Оригинальный текст был записан в тетради формата А 4, 200 листов, со светло-красными пластиковыми корочками, на спирали. Страницы тонкие, в бледно-синюю клетку, без полей. Почерк убористый, аккуратный. Быстро пролистывая страницы, можно ощутить, что некоторые из них склеены. Между склеенных страниц обнаруживаются документы, относящиеся, очевидно, ко времени, предшествующему поездке Александра в Китай, и большинство из них написаны не его рукой. Мы приводим их здесь в виде приложений в том же порядке, в каком они встречаются в дневнике (расположение немного изменено). Некоторые документы удалось извлечь, остальные мы оставили заклеенными, так что приводим только текст, который удалось прочитать на просвет. В большинстве случаев орфография и пунктуация оригинала сохранены.

Издатель

Приложение 1

К внутренней стороне титульной корочки приклеен лист желтоватой бумаги с вкраплениями коричневого цвета. Клей отходит от пластика, и лист удаётся отлепить. На нём, смахнув прозрачные чешуйки клея, можно прочитать:

Бюджетное учреждение здравоохранения УР

Республиканский клинический онкологический диспансер

Министерства здравоохранения УР

СПРАВКА

Дана Светлане Ивановне Белых, 25 лет (09.01.1990 г.р.)

В том, что он(а) находился(ась) на стационарном лечении в БУЗ УР «РКОД МЗ УР»

С 23.09.2010 (последняя цифра зачёркнута, подписано синей ручкой: 5) по ____ 2010 (подписано: настоящее время)

Диагноз: Острый лимфобластный лейкоз, Т-линейный вариант, I острый период.

Проведено 8 курсов полиохимиотерапии и 2 курса телегамматерапии. Состояние тяжёлое.

Зав. отделением (подписи и печати выцвели)

Автостоп

1

Всё началось с того, что в Китае я оказался без денег.

Во время попытки снять юани в одном из шанхайских банкоматов моя карточка оказалась заблокированной, так что я остался с той небольшой суммой наличных, которые остались с прошлой поездки. Поразмыслив, я решил, что этих денег мне хватит примерно недели на три, причём только на еду, и то если не шиковать, а устроить себе внеочередной пост. Ни о каких поездках по достопримечательностям речи идти не могло. Тем не менее, оставаться в промозглом и сером январском Шанхае я не планировал, да и жить тут в палатке, скитаясь по заброшенным стройкам, тоже не улыбалось. Изначально я собирался ехать в провинцию Юньнань, город Дали, который мне так настойчиво рекомендовали знакомые китайцы. Там немного теплее, погода лучше, да и в горной местности больших проблем со спонтанными ночёвками на свежем воздухе возникнуть не должно. Так что я решил не менять планов и двинуться в Дали автостопом.

Мне было двадцать шесть, в России я жил один на съёмной квартире, работал инженером и не торопился заводить семью, потому что путешествия были моим главным увлечением. Тем не менее, я не убеждённый автостопщик и рассматриваю этот вид передвижения лишь как способ, продиктованный сложившимися обстоятельствами. Однако в автостопе много плюсов: так можно и подтянуть свой разговорный китайский, и завести новых друзей, и с почти полной гарантией «нарваться» на бесплатные угощения от водителей. В Китае же автостоп просто прекрасен, поскольку те водители, которые не боятся иностранцев (а таких год от года становится всё больше), всегда искренне рады попутчику с европейской внешностью, а владение государственным диалектом путунхуа способно расплавить сердце самого сурового китайца. Я уже ездил по Китаю автостопом во время предыдущих поездок, но всегда на небольшие расстояния, когда добирался до нецентральных мест, где движение общественного транспорта нерегулярно. Теперь же мне предстоял путь через несколько провинций, от восточного побережья до тибетских предгорий. Это одновременно и восхищало, и слегка пугало. Но выбор был сделан, и я, переночевав в доме моего шанхайского знакомого, добрался на метро до выезда из города и возле ворот, от которых начиналась платная высокоскоростная магистраль, стал стопить, ожидая, когда кто-нибудь в плотном потоке машин соблаговолит остановиться.

