© Г.Н. Петников, наследники, перевод, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Сладкая каша

Однажды жила-была бедная, скромная девочка одна со своей матерью, и есть им было нечего. Пошла раз девочка в лес и встретила по дороге старуху, которая уже знала про её горемычное житьё и подарила ей глиняный горшочек. Стоило ему только сказать: «Горшочек, вари!» – и сварится в нём вкусная, сладкая пшённая каша; а скажи ему только: «Горшочек, перестань!» – и перестанет вариться в нём каша. Принесла девочка горшочек домой своей матери, и вот избавились они от бедности и голода и стали, когда захочется им, есть сладкую кашу.

Однажды девочка ушла из дому, а мать и говорит: «Горшочек, вари!» – и стала вариться в нём каша, и наелась мать досыта. Но захотелось ей, чтоб горшочек перестал варить кашу, да позабыла она слово. И вот варит он и варит, и ползёт каша уже через край, и всё варится каша. Вот уже кухня полна, и вся изба полна, и ползёт каша в другую избу, и улица вся полна, словно хочет она весь мир накормить; и приключилась большая беда, и ни один человек не знал, как тому горю помочь. Наконец, когда один только дом и остался цел, приходит девочка; и только она сказала: «Горшочек, перестань!» – перестал он варить кашу; а тот, кому надо было ехать снова в город, должен был в каше проедать себе дорогу.

Соломинка, уголёк и боб

В одной деревне жила бедная старуха. Собрала она раз миску бобов и хотела было их сварить. Она затопила печь и, чтоб огонь скорей разгорелся, подбросила пучок соломы. Стала пересыпать бобы в горшок, и вдруг один из них невзначай выскользнул и улёгся на полу рядом с соломинкой, а вскоре выскочил к ним из печи и горящий уголёк. Вот соломинка и говорит:

– Откуда вы к нам, милые друзья?

Уголёк отвечает:

– Да вот посчастливилось мне из огня выскочить, а не то бы верная гибель была мне – я сгорел бы и обратился в пепел.

А боб ему говорит:

– Я тоже ловко спас свою шкуру, а то положила бы меня старуха в горшок и сварила бы из меня, как из моих товарищей, без всякого сожаления похлёбку.

– А мне-то разве лучше пришлось бы? – сказала соломинка. – Всех моих сестриц старуха в огонь и в дым обратила: вон – шестьдесят сразу схватила да и погубила. Я ещё счастливо выскользнула у неё из рук.

– Что ж нам теперь делать? – спрашивает уголёк.

– Я думаю, – ответил боб, – раз мы так счастливо спаслись от смерти, так давайте жить, как добрые друзья-товарищи, вместе; а чтоб с нами не приключилось опять какой беды, давайте уйдём отсюда и поселимся в иной, чужедальней стране.

Это всем понравилось, и они отправились вместе в путь-дорогу. Долго ли, коротко ли, подошли они наконец к маленькому ручейку, и не было там ни мостика, ни жердинки, и они не знали, как им перебраться на другую сторону. Но соломинка скоро нашла выход и говорит:

– Знаете что, лягу-ка я поперёк ручья, а вы переправитесь по мне, как по мостику.

Так она и сделала – протянулась с берега на берег. А уголёк тот был нрава пылкого и смело затопал по вновь построенному мосту.

Дошёл он уже до середины, вдруг слышит под собой шум воды, тут испугался он, остановился на месте и не решился идти дальше. А соломинка вдруг загорелась, переломилась надвое и упала в ручей. Уголёк упал за ней следом и, как попал в воду, зашипел и умер.

А боб, тот был поосторожней: он остался на берегу и, увидев, что случилось, засмеялся и никак не мог остановиться, и смеялся так сильно, что в конце концов лопнул.

Тут бы ему и конец настал, но, к счастью, подвернулся странствующий портной, отдыхавший у ручья. Сердце было у него жалостливое, он достал иглу и нитки и сшил лопнувший боб.

Поблагодарил его боб от всей души, но только нитки-то у портного были чёрные.

Вот с той поры у всех бобов и виден посредине чёрный шов.

Бременские уличные музыканты

Был у одного хозяина осёл, и много лет подряд таскал он без устали мешки на мельницу, но к старости стал слаб и к работе не так пригоден, как прежде.

Подумал хозяин, что кормить его теперь, пожалуй, не стоит; и осёл, заметив, что дело не к добру клонится, взял и убежал от хозяина и двинулся по дороге на Бремен – он думал, что там удастся ему сделаться уличным музыкантом. Вот прошёл он немного, и случилось ему повстречать по дороге охотничью собаку: она лежала, тяжело дыша, высунув язык, – видно, бежать устала.

– Ты что это, Хватай, так тяжело дышишь? – спрашивает её осёл.

– Ох, – отвечает собака, – стара я стала, что ни день, то всё больше слабею, уже не в силах; вот и задумал меня хозяин убить, но я от него убежала. Как же мне теперь на хлеб зарабатывать?

– Знаешь что, – говорит осёл, – я иду в Бремен, хочу сделаться там уличным музыкантом; пойдём вместе со мной, поступай ты тоже в музыканты. Я играю на лютне, а ты будешь бить в литавры.

Собака на это охотно согласилась, и они пошли дальше. Вскоре повстречали они на пути кота; он сидел у дороги, мрачный да невесёлый, словно дождевая туча.

– Ну что, старина Кот Котофеич, беда, что ли, какая с тобой приключилась? – спрашивает его осёл.

