БУЛЬ И УСАЛА

Моя лодка под названием кандидатская диссертация дала течь….

Научный руководитель, мудрый Борис Моисеевич, прослушав доклад на заседании кафедры, резюмировал спокойно и увесисто:

– Что-то, брат, у тебя не сходится. Выявленная тобой погребенная россыпь слабо связывается с поисковыми признаками. Не верно, однако, определен маршрут формирования золотой россыпи. Думаю, надо еще раз смотаться на реку и взять пробы в шурфах, пока не обвалились.

Было обидно.

Легко сказать – смотаться.

До россыпи тысяча верст на север в глухую тайгу, по норовистой реке, в мир дикого зверья и еще более оголтелой банды мошкары, и комаров. Казалось, что вот сделаю доклад на последнем в июне заседании кафедры, за лето все поправлю, уютненько устроившись на даче у реки, а осенью выйду на защиту и, наконец, донесу до цели этот «саквояж без ручки» или «скользкий арбуз» − свою диссертацию, которая несколько отравляла жизнь, отнимая массу времени. Но старик, которого между собой звали, используя инициалы имени и отчества – Буль Мастифф или просто Буль, был иного мнения.

Булем профессора прозвали мы еще студентами за сходство как внешне: старик был грузен, если не сказать могуч; так и внутреннее: повадки профессора очень были близки к характеру популярной породы собак, из которых наиболее были заметны высочайшая скорость реагирования на раздражители и мертвая хватка, что необъяснимо сочеталось с некоторой медлительностью….

Вспомнился случай из нашей студенческой жизни. Были мы на учебной практике в урочище Пана-Ям, где исходили все склоны и знали наперечет все речушки, направляющиеся к Енисею со склонов Западного Саяна. И вот, в один из дней, случилось такое безобразие как массовое расстройство желудка практически у всех студентов, что грозило срывом практики, а в условиях не достаточной медицинской помощи было чревато большими проблемами.

Буль, будучи тогда только назначенным на должность заведующим кафедрой, получив телефонограмму о неприятном событии, сам прибыл на базу практики, прихватив университетского лекаря. Оглядев критически развернувшееся в урочище, как он сам выразился «Дристалище», определил и новое имя самой базе практик, выразившись по-профессорски витиевато, но вполне доходчиво, выговаривая ответственному за практику заведующему лабораторией:

– Какой вы тут развернули «Бронетемкин Поносец! Сам Сережа Эйзенштейн, наверное, перевернулся в гробу! Позорище!

Мы смутились.

Причем здесь режиссер Эйзенштейн, к геологии никакого отношения не имевший, осталось для нас полной загадкой.

Уже позже поинтересовавшись историей вопроса, узнали, что и на знаменитом броненосце «Потемкин» были проблемы питания команды, приведшие к бунту.

Вволю наглумившись над уже изрядно истощенными студентами, прочитав лекцию о личной гигиене и о том, что тащить в рот все подряд не стоит, Буль сам принялся нас поить вонючей микстурой трижды в день, нежно придерживая каждого за шиворот. Перед едой сам неотлучно стоял у тазика с раствором хлорки и следил, чтобы каждый студент тщательно ополаскивал руки противно пахнущей водицей.

Так продолжалось три дня.

К исходу третьих суток работа желудков у всех практикантов полностью наладилась и, пользуясь случаем пребывания в лагере, Буль сам провел с нами несколько маршрутов увлеченно рассказывая об оползнях, сдвигах и надвигах, сбросах и разломах, прямо на месте показывая нам признаки названных геологических структур. Горную породу он именовал только ласкательными интонациями, а усевшись на камень, после основного маршрута долго нам говорил о том, что главнее и величественнее профессии горного инженера-геолога нет в природе, ибо все, что мы сегодня имеем, добыто умом и молотком профессиональных проходимцев.

Для полноты образа Буля можно привести еще один анекдотический случай, который передавался из уст в уста ряда поколений студентов, имевших честь учиться наукам у старого профессора.

Буль не чужд был принять с устатку рюмку другую коньяка.

А когда в государство пришла такая беда как «сухой закон» и купить что-либо спиртосодержащее и достойное по качеству стало сложно, возникла некоторая потребность в исполнении устоявшейся за многие годы привычки.