Мысленно я уже представлял себе, как буду перебираться на попутках из одного города в другой, от одной заправочной станции, где можно набрать воды, поесть лапши и договориться по поводу ночлега, до следующей… Путь вырисовывался довольно мучительный, но по-своему интересный. Однако моим ожиданиям, смешанным с лёгким налётом тревоги, не суждено было сбыться, потому что первый же водитель, предложивший мне свои услуги, как оказалось, направлялся прямиком в Дали, так что ему со мною было по пути. Я с радостью влез в просторный, густо пахнущий кожзаменителем салон белой Ауди производства Шанхайского машиностроительного завода.

Водитель был средних лет японцем, прекрасно говорящим на путунхуа (как иногда шутят любители китайского языка, «лучше самих китайцев»). Длинные смоляные волосы с проблесками серебряных нитей, острая бородка, большой шарф фисташкового цвета и изящное пальто – он был похож на художника или артиста. Он представился своим китайским именем Манфу, а его японское имя я так и не запомнил. Я при знакомстве тоже использовал своё китайское имя, данное пару лет назад одним знакомым из Поднебесной, – Аньпин. Своё русское имя Саша я практически не использую в Китае – всё равно мало кто может произнести его правильно (выходит, как правило, Ша-ша или Са-са), а полная форма имени – Александр – вообще повергает китайцев в нервный шок. Как поведал мне Манфу, в Шанхае он работал преподавателем китайского для иностранцев, поскольку в совершенстве владел китайским и английским языками, а также преподавал родной японский. Он был влюблён в китайскую культуру и не торопился домой, в Японию. По дороге он много шутил, читал мне наизусть выдержки из китайской классики, которые я мог понять лишь процентов на десять, а во время остановок в придорожных кафе развлекал всех окружающих, распевая любимые куплеты из пекинской оперы – кстати, довольно сносно и, насколько я мог судить, близко к оригиналу. Хотя китайцы, как известно, японцев недолюбливают, этот конкретный персонаж моментально способен был завоевать их искреннюю симпатию.

На мой вопрос, что же заставило его отправиться в столь дальний путь на машине, а не на самолёте или скоростном поезде, он ответил просто: близятся новогодние праздники, цены на билеты достаточно высоки, везде толпы, да и просто любит он автотуризм. Такой размеренный вид перемещения позволяет ему посмотреть на его любимую страну изнутри, проезжая через прекрасные места южного Китая: мимо окутанных вечными туманами Жёлтых гор, причудливых скалистых столбов Хунани и гротескных холмов Гуанси, рисовых террас Юаньяна и старинных городов на воде, мимо великих рек и озёр… На мой вопрос, почему он едет именно в Дали, последовал ответный вопрос японца: а почему туда еду я? К сожалению, на тот момент мне на ум пришла только плоская фраза:

‒ Знакомые из Шанхая сказали, что там очень красиво, самобытно… вот я и решил самостоятельно это проверить.

После этого разговор перешёл на тему автостопа, и я пустился в долгие объяснения, связанные с загадочной блокировкой моей карточки. Мы вместе посмеялись над несовершенством банковской системы и над тем, что китайский банкомат заботливо не позволил мне тратить русские деньги за рубежом. Сам же Манфу ушёл от прямого ответа на вопрос, зачем он едет в Дали, лишь как-то в разговоре обронил случайное упоминание о друзьях, которые его там ждут.

2

Магистрали текли, как реки, и мы продвигались к нашей цели, ночуя в недорогих отельчиках или прямо в машине (я предпочитал ставить палатку в укромных местах, чтобы самому не тратить деньги и не позволить моему спутнику платить за меня в гостиницах). Питались мы в придорожных кафе и на заправках; выходили для разминки прогуляться возле интересных мест, попадавшихся нам по пути.