– Да как же мне быть весёлым, когда дело о жизни идёт, – отвечает кот. – Стал я стар, зубы у меня притупились, сидеть бы мне теперь на печи да мурлыкать, а не мышей ловить, – вот и задумала меня хозяйка утопить, а я убежал подобру-поздорову. Ну, какой дашь мне добрый совет? Куда ж мне теперь деваться, чем прокормиться?

– Пойдём с нами в Бремен – ты ведь ночные концерты устраивать мастер, вот и будешь там уличным музыкантом.

Коту это дело понравилось, и пошли они вместе. Пришлось нашим трём беглецам проходить мимо одного двора, видят они – сидит на воротах петух и кричит во всё горло.

– Чего ты горло дерёшь? – говорит осёл. – Что с тобой приключилось?

– Да это я хорошую погоду предвещаю, – ответил петух. – Ведь нынче Богородицын день: она помыла рубашки Христу-младенцу и хочет их просушить. Да всё равно нет у моей хозяйки жалости: завтра воскресенье, утром гости приедут, и вот велела она кухарке сварить меня в супе, и отрубят мне нынче вечером голову. Вот потому и кричу я, пока могу, во всё горло.

– Вот оно что, петушок – красный гребешок, – сказал осёл, – эх, ступай-ка ты лучше с нами, мы идём в Бремен – хуже смерти всё равно ничего не найдёшь; голос у тебя хороший, и если мы примемся вместе с тобой за музыку, то дело пойдёт на лад.

Петуху такое предложение понравилось, и они двинулись все вчетвером дальше. Но дойти до Бремена за один день им не удалось, они попали вечером в лес и порешили там заночевать.

Осёл и собака улеглись под большим деревом, а кот и петух забрались на сук; петух взлетел на самую макушку дерева, где было ему всего надёжней. Но прежде чем уснуть, он осмотрелся по сторонам, и показалось ему, что вдали огонёк мерцает, и он крикнул своим товарищам, что тут, пожалуй, и дом недалече, потому что виден свет. И сказал осёл:

– Раз так, то нам надо подыматься и идти дальше, ведь ночлег-то здесь неважный.

А собака подумала, что некоторая толика костей и мяса была бы как раз кстати.

И вот они двинулись в путь-дорогу, навстречу огоньку, и вскоре заметили, что он светит всё ярче и светлей и стал совсем уже большой; и пришли они к ярко освещённому разбойничьему притону. Осёл, как самый большой из них, подошёл к окошку и стал в него заглядывать.

– Ну, осёл, что тебе видно? – спросил петух.

– Да что, – ответил осёл, – вижу накрытый стол, на нём всякие вкусные кушанья и напитки поставлены, и сидят за столом разбойники и едят в своё удовольствие.

– Там, пожалуй, кое-что и для нас бы нашлось, – сказал петух.

– Да, да, если бы только нам туда попасть! – сказал осёл.

И стали звери между собой судить да рядить, как к тому делу приступить, чтобы разбойников оттуда выгнать; и вот наконец нашли они способ. Решили, что осёл должен поставить передние ноги на окошко, а собака прыгнуть к ослу на спину; кот взберётся на собаку, а петух пускай взлетит и сядет коту на голову. Так они и сделали, и по условному знаку все вместе принялись за музыку: осёл кричал, собака лаяла, кот мяукал, а петух, тот запел и закукарекал. Потом ворвались они через окошко в комнату, так что даже стёкла зазвенели.

Услышав ужасный крик, разбойники повскакивали из-за стола и, решив, что к ним явилось какое-то привидение, в великом страхе кинулись в лес. Тогда четверо наших товарищей уселись за стол, и каждый принялся за то, что пришлось ему по вкусу из блюд, стоявших на столе, и начали есть и наедаться, будто на месяц вперёд.

Поужинав, четверо музыкантов погасили свет и стали искать, где бы им поудобней выспаться – каждый по своему обычаю и привычке. Осёл улёгся на навозной куче, собака легла за дверью, кот на шестке у горячей золы, а петух сел на насест; а так как они с дальней дороги устали, то вскоре все и уснули.

Когда полночь уже прошла и разбойники издали заметили, что в доме свет не горит, всё как будто спокойно, тогда говорит атаман:

– Нечего нам страху поддаваться, – и приказал одному из своих людей пойти в дом на разведку.

Посланный нашёл, что там всё тихо и спокойно: он зашёл в кухню, чтобы зажечь свет, и показались ему сверкающие глаза кота горящими угольками, он ткнул в них серник, чтоб добыть огня. Но кот шуток не любил, он кинулся ему прямо в лицо, стал шипеть и царапаться. Тут испугался разбойник и давай бежать через чёрную дверь; а собака как раз за дверью лежала, вскочила она и укусила его за ногу. Пустился он бежать через двор да мимо навозной кучи, тут и лягнул его изо всех сил осёл задним копытом; проснулся от шума петух, встрепенулся, да как закричит с насеста: «Кукареку!»

Побежал разбойник со всех ног назад к своему атаману и говорит:

– Ох, там в доме страшная ведьма засела, как дохнёт она мне в лицо, как вцепится в меня своими длинными пальцами; а у двери стоит человек с ножом, как полоснёт он меня по ноге; а на дворе лежит чёрное чудище, как ударит оно меня своей дубинкой; а на крыше, на самом верху, судья сидит и кричит: «Тащите вора сюда!» Тут я еле-еле ноги унёс.

С той поры боялись разбойники в дом возвращаться, а четырём бременским музыкантам там так понравилось, что и уходить не захотелось.

А кто эту сказку последний сказал, всё это сам своими глазами видал.