Офицерам и солдатам, − белым и красным, гражданам России,

обманутым, преданным, погибшим, растерзанным в братоубийственной гражданской войне 1918−1922 г.г. посвящается

*****

А колымага Русь, катит вперёд!

Как не везёт ей на возницу!

Мастит сама себе дорогу-небылицу

Телами сыновей своих,

сдобряя землю кровью, как водицей.

1. На вольной реке

«Иу-иу-иу-у-у…» зазвучало настойчиво с нарастанием в наушниках и сразу учащённо забилось сердце.

К этому звуку нельзя было привыкнуть и, хотя после первого опыта находок острота ощущений поубавилась, всё же каждый раз в ответ на этот звук сердце билось учащённо, накатывало волнение, а воображение рисовало образ неведомой находки, которая породила звук в наушниках металлоискателя.

Студент геологического факультета университета Евгений Зимин был на реке, которую он называл вольной и увлеченно тестировал новенький металлоискатель, в надежде обнаружить среди камней и песка золотой самородок.

Женька был высоким парнем, с копной вьющихся непокорных русых волос, с открытым лицом, на котором светились любопытством живые, задорные глаза. Особенной твёрдостью характера паренёк не отличался, но мог вовремя собраться и, наделав «долгов» за семестр, к сессии вполне сносно «раскрутиться» и даже порадовать преподавателей достойными ответами и позитивным настроем.

− Ты, Зимин, способный, но какой-то разбросанный в интересах, − ворчал заведующий кафедрой, с удивлением отмечая в очередной раз, что Зимин, накопив пропусков и несданных работ, тем не менее сессию сдавал без трояков.

− Мог бы и отлично учиться, а там глядишь и в аспирантуру взяли бы тебя, − продолжал наставления профессор.

− Да мне ни к чему, вот курс добью и в профессию уйду. Мне по душе работа на воздухе, − отшучивался Женька, чем огорчал преподавателя, который видимо считал, что у парня есть способности к науке.

Вольной реку называли за быстрый бег меж крутых скалистых берегов, чередующихся с пологими, усыпанными камнями и галькой, просторными берегами в распадках между примыкающих к реке сопок.

Вольной река была несколько лет детства, что прошли в этих местах, когда летом целыми днями пропадали мальчишки на реке, которая развлекала и кормила, купала и закаляла, давала возможность проявить себя. Здесь на реке в детстве проводили массу времени, притворяя в жизнь свои мальчишеские идеи. Река давала чувство свободы от надзора взрослых, ведь те не ведали и десятой доли от того, что творили ребята на реке.

Река не была скучной и однообразной.

Зимой река замерзала и пока снега не укрывали ледяную гладь, заметая перекаты и торчащие из воды камни, мальчишки гоняли по льду шайбу или оранжевый мяч-бенди, пропадая на льду до глубокой ночи. Падавший всю зиму снег расчищали и сражались весь день, оглашая окрестности стуками клюшек о лёд и криками.

Весной все ждали ледостава и собравшись у реки наблюдали с интересом, как река пухнет под напором растущей воды и в какой-то момент усталый под гнётом солнца лёд лопается под натиском стремнины и, окончательно надломившись, отправляется в путь, крошась и сверкая гранями кристаллов на весеннем ярком солнце.

Вот казалось, − а что такого в этом ледоставе?

Но чувство обновления после затяжной стужи не давало покоя.

Приходило понимание, что всё в этом мире, проходя свой круг, обновляется, а кончина только начало новой жизни, нового пути, новых, может быть, кратно умноженных, возможностей.

Вслед за ледоставом приходило половодье, и река несла свежесть с верховий, стволы деревьев и заливала луга и низины вдоль реки, подбираясь стремительно к заборам и домам, подмывая баньки, что многие старались лепить ближе к воде.

Река была барометром ливней в горах: если в горах лили дожди, то река вспухала мутными упругими потоками и заливала берега.

Река славилась у местных жителей наличием не только хариусов и ленков, но и золотоносных песков и галечников.