Горы становились выше, а погода лучше. Чем дальше от тихоокеанского побережья – тем меньше облаков. Название провинции Юньнань, в которой находился город Дали, буквально можно перевести как «облачный юг», однако, по сравнению с юго-восточным Китаем, это место достаточно солнечное. Облака здесь, конечно, есть, но практически не бывает той сплошной облачности и вечных дождей, которыми славятся, к примеру, Шанхай и округ Гуанси. В высокогорном Юньнане солнце красиво подсвечивает тучи, рвущиеся на скалистых гребнях; здесь царствует ветер и свежий воздух тибетского нагорья. Одним словом, у нас, утомлённых дорогой, настроение значительно улучшилось, когда мы покинули, наконец, зону влияния тихоокеанских муссонов и очутились в мире высоких гор. Мой японец продолжал балагурить, я старался не отставать от него, и оба мы, тренируя на ходу своё остроумие, были вполне довольны поездкой.

Когда я стал расспрашивать своего спутника о причинах такого повышенного интереса к китайскому языку и культуре, он оживился ещё больше – видно было, что я затронул его любимую тему.

‒ Вообще я из смешанной семьи, – поведал он. – Мой отец японец, а мать китаянка, но обрадовал свет своим рождением я именно в Японии. Матушка и папа погибли во время крушения поезда. Тогда много мостов строили, гнали промышленность вперёд, а технологии были не самые… отработанные. После этого я от безвыходности – а что поделать? ‒ в возрасте шестнадцати лет начал работать и изучать язык матери. Цель у меня была одна: поехать в Китай. Всё потому, что меня тогда привлекал социалистически бум, развернувшийся в Поднебесной, и я хотел присоединиться к этому движению. Многие тогда стремились в Китай, но не всем удавалось сюда прорваться… Я отслужил в армии и получил право на выезд из страны. И так вышло, что я, воспользовавшись своим отчасти китайским происхождением, примкнул к группе японских социалистов, приехал в Китай и не уезжал отсюда в течение последних тридцати с лишним лет. Сначала потому, что японское правительство меня не особо жаловало, потом просто оттого, что прижился здесь. Всё ради китайского чая, конечно. Хах!

Он не то кашлянул, не то хохотнул и, немного помолчав, продолжил:

‒ Вообще говоря, в китайском меня всегда привлекала каллиграфия, шу-фа, – сказал он, быстро начертив пальцем в воздухе два иероглифа, соответствующие последнему слову. – Это древнее искусство, ни в чём не уступающее музыке или живописи. Китайский язык предоставляет огромное пространство для творчества, особенно когда пользуешься традиционными иероглифами. Порою один символ содержит в себе целую повесть, картину мира, а его соседство с другими проясняет эту картину, делает её ещё более насыщенной и увлекательной. Можно часами заниматься каллиграфией и забывать обо всём вокруг. Да, ещё тоническая система китайского языка! Она сродни живой поэзии и музыке. Это прекрасно. Сейчас я работаю преподавателем китайского языка, учу иностранцев, и для меня это замечательный шанс не только постоянно заниматься любимым делом, но и повод жить в Китае безвыездно! У меня, так скажем, двойное гражданство, и в современной политической ситуации, сколь бы далека она ни казалась от социалистических идеалов, никто не сдерживает мою свободу.

Я задавал ему ещё какие-то вопросы, расспрашивал про отличия традиционного и упрощённого написания иероглифов, но видно было, что Манфу уже увлёкся и перешёл на уровень философских обобщений.

‒ Одним словом, – вещал он, очевидно, мысленно представляя себя за университетской кафедрой, – китайский язык для меня – это форма творчества. А для чего нужно творчество? Понятное дело, для удовольствия, об этом ещё греки писали… Но почему мы испытываем удовольствие, читая книгу, рассматривая пейзаж, слушая музыку?