Незабываемой стала для меня поездка в провинцию Юньнань, название которой в переводе означает «К югу от облаков». Эта юго-западная окраина страны прилегает к Вьетнаму, Лаосу, Бирме и напоминает этнографический музей. По количеству национальных меньшинств она занимает первое место в КНР.
Китай – одно из самых однородных по своему составу государств. Ханьцы, то есть этнические китайцы, составляют более 90 процентов жителей. Но в самой многонаселенной стране мира даже 10 процентов – это 130 миллионов человек. Так что общая численность национальных меньшинств сопоставима там с населением Японии и лишь немногим уступает населению России. Живут они преимущественно в глубинных, удаленных от морского побережья западных провинциях.
Лесистые горы субтропической Юньнани напоминают заповедник различных общественно-экономических формаций. В долинах, где живут ханьцы, доминирует «социализм с китайской спецификой», проще говоря – социально ориентированная рыночная экономика. У нацменьшинств, обитающих на склонах, сохранились феодальные отношения с пережитками рабства. А в джунглях на вершинах гор обитают племена, у которых до наших дней дожил первобытно-общинный строй.
Местные власти очень терпимо, уважительно относятся к традициям и обычаям национальных меньшинств, даже когда их нравы в чем-то противоречат действующему в КНР семейному кодексу. Это прежде всего касается специфики брачных связей. Мне особенно запомнилось весьма своеобразное сватовство у народности хани.
Когда в селении хани девушке исполняется 16 лет, родители строят ей за околицей отдельную хижину. По вечерам на «улицу невест» приходят парни – как местные, так и из дальних деревень. Перед жилищами приглянувшихся им девушек происходят песенные состязания. Победитель каждого из них получает приглашение провести ночь с хозяйкой. Однако в следующий раз она вправе пригласить любого другого претендента.
Подобные «смотрины» продолжаются от новолуния до полнолуния из месяца в месяц, по крайней мере в течение трех лет. Так, перезнакомившись практически со всеми окрестными женихами, девушка в конце концов останавливает свой выбор на ком-то из них. Она занавешивает вход в свою хижину в знак того, что избранник отныне поселился у нее постоянно.
Но это еще не брак, а нечто вроде обручения. Когда девушка и парень убедились, что подходят друг другу как партнеры, у них должны родиться двое детей. Лишь после этого им устраивают пышную свадьбу.
Из заранее заготовленного материала односельчане строят бамбуковый дом на сваях. Под песню из 108 куплетов туда торжественно вселяются молодожены. При таком тщательном подборе спутника жизни у представителей народности хани практически не бывает супружеских измен, а тем более – разводов.
В 1955 году я оказался первым из россиян, кому довелось попасть в Тибет по только что проложенной туда автомобильной дороге. Больше двух недель потребовалось нашему ГАЗ-69, чтобы добраться до заоблачной Лхасы – города, о котором буддисты всего мира мечтают, как мусульмане – о Мекке, а католики – о Риме.
Чем ближе к столице Тибета, тем чаще видишь на обочине дороги паломников, шагающих к буддийским святыням. Потала – величественный дворец далай-ламы – способен доминировать и над современным городом. Какой же благоговейный трепет вызывает он у паломника, прожившего всю жизнь в палатке из ячьей шерсти! Трудно поверить, что тринадцатиэтажный комплекс из 999 дворцовых помещений был возведен на крутой скале тринадцать веков назад.
В отличие от большинства знаменитых архитектурных ансамблей Востока композиция Поталы развернута как бы в вертикальной плоскости. Дворец открывается взору сразу весь, целиком. Его стены скошены, как грани усеченной пирамиды. Они словно повторяют лейтмотив здешней природы – контуры горных склонов.
Дворец Потала был построен в VII веке в честь бракосочетания тибетского царя Сронцзан Гамбо и китайской принцессы Вэньчэн. Впервые объединив населявшие нагорье племена, царь основал тогда династию Тубо (от названия которой, видимо, и произошло слово Тибет) и попросил у китайского императора Тайцзуна взять в жены одну из его дочерей.
Во времена династии Тан китайская столица Чанань (ныне Сиань) была одним из центров мировой цивилизации, отправной точкой Великого шелкового пути. И неудивительно, что Вэньчэн привезла с собой ученых и умельцев, которые положили в Тибете начало многим наукам и ремеслам. Именно с той поры китайцев и тибетцев связал Великий чайный путь, который служит для жителей нагорья жизненно важной артерией уже тринадцать столетий.
Дворец Потала восхищает благородным сочетанием трех цветов: золотого, белого и красного. Кровли из листового золота. Начисто побеленные стены. Бурые, как запекшаяся кровь, карнизы из выкрашенного охрой камыша.
Перед тем как во дворец вселяется новый далай-лама, его личные покои расписывают фресками из его будущей жизни. Так было и в 1940 году, при инаугурации нынешнего иерарха. Внимательно изучив настенную роспись, убеждаешься, что события 1959 года (антипекинский мятеж, поражение которого заставило далай-ламу бежать в Индию) были заранее предсказаны аллегорическими образами.
