Отзывы на книги автора «Яков Гордин»

Что и говорить, мало, кто не слышал об этой фамилии!
Один из героев Отечественной войны 1812 года, герой Кульмы и Бородина проконсул Кавказа, человек со сложной судьбой, личность совершенно незаурядная и определенной степени трагическая.
Все знают, знаменитый тост из фильма «Кавказская пленница» - так пусть же наши возможность совпадают с нашими желаниями. Наверное, в этот несовпадении заключалась вся трагедии и разочарования жизни Ермолова – его желания и способности в разы превышали возможности для их воплощения.

Яков Гордин в своей книге нарисовал замечательный портрет мятежного генерала. В ней он попытался разгадать загадку личности Алексея Петровича, а в его судьбе постараться показать как менялась история России в те непростые годы. Годы драмы, трагедии, но в то же время расцвета империи и её угасания.
На мой взгляд, ему это удалось. У Гордина получилось выдержать нужный баланс между основной линией рассказа и желанием поведать читателю множество интересных подробностей. Также, несмотря на всё положительное влияние, которое оказал Ермолов на потомка, у автора не получается скрыть свое восхищение героем своего повествования, Гордин не уходит от неприятных, а местами отвратительных моментов – которые имели место быть в биографии Ермолова.

Более половины книги – это цитаты из писем и мемуаров самого Ермолова, а также его друзей, соратников, знакомых. Немалую часть занимают записки Дениса Давыдова, который всегда был сторонником и преданным поклонником Алексея Петровича.
Гордин безусловно правильно отдает предпочтение частным письмам, как более откровенному и искреннему источнику информации. Совершенно справедливо замечая о мемуарах следующее:

Он желал остаться в исторической памяти фигурой цельной, героической – и в то же время несправедливо гонимой, что придавало его судьбе особый колорит.
Это характерное для мемуаристов заблуждение. Людям представляется, что являющие реальные жизненные обстоятельства документы вечно будут храниться в пыли и мраке архивов. Если сохранятся вообще. На этом заблуждении и строятся автобиографические мифы. Алексей Петрович этого заблуждения также не избежал.

В этом плане читать книгу было достаточно затруднительно. Витиеватый стиль изложения мыслей 19 века сильно утомлял. Однако же текст самого автора, с комментариями и пояснениями, своим видением событий напротив – хорошо бы всем так писать нон-фикшн.

Итак какой складывается образ человека после прочтения этой книги?
Юноша, начитавшийся о подвигах Цезаря, Македонского, выросший и впитавший в себя весь дух эпохи, общавшийся с такими гигантами как Суворов, Раевский.
И свято веривший в своей высокое предназначение, не ограничившееся военной карьерой, вряд ли мог пройти другой путь. Он мог легко погибнуть. И для этого у него была масса возможностей, но он остался жив и стал тем кем стал.

Он был человеком совершенно безжалостным и хладнокровным на поле боя, при этом мог быть воплощенным обаянием. Умел привлекать и очаровывать самых разных людей. Как никто другой заботился о подчиненных, был совершенно бескорыстен в смысле материальных богатств, чего конечно не скажешь о личных амбициях. Однако было в нем что-то, осознание собственной избранности, превосходства над другими, которое он часто не мог скрыть. Кого-то это привлекало, кого-то отталкивало. Все кто с ним общались сразу понимали, что этот человек не такой как все.
Тем не менее стоит понимать, что это было жестокий человек. Точнее прагматично жестокий. В Праге, под командованием Суворова, он расстреливал из пушек дома мирных жителей, что в тем благословенные времена было сурово. Или потом на Кавказе вырезал аулы вместе с женщинами и детьми в назидательных целях. Да его жестокость имела последствия в политическом и военном смысле.

Жизнями сотен женщин и детей, «вырезанных» в Дадан-юрте («гораздо больше», чем 140!), были спасены на будущее тысячи других жизней. В том числе горских женщин и детей, ибо теперь их загодя уводили в леса и горы до штурма аулов. И сами чеченцы предпочитали оставлять обезлюдевшие аулы и обстреливать атакующих из лесной чащи. Нет никаких оснований полагать, что Ермолова беспокоили окровавленные тени чеченских женщин и детей.

Да стоит понимать, что он был человеком своего времени и преследовал определенные цели, распространить влияние и контроль империи чуть ли не до Индии, порой поступая наперекор политике императора и министерства иностранных дел.