На реке стояли годами крупные золотодобывающие артели для промывки россыпи, и то славно, что дело не дошло до драг, – все же река не располагала к такому размаху работ. Драги не добрались до вольной реки, и это спасло и реку, и местный люд, что жил и кормился на её берегах.

Кормился здешний народ рыбалкой, знатным сенокосом, кедрачом в распадках вдоль реки и обильными ягодными угодьями.

Ягодные места на любой вкус тянулись по берегам реки раскидистыми кустами черной и красной смородины, полянами черники и брусники. В болотистых местах росла голубица, а жимолостью с малиной заросли дальние и ближние распадки, что примыкали прямо к деревне Шаманка. И было всегда столько ягоды, что местным хватало без сутолоки: просто приходило время, выходили за огород и собирали в котелки вдоволь.

Шаманка, старая сибирская деревня, раскинувшая вдоль реки свои улочки по таёжным распадкам, одним концом лепилась к реке вдоль узкого берега, зажатого отвесной скалой, что стеной стояла вдоль русла, обнажая геологическую подноготную местности, скрытую таёжными труднопроходимыми зарослями.

Деревня эта многое пережила.

Зародившись с первыми российскими первопроходцами сибирской земли, видела деревня первых казаков, шагнувших на землю Прибайкалья, ссыльных разных эпох, каторжников, золотоискателей, удачливых охотников и купцов, чинов военных, жандармских, милицейских и всякого вида оперуполномоченных. Все они периодически суетились у реки, покрикивали, хотели что-то решать и добиваться, но сгинули, как пропадает после каждого половодья на реке накопленный хлам, смываемый энергичной, упрямой и вездесущей водой. А деревня как стояла, так и продолжает стоять, с годами мало меняясь.

И в последние стремительные годы нового века, не обветшав, деревня сохранила свое лицо и по-прежнему вызывала интерес, помаленьку вставала с колен лихолетья, крепчала, меняла свой уклад с социалистического созидания на капиталистическую предприимчивость.

Оказалось, что в деревне есть удачливые бизнесмены, что наладили скоро деревообработку и лесозаготовку, строительство и торговлю. С появлением деловых людей по улицам деревни стали ездить не только трактора, грузовики и лесовозы, но и иномарки представительского класса и сверкающие джипы, как когда-то проносились по деревне сани-розвальни с загулявшими купцами и промышленниками в обнимку с разрумянившимися на морозе, хохочущими барышнями, запряженные тройкой лоснящихся горячих коней с крашеными дугами со звонкими бубенцами.

Свободен в эти летние месяцы был и сам Евгений, отбыв учебную практику и закрыв, наконец, все свои учебные «хвосты» и иные «отростки» задолженностей, скопившиеся за семестр. Получив в пользование свободное от обязательных дел время, Женя решил попытать счастья на реке, применив свои, теперь уже специальные знания по геологии россыпных месторождений золота.

У Женьки была давняя детская мечта – найти самородок.

По началу ему хотелось помочь маме, справив ей к зиме теплую красивую шубу, такую чтобы мама и в лютые крещенские морозы не замерзала, гуляя по стылой зимней улице среди покрытых куржаком кустов и убранных в праздничный наряд деревьев.

Позже к желанию подарить маме шубу возникло стремление наладить свой бизнес, чтобы был достаток и интересное в жизни дело. Какой, Женька не думал пока: казалось, как только появятся деньги, всё сразу пойдет ладком – найдутся свежие идеи и дело наладится само собой.

Но ещё пуще Женьке хотелось ощутить то состояние восторга, когда из груды серой пустой породы появится камешек самородного золота, что притаился среди малозначимых обломков мироздания, являя миру фарт, удачу, находку и веру, что всё тебе по плечу.

То, что в реке водились самородки, Женька знал доподлинно.

Давненько небольшой самородок, размером с крупную фасолину, нежданно нашел дружок Женьки. Бегали они тогда мальцами вдоль реки после весеннего половодья и, ковыряя намытый рекой песок, Сашка увидел тускловатый желтый и забавный изъеденный эрозией камешек. И ведь никому не показал, только Женьке, а потом скоренько так спрятал в карман и только потом все узнали – Санька нашел самородок.