Выходя неосознанно из зоны комфорта, всегда прилагаешь достаточные усилия для решения возникшей проблемы.

Буль возникшую проблему решал как всегда оригинально. Обнаружив рядом с университетом кафе, где по-пижонски подавали кофе с коньяком, он взял в привычку заходить в это кафе и покупать значительное число чашек кофе, для формирования достойной порции конька и просил подать коньяк отдельно от кофе. Вскоре служители в кафе привыкли к причудам профессора, и без лишних слов наливали ему рюмку хорошего армянского, грузинского или дагестанского.

….. – Знаешь, Станислав, тема твоя хороша и методики выверенные, а вот в выводах о прогнозе коренного месторождения где-то путаница вышла. Если сейчас ошибку эту не устранить, потом сложно будет узелок развязать, − аргументировал Буль, мило улыбаясь, разглядывая меня нежным взглядом удава, который вот-вот готов тобой позавтракать.

Я было заершился:

– Зачем все это, Борис Моисеевич? Главные выводы и предложенные методы апробированы и подтверждены, а прогноз это уже второй вопрос. Может уже, закончим с диссертацией и начнем наконец жить? − заскулил я, представляя эту поездку в забытый северный край, где все так сложно дается – и дорога, и снабжение, и отсутствие должной помощи – студенты в основном поразъехались по местам практик и взять помощника уже не получится.

–Смотри дальше, у тебя вся научная жизнь впереди. Эту тему ты будешь долго еще развивать. Думаю, материала и на докторскую хватит. А сейчас самое время по горячим следам все уточнить. А надо бы всего-то пробы дополнительные взять и еще раз провести уже более емкий анализ. Не ленись – на себя работаешь, – состроил хитренькое лицо Буль и продолжил монолог, включив отеческие интонации.

–Лето проведешь в поле, на чистом воздухе. И на месте все еще посмотреть уже отстраненным взглядом, оперируя новыми данными, будет крайне полезно.

А какая там рыбалка! Помнишь, таймешкá какого подняли у стрелки! Всем отрядом тянули – умотал он нас тогда! Завидую тебе! − ласково «заглатывал» меня Буль, нежно похлопывая по плечу.

Я сник.

Спорить с Борисом Моисеевичем, который еще и заведующий кафедрой, на которой я работал со студентами, было сложно. Да и прав он был. Какая-то червоточина в анализах была. Очень хотелось все уточнить, так красиво могло все сложиться и с хорошей перспективой золотоносного прогноза.

–Ладно, – еще не веря в реальность предстоящей поездки, выдавил я.

– Вот и славно! Вот и молодец! − поспешил закрепить успех Буль, тайно вынашивая план закончить в этом году свою монографию о золотоносных перспективах далекого эвенкийского района, который он по молодости исходил вдоль и поперек, удивляясь геологическому разнообразию и богатству региона. И вот, еще, оказалось, есть чему удивиться. Удалось его аспиранту выявить редкую закономерность и новые поисковые признаки, но для уверенности нужны еще пробы и новый анализ. Этот материал мог очень сильно повысить научный уровень книги.

–В общем, – так, − уже сухо, по-деловому, продолжал душить меня Буль.

–Я там уже поговорил с местными. Обещали помочь. Много не дадут, но лодку со снаряжением и сопровождающего – местного охотника, выделят. Тебе нужно добраться до места от поселка по реке и там обойти за пару недель пробитые в прошлом году шурфы и взять пробы на комплексный анализ. Делов-то! А вернешься – сразу отдадим пробы в лабораторию, и к осени будут у нас новые данные. Все обработаешь сам, проверишь и осенью, сразу после отпуска тебя послушаем и сразу на защиту! Добро? − закончил Буль, с довольным видом хорошо позавтракавшего змея.

Вернувшись домой, я огорошил новостью жену, которой придется и этот отпуск провести с ребенком без меня и стал уже думать о том, что с собой необходимо взять в дорогу. Эта задача всегда непроста, несмотря на частые поездки на полевые работы. Но опыт показывал – как не планируй, всегда что-то остается неучтенным или забытым.

…. Через неделю, я уже пружинисто вышагивал по местному аэродрому эвенкийского края, на территории которого находилась моя золотоносная «провинция». Долетели без приключений на винтокрылой машине золоторудной компании, и теперь предстояло решать, как двигаться дальше до места, до которого было еще более пятидесяти километров тяжелого таежного пути.