Книга интересная, представлено множество первоисточников, дан интересный анализ фактов. Возможно для личности такого масштаба как Алексей Петрович Ермолов явно недостаточно одной книги, да их немало написано, но этой точно стоит уделить внимание. Даже если не очень интересна сама личность Ермолова, в ней достаточно много о событиях того времени.

Самое увлекательное, самое захватывающее в истории то, что всё в ней взаимосвязано. Мне кажется, только писатель, прирожденный фантазер и романтик, да историк, с его профессиональным взглядом «во вне», способны провести связь с маленьким перепачканным карапузом, которого обижали в детстве, и революцией, которая произошла сто лет спустя. С уязвленным национальным достоинством века девятнадцатого и удушающей атмосферой тотального страха века двадцатого,  бесшабашным, переполненным дурной силой правителем, и медленным, безнадежным падением в пропасть великой страны все последующие века… Полет мысли – вот, что приходит мне в голову, во время чтения первого тома Якова Гордина. История в этой книге разворачивается перед читателем огромной картой с поля боя. И как опытный полководец, указующим перстом, он ведет за собой сквозь времена и пространства к конечной точке этого невероятного приключения – дня сегодняшнего. Это могло бы быть фантастикой, если бы не было беспощадной реальностью. Драма великой страны в лицах.

 Если взять от жанра философской публицистики все самое лучшее, книга «Пушкин. Бродский. Империя и судьба» доставит ни с чем не сравнимое удовольствие. Невероятно интересные суждения об известных исторических деятелях, крайне любопытные и меткие характеристики из уст современников, выдержки из дневников и писем, которые Гордин нашел в архивах, и очень многозначные, спорные, не явные, но однозначно увлекательные, выводы. После этой книги, все привычные представления о событиях и людях отечественной истории переворачиваются, кажется, что перед тобой шахматная доска, на которой все фигуры перемешаны, и тебе приходится заново вникать в расположение, заново оценивать и мысленно представлять следующий шаг. Знакомая история рассказывается под другим углом, и от этого свежего взгляда многие события становятся простыми и ясными, появляется логика там, где ее до этого не было.

«В конце концов, история – это то, как мы ее пишем. И с этой точки зрения быть историком чрезвычайно опасно. Концепция, даже покрытая фактами, как зимней шерстью, ничему не может научить. Она может только внушить нечто».

Интересный подход, не правда ли? Есть над чем подумать и о чем поспорить. В целом же, я всю эту книгу воспринимаю как один большой вызов. Вызов, который делает автор своим читателям. Он словно говорит - задумайтесь, посмотрите на это, способны ли вы пересмотреть, понимаете ли вы теперь, что это значит? Эта книга рассчитана на думающего читателя, на такого, который не побоится принять чужую точку зрения и заявить о собственной. Это почти полемика, это почти дуэль.

Дальше...

Язык Якова Гордина способен поразить и удивить. Особенно мне нравились его лаконичные, необыкновенно точные названия глав и частей. Квинтэссенция и сосредоточение самой сути, точный выстрел в яблочко, изящный оборот. «Человек, которого нельзя спасти», «Несчастный человек на троне», «Борьба за царскую душу», «Подземные реки истории». Да, прав был Самуил Лурье, который во вступительном слове написал «Он добывает из истории – смысл». Грандиозная задача, с которой невозможно справиться, оставаясь в жестких рамках классической науки. Это именно союз философии и публицистики, истории и литературы. Необычный подход, спорный. Но, как оказалось, вполне результативный.    

Мне не просто было привыкнуть к специфическому стилю публицистики, но когда это произошло, я вышла за рамки, и смогла вслед за автором, проследить тот долгий путь, что проделала Россия от Александра I к Сталину. От Пушкина к Бродскому. От одной драмы к другой. И возможно, Гордин максималист, возможно, его выводы не совсем обоснованы, но уж точно не беспочвенны. Альтернатива, которую так сложно представить себе в контексте нашей страны, становится  некой реальностью. И я ни капли не жалею, что смогла увидеть всё с новой для меня высоты. Оно стоит того. Прочтите. Советую.

Гордин Я.А. Кавказская Атлантида. 300 лет войны. — 2-е изд., дополненное. — М.: Время, 2014 г. — 512 с., ил. — Редактор Татьяна Тимакова.