Событие было не рядовое, а для Саньки и вовсе счастливое – после находки всё лето дружок катался на новом велосипеде, великодушно одалживая и друзьям.

Так отметил Санькин фарт дорогим подарком отец мальца.

Но счастье долгим не бывает, – унесло велик рекой, когда на спор пытались проехать по брусу, что ограничивал платформу речного парома по краю.

Паром стоял порой долго у причала и ребята взялись прямо с берега заезжать и лихо прокатываться по причалу и всему парому на новом велосипеде. Паромщик, знакомый сельский мужик, сильно не ругался: так для острастки ворчал, чтобы вовсе не разбаловались, вот ребята и пользовались его терпением. А скоро гонять по парому стало неинтересно, и кто-то предложил на спор, – кто, мол, проедет по узкому брусу на самом краю парома, рискуя свалиться в воду.

Первым вызвался сам Санька, да вот только дрогнула рука, и свалился он с парома в воду. Сам не ушибся, выбрался скоро из реки, а велик затащило под паром течением. А тут зашёл на паром грузовик-лесовоз, а когда неуклюжая посудина тяжело отчалила, цепляя дно, от велосипеда уже ничего стоящего остаться не могло. Парни поныряли и скоро нашли помятую конструкцию того, что называлось еще недавно велосипедом.

Река дала – река забрала.

Так вот решили пацаны, обсудив происшествие, и освоенная за лето мальчишеская забава, канула. Но осенью манит тайга походами по орехи, да ягоды, а потому потеря велосипеда скоро отошла-забылась в круговерти мальчишеских дел.

Писк металлоискателя заставил нагнуться, и умело орудуя саперной лопаткой, Женя разгреб песок с камнями и обнаружил круглый диск, сродни металлическому рублю, который оказался старой потемневшей от времени и коррозии медалью.

На медали проступала надпись − «За усердие» и год − 1915.

Находка оживила поиск. Показалось, еще чуть терпения и найдется что-то стоящее, но кроме консервных банок и ржавых гвоздей ничего более не попадалось.

Проведя на реке остаток дня, и изголодавшись, Евгений вернулся в дом деда, в котором провел много дней в детстве и наведывался теперь достаточно часто, устав от суеты студенческого общежития и имея свободные от занятий пару-тройку дней.

Дом дедушки был деревянным из сосновых брёвен и построен сразу после войны, когда прадед Жени вернулся с фронта. Энтузиазма и желания жить хорошо, дружно после страшной войны было вдосталь и тогда многие, вернувшись с фронта, взялись перекраивать свой быт.

Во дворе у деда стояла баня, сарайчики, загоны для скота и птицы.

За двором тянулся огород, а у дома, со стороны улицы, колодец с ледяной и кристально чистой водой.

Все эти владения Женька знал назубок, – каждый участок двора им был обследован до мелочей неоднократно.

Дедушка Жени учительствовал в деревне после окончания местного пединститута: учил детей алгебре, да геометрии.

Теперь, на пенсии дедушка по-прежнему много читал, занимался огородом, выращиванием домашнего зверья, кур. Тайга также кормила то грибными, то ягодными угодьями. А вот охотиться дедушка не любил: жалел старый учитель лесное зверье, проповедуя по случаю, что и у зверья есть права и первое из них – право на жизнь.

Дед внука всегда ждал и встречал радушно.

Евгений показал дедушке найденную на реке медаль и Силантий Матвеевич, осмотрев находку, призадумался, качнул головой. А потом покрутившись по горнице, полез в шкаф и, перебирая шкатулки и коробочки, покопался в его недрах, достал такую же медаль, но с нарядной планкой, на которой еще сохранилась бело-голубая лента.

– Это медаль деда моего, Ивана. С войны с германцем принёс. Рассказывал дед, что из нашей деревни с войны в те годы несколько человек вернулись с такими наградами. Видимо кто-то не уберег медальку. А может, кто из отступающих с воинскими частями потерял. В гражданскую войну здесь больших боев не было, но отряды то красных, то колчаковцев через деревню проходили неоднократно.