Меня встречали – Буль серьезно подготовил мою поездку. И не мудрено. Его в этих краях знали хорошо. Шутка ли, − с молодости, с университета, уроженец Львова, он работал в этих краях штатным геологом. Сказывают, однажды блудили по тайге с отрядом с апреля по октябрь. Ни связи, ни весточки. Все уже думали – что-то случилось страшное с геологами в тайге. Но Борис Моисеевич вывел заплутавших геологов из тайги, а на истеричные крики начальника экспедиции, спокойно положил на стол карту с новым месторождением редкостного металла, открытого за этот сезон. В результате все оказались довольны. Начальник экспедиции орден получил, а Буль как молодой первооткрыватель месторождения оказался в списке только девятым, но зато без выговора.

На вопросы: «А как там было в этом затянувшемся маршруте?», Буль, деланно задумавшись, отвечал:

− Штаны падали….

–От голода? Так похудели? – обычно дивились слушатели, выражая безмерное сочувствие умильным выражением лиц.

–Нет, с голодом все было в порядке. Изодрали одежонку в тайге до крайности. Под конец уже срамота на свет стала проглядывать, − отвечал, хитровато щурясь, опытный геолог.

И то правда – одежда в тайге просто «горит» на геологах – тут тебе и кусты, и сучья, камни, переправы через реки, осыпи и курумник в горах, огонь костров и летящие искры – бывший хоть раз в тайге знает как непросто с экипировкой.

И вот я снова здесь.

Жиденькая улочка тянулась вдоль реки, спокойной в своем местном русле. На берегу размещалась база геологического отряда – все, что осталось от прежде крупной геологической экспедиции. На пороге встречал начальник отряда, наш бывший студент, расторопный Саша Неверов.

–Привет! − шагнул ко мне Саша, топорща смешную свою бороденку и протягивая руку для приветствия.

–Нам звонили, но знаешь людей свободных нет, а там на участке у нас работ нынче не запланировано. Мне в местном совете подсказали, что может тебя сопроводить местный охотник. Зовут его Усала, он коренной эвенк. Он, знаешь, немного странный. Шаманит, травку покуривает, живет в основном в лесу, но охотник от бога – вырос в лесу, вся семья испокон веку только охотой и жила. Он как раз в эти места собирался подготовить к сезону зимовье, ловушки, капканы. Это знаешь, хороший вариант. У него и лодка, подходящая для прохождения порогов на реке. А лучше него пороги никто из наших не знает.

–Ну, ладно, что делать? − буркнул я, представляя себя в обществе нелюдимого Усала.

–Только знаешь, у него недавно младшего брата убили. Он с тех пор стал немного не в себе как бы. Нестандартная история. Брат у него – был отличный стрелок. Белочку бил со ста шагов и только в глаз. А тут, после всех этих вестей из Чечни про беспредел в Грозном, о наемниках и жестокостях боевиков, насмотревшись как совсем безусые призывники пытаются одолеть матерых мужиков-бандитов, собрался молча, в милиции взял справку на оружие и уехал в Чечню.

– Поеду, мог, − нужно помочь старшему брату. Старшим братом они называют нас всех, кто в городах живет и вообще за рекой. Русских и всех других.

Саша прервался, закурил и продолжил свою, крайне меня заинтересовавшую историю.

–Через полгода вернулся. Сказывали, да и сам я видел – часы золотые ему подарил генерал и орден Красной Звезды – как у деда моего еще с войны. Говорят, покрошил он в Чечне духов столько, что кладбище средних размеров заселить можно. А вернулся, когда – говорит, устал душою, позвал его назад дух лесной – вот такой народ, эти местные охотники.

–А убили то его как? − уже заинтригованный спросил я Сашу.

–Похоже, выследили его и в отместку за убитых в Чечне бандитов наказали. Побоялись видимо, что кто-то еще соберется из охотников помогать большому брату. Показательная, так сказать, казнь вышла. Кто такие, – никто толком и не видел – сразу попрятались. Сказывали, местные знали – чужие в тайге. Но они быстро, за сутки все сделали и сожгли его в баньке. Как было – никто не видел. Ночью заметили, − горит банька. Кинулись – потушили и только утром нашли собаку отравленную, а в баньке обнаружили тело. Кто такой − опознать нельзя, но по всему это брат Усала… Терсу его звали.