Это уже пятая научно-популярная книга Якова Аркадьевича Гордина, которую я прочитал (первую – ровно сорок лет назад). По скромному моему суждению, две книги из пяти («События и люди 14 декабря» и «Меж рабством и свободой») заслуживают наивысшей оценки. Тем больнее было разочарование в авторе. Нельзя сказать, что «Кавказская Атлантида» — полный провал: эта книга тоже по-своему интересна и может быть многим полезна. Автор работал в Российском государственном историческом архиве, он даёт ссылку на один из фондов (с. 256) и с гордостью сообщает: «У меня в столе лежат несколько сотен рапортов офицеров Кавказской линии начала XIX века о горских набегах» (с. 391). Автор позиционирует себя в качестве знатока архивных материалов, но уже здесь допускает серьёзную оплошность. Где стоит упомянутый стол? Если в личной квартире автора, то ему следовало бы объяснить читателям, как исторические документы – сотни документов! – покинули стены архива. Очень не хочется думать, что Яков Аркадьевич Гордин – архивный вор. Да ещё и не сумевший толково распорядиться краденым...

Возможно, я в своей жёсткой оценке буду одинок: первое издание «Кавказской Атлантиды» вышло в 2001 г.; если потребовалось второе – значит, первое разошлось. Книга явно востребована читающей публикой. Объяснить это можно актуальностью темы, популярностью автора и завлекательным подзаголовком (можно подумать, что нам предлагают серию научно-популярных очерков, которые в совокупности дадут более или менее целостное представление о Кавказской войне). Ничего подобного! Очерки разрозненные и разноплановые; легко догадаться, что изначально все они (или почти все) писались для периодических изданий. При этом сведения о первой публикации приводятся только в двух случаях:

1. Когда перепечатывается, из замыслов каких-то непонятных, значительный фрагмент мемуаров М.Я. Ольшевского (с. 428-453), полностью изданных в СПб сравнительно недавно, в 2003 г.

2. Когда в качестве своеобразного послесловия к данной книге перепечатывается предисловие к книге В. Миронова «Я был на этой войне. Чечня, год 1995». М., 2001 (с. 474-480).

Автор опубликовал также, в обрамлении своих собственных текстов, три любопытных документа XIX века: «Записка гвардии-полковника (так в тексте. — А.Г.) флигель-адьютанта Хан-Гирея», с. 244-254; «Мысли о делах наших на Кавказе» Л.М. Серебрякова, с.298-344; «Записка барона Торнау», с. 463-473. В оглавлении ни один из этих пространных документов почему-то не значится. Оглавление вообще неисправно: есть ошибки в указаниях страниц, с которых начинаются отдельные очерки. Вообще следовало ожидать более внимательной вычитки текста редактором (второе издание давало шанс исправить дефекты первого). Приходится думать, однако, что в данном случае никакой вычитки не было. Не устранена даже очевидная и весьма курьёзная опечатка: вместо ожидаемого «для горского сознания» читаем «для городского сознания» (с. 43).

Текст книги пестрит цитатами, причём мемуары участников Кавказской войны, давно опубликованные, используются не менее активно, чем архивные документы. Цитаты почти на каждой странице, каждая — не менее абзаца, некоторые занимают по 1-2 страницы текста, а в ряде случаев и более двух страниц (с. 70-72; 103-106; 155-158; 195-198; 204-206; 260-263). Если учесть, что все цитаты набраны мелким шрифтом, картина их засилья в книге становится ещё выразительнее. Иногда цитаты повторяются, ибо ни автор, ни редактор не озаботились переработкой разноплановых очерков в единую книгу. В одном случае совпадает даже расположение продублированной цитаты на развороте страниц (ср.: с. 206-207; с.286-287), что создаёт у читателя эффект дежа вю (déjà vu). Дублируется, за вычетом одного абзаца, гордый ответ старейшин убыхов генералу Симборскому (длинный фрагмент – с. 214; фрагмент фрагмента – с. 405-406). Третий пример – самый курьёзный: кто-то, автор или редактор, заметил (!), что длинная цитата воспроизведена дважды (с. 210-211; 401-402). И следует забавное оправдание: «Этот текст, равно как и последующие документы, уже был представлен читателю. Но по логике сюжета их уместно повторить» (с. 402, прим.*). Профессионально грамотный редактор поступил бы иначе: вместо того чтобы перепечатывать во второй раз целую страницу текста, он просто-напросто дал бы отсылку к приведённой выше цитате.

