтала, она смогла создать идеальный шрифт, так ей, по крайней мере, казалось, но какой ценой? Она предала Артура, тут не может быть никаких “но”, и это не столько разозлило, сколько расстроило, потому что она, одурманенная не столько чувствами, сколько мыслями о чувствах, лишь под конец поняла, что как человека она его совсем не знала. Было в этом что-то трагичное, и всё последующее действо с воскрешением меня нисколько не тронуло, точка для меня была поставлена на той скамье под златом опадающих листьев. Она хотела устроить шрифтовую революцию и потрясти людей, ей казалось, что все находятся в стагнации, а меж тем она сама же в ней и пребывала, да и в себе разобраться совсем не могла. Себя бы для начала спасла, дева. «Живи! Живи! Живи!».
«А что, если буквы на самом деле звёзды, уплотнённые до знаков?». Тема букв мне близка, я и по жизни с этим связана, и просто люблю «высекать искры», на меня и египетская иероглифика влияла, и школьная учительница оставила свой след, и “волшебная” перьевая ручка тоже имеется, как и рукописные дневники и письма, – это всё моё, но магии с этой историей несмотря на множество точек соприкосновения не случилось. Я пыталась понять рассказчицу, почувствовать её, но она вызывала у меня одно лишь отторжение, как и всё происходящее на этих страницах; я такое не люблю. Самим текстом я наслаждалась, он идеален и звучен, но всё хорошее было перебито всем тем, что крылось за словом. Впрочем, не всё. Мне понравились истории о дедушке, хотя и было ясно, что вся эта агрессивная зацикленность Сесилии на определённых вещах явно передалась ей от него, и в этом нет ничего хорошего. Сама идея того, что текст чудотворен, до боли прекрасна, и дело не в шрифте, дело в сути, сколько раз лично меня книги буквально оживляли (героиня, к слову, читать не любила, потому и не поняла, что изданная книга обрела популярность не благодаря её шрифту, людям полюбилась украденная ею история). А ещё мне понравились лапки, красные кошачьи лапки, эта удивительная путеводная нить. Возможно, это и есть то самое чудо. Возможно... «Красный след. Живое письмо. Знаки, твердящие „быть”, „быть”, „быть”».
«Всё, что с тобой приключилось, и есть история. Твоя тоска, твой вопрос, твои мытарства, опасности, которые ты пережил, твои путешествия и всё, что ты узнал дорогой. О том, для чего стоит жить. О том, за что стоит умереть. Ты сам – история». 