–Кто-то выдал его. А так, как могли найти? – вставил реплику я.

–Вероятно так и было. «Стукачей» ретивых у нас всегда хватало. А за деньги теперь и отца родного сдадут не моргнув.

Усала твердит, что брат его среди духов мира проживает, и он с ним разговаривает. Говорит, сказал ему брат что с ним случилось и что не жалеет о том, – закончил рассказ Саша.

После рассказа Саши я задумался.

История шокировала меня.

События на Кавказе болью отзывались и в моем сердце. Я был знаком с ребятами чеченцами. Знал их особый нрав. Одного из них даже считал приятелем. Я знал о непростой судьбе многих чеченских семей. Вот, например, у моего приятеля отец сидел в колонии и долго еще был в ссылке в Сибири без права вернуться в родные места. Обида по поводу событий депортации чеченцев порой чувствовалась в нашем, в общем-то, добром общении. А теперь, думал я, возможно и чеченец Игорь – мой приятель, у которого, кстати, мама русская, целится из автомата в какого-нибудь Ванюшку из-под Смоленска.

Я не стал откладывать знакомство со своим помощником Усала и направился к его дому, что стоял на окраине селения. Подходя к дому, почувствовал сзади чье-то присутствие и, оглянувшись, увидел пеструю собаку лайку с хвостом-калачом, которая беззвучно бежала сзади, контролируя пришельца. Пес смотрел умными серыми глазами, и было понятно, − угрозы нет, но шалить тебе не позволят.

На порожке дома сидел и пристально смотрел на меня маленький сухого тела человек в брезентовой куртке, кожаных потертых штанах и легких сапожках. Круглое добродушное лицо его возраста не выдавало – ему можно было дать сорок, а можно и все семьдесят лет. Наиболее яркими были черные точки глаз, внимательно смотревшие из-под бровей. На лице была редкая бороденка и едва заметные усы. На голове охотника одета небольшая выцветшая шерстяная шапочка в форме тюбетейки. Вся одежда выглядела сильно поношенной, но хорошо и ровно прилажена, а местами на одежде были видны заштопанные суровой ниткой разрывы. В руках Усала держал курительную трубку, изготовленную из рога. Трубка слегка дымилась, а горящий табачок немного искрил и потрескивал, распространяя едва уловимый аромат.

–Добрый день! Вы Усала? – задал я вопрос для начала нашего разговора.

–Да. А ты геолог из города? «За помощью пришел?» —спросил Усала и не ожидая ответа продолжил:

– Вчера еще хотел уйти по реке, но попросили тебя взять на стрелку, вот сижу, жду.

– Спасибо, Усала. Мне очень нужно на стрелку, а потом, – назад. Поможешь?

–Завтра с утра и пойдем. А пока давай чай попьем. Я тебя ждал, уже и чай заварил» – хитренько прищурившись, Усала встал и слегка косолапя, повел меня в дом к столу и задымленной печи. Чай был заварен в медной большой и темной от копоти кружке.

За столом, разлили чай по чашкам, заговорили о поездке. Чай был сделан из травяного сбора, горчил, но был приятным на вкус. Усала попыхивая трубкой, отхлебывал чай и, посапывая, молча глядел, то на меня, то в открытую настежь дверь и на лайку, вытянувшуюся у порога.

Меня подмывало спросить охотника о его брате, о том, что произошло с ним.

Усала, посмотрел на меня с укоризной, как мне показалось, и рассказал историю брата.

– Терсу поехал на войну тогда, когда узнал, что туда приехали и воюют против солдат чужие из других стран. Плохо воют − зло, жестоко. Когда два брата дерутся, как бы это ни было худо, чужим в этой драке места нет. А солдаты-призывники – они же совсем ничего не умеют на войне, дети еще совсем. И он поехал помочь старшему брату. А на войне он не убивал обычных чеченцев, а только чужих и самых озлобленных. Их там тогда очень много собралось. Очень злые. А брат он умеет превращаться в камень, в дерево, он может так спрятаться, никто его не найдет.

–А как же он попал им в руки уже здесь – дома? – вырвался вопрос у меня.