Живые голоса эпохи, звучащие в цитатах, очень интересны, но их чрезмерный объём превращает авторский текст в некое подобие развёрнутого комментария. И этим, к сожалению, ценность авторского текста исчерпывается. Аналитика примитивна, её можно свести к следующей формуле: «Приятие горцами русского владычества означало бы крушение того миропорядка, который горцы считали единственно возможным» (с. 43). Ниже эта банальная мысль просто-напросто варьируется на разные лады. А в финале автор неожиданно преподносит нам тезис, находящийся в кричащем противоречии как с собственными его рассуждениями, читаемыми выше, так и с ярким фактическим материалом цитат: «...компромиссный вариант был возможен». Помилуйте, Яков Аркадьевич: какой компромисс, если рушится единственно возможный миропорядок?

Но дело, оказывается, в том, что Якову Аркадьевичу не по сердцу детерминированность исторического процесса:

Я терпеть не могу пресловутой формулы: «История не знает сослагательного наклонения». Любители этой формулы исключают само понятие ответственности за те или иные действия. Если в истории все жёстко детерминировано, то с кого спрос? (с. 426).

Здесь, между прочим, видна чудовищная гордыня: автор намерен требовать отчёта от давно умерших исторических лиц, то есть ставит себя на место Господа Бога. Но может ли человек быть беспристрастным судьёй для тех деятелей прошлого, которых он ненавидит? Не думаю. Как вам, к примеру, такой пассаж: «...Сталин, организовавший массовый голод в южной России и на Украине и миллионами голодных смертей задушивший в тех местах протест против коллективизации» (с. 292). Это точно историк написал? Мне кажется, историк прежде всего должен был сопоставить даты. Задачка-то школьного уровня: голод в СССР относится к 1932—1933 гг., и даже если допустить, что он был искусственно организован, то уж никак не с целью «задушить протест против коллективизации» (он был успешно задушен ещё в 1930—1931 гг. путём массового выселения «кулаков» и «подкулачников», отправкой их с семьями на спецпоселение).

Попадаются у Гордина и нейтральные ошибки, не связанные с идеологической ангажированностью. Полковник Тевкелев (1674—1766) в глазах Гордина — «крещёный азиатец» (с. 290). «Сам ты крещёный азиатец» — сказал бы ему правоверный мусульманин Кутлу-Мухаммед Мемешев, именовавшийся в русскоязычной среде Алексеем Ивановичем Тевкелевым. Этот татарский мурза, родившийся и сделавший карьеру в европейской части России, бывал в Азии только по делам службы.

Но это я уже начал придираться. Беда книги не в том, что там проскакивают единичные мелкие ошибки, а в том, что слеплена она очень халтурно. Ни автору, ни редактору это чести не делает.

Было странно не обнаружить ни одну рецензию на этот прекрасный сборник эссе, посвященный в равной степени жизни и творчеству Иосифа Бродского. Лейтмотивом, безусловно, является деликатность Гордина, с которой он излагает факты биографии поэта. И самое главное, не позволяет себе никаких резких субъективных высказываний даже по отношению к заведомо отрицательным персонажам.
Первая и вторая часть книги разные, первая подробно рассказывает, как стал возможен судебный процесс над поэтом и что происходило дальше; вторая – это эссе и интервью автора разных лет, в которых он подробно анализирует творчество Бродского.
Мне кажется, эта книга будет весьма полезна всем почитателям таланта Иосифа Александровича.

Небольшой мемуар о службе автора в армии в 1954-1956 гг., построенный на письмах Гордина из армии домой.
Хорошо и гладко написанный, по существу не представляет особенного интереса: такие воспоминания могли бы написать многие люди, если бы умели писать. Никаких особенных приключений, испытаний и т.п. на долю Гордина не выпало. Поэтому интереса в первую очередь фигура самого автора - еврейского юноши из интеллигентной ленинградской семьи, начитавшегося Ницше, Д'Аннунцио и Джека Лондона и добровольно решившего на себе испытать тяготы суровой жизни в армии.

Сабж без пафоса, акафистов и панегириков. Тем более если учесть то, что автор - друг Бродского. Лучше многих документальных фильмов о Бродском (ессно "Прогулки" не в счёт.). Отличная критика творчества.