В Тибете меня особенно поражала необъяснимая способность «посвященных» заглядывать за горизонт времени. 14 сентября 1955 года я встречался с далай-ламой четырнадцатым в его летней резиденции – дворце Норбулинка. Когда после беседы мы вышли на террасу, я спросил далай-ламу: почему над дворцом Потала летает бумажный змей?
– Вам повезло, – сказал он. – Змей означает, что вы попали в Лхасу в дни «купальной недели», когда тибетцы раз в году моются в горячих источниках, отмечают Праздник урожая. Это лучшая пора, чтобы оказаться в Тибете. И не только в первый, но и во второй раз. В свое время вы это поймете.
Последние слова иерарха я пропустил мимо ушей. Но вспомнил их, вновь посетив Лхасу в 1990 году. На пути из аэропорта мне бросился в глаза бумажный змей над золотыми кровлями Поталы. Я сообразил, что оказался тут не когда-нибудь, а именно 14 сентября, в тот самый день, когда 35 лет назад встречался с далай-ламой.
Другой собеседник, основатель школы астрологии и медицины Кенраб Норбу, предсказал мне в 1955 году, что через две недели у меня в Москве родится не сын, как все ожидали, а дочь. Так оно и произошло 30 сентября. Затем он сказал: спустя два месяца некто разрушит мои планы, чему я сначала огорчусь, а потом порадуюсь. Зато мне предстоит горевать о том, что произойдет через два года.
Вскоре после возвращения из Тибета возникла необходимость лететь в Бандунг на конференцию неприсоединившихся государств. Ценой неимоверных усилий я добыл место на прямой авиарейс. Однако для выезда в третью страну требовалось разрешение ЦК КПСС. А оно запоздало.
Пришлось отдать билет польскому коллеге. Но когда самолет «Принцесса Кашмира» находился над Индийским океаном, на его борту взорвалась бомба, все погибли. А два года спустя отец вызвал меня из Пекина в Ленинград хоронить мать. Тогда я вновь вспомнил слова основателя школы астрологии и медицины.
Тибетская медицина исходит из того, что легче лечить больного, зная его предрасположенности, сложившиеся под воздействием небесных тел в момент его рождения. Однако астрологические прогнозы не означают фатальной неизбежности. Данные гороскопа больше похожи на дорожные знаки, которые либо предупреждают об опасности, либо побуждают воспользоваться благоприятными возможностями. Если прислушиваться к голосу судьбы, можно избежать несчастья и не упустить свой шанс.
Один из главных символов буддизма – колесо жизни. Его вращение по часовой стрелке олицетворяет причинно-следственную связь прошлого, настоящего и будущего. Сама идея реинкарнации, или перевоплощения душ, исходит из того, что наша нынешняя жизнь является следствием жизни прошлой и причиной жизни будущей.
Тибетская медицина не осталась в стороне от попыток раскрыть сверхъестественные способности человека. Прежде всего это касается ясновидения, в частности, способности видеть биополе больного. Ламы-врачеватели утверждают, что по характеру и оттенку излучения можно судить не только о состоянии здоровья человека, но и о его душевных свойствах, добрых или злых намерениях.
На личном опыте я убедился, что пути выявления сверхъестественных способностей в различных религиях совпадают. Чтобы сдвинуть крышку над таинственной кладовой подсознания, человек должен пройти суровую психофизическую тренировку, своего рода школу самосовершенствования. Формы ее всюду одни и те же: молитва, пост, отшельничество. Этими приемами пользовались и русские старцы в Оптиной пустыни, и махатмы в Гималаях.
Есть своя логика в том, чтобы нравственно укрепить человека, прежде чем раскрыть его потенциальные возможности, дабы он не употребил их во зло. Но «смирять себя молитвой и постом» – средство, а не самоцель. Как мне образно пояснили богословы в Лхасе, если считать буддизм наукой, то тибетская йога – это технология. Инструмент, помогающий проложить дорогу к цели, однако отнюдь не сама цель.
Во время поездки по Тибету мне было 29 лет. И я не мог не заметить: тибетки, в полную противоположность китаянкам, отнюдь не безразличны к встречающимся им мужчинам. Обратил внимание и на то, что местные девушки носят ожерелья из нанизанных на ремешок серебряных монет. Каждая – подарок от парня в память о любовной связи.
Если монет мало, значит, девушка не пользуется вниманием мужчин и сосватать ее трудно. Близость же с чужестранцем в этом изолированном от мира краю ценится особенно высоко и обозначается в таком монисте коралловым шариком. Во время приема от имени правительства далай-ламы в Лхасе знатные дамы буквально за руку тянули меня к своим дочерям и просили обратить на них внимание.
Повышенная сексуальная озабоченность молодых тибеток имеет свое объяснение. Крыша мира – одно из немногих мест на земле, где сохранилось многомужество. Причины тому, прежде всего, экономические. Для бедных семей это способ сохранить под родительским кровом всех сыновей, заплатив калым только за одну невестку, избежать раздела имущества.
Женят лишь старшего сына, наследующего отцовскую пашню или пастбище. Младшие же сыновья по мере взросления тоже присоединяются к этому браку. Естественной считается и связь свекра с невесткой. Вопрос об отцовстве никогда не встает. Есть лишь общая мать, ибо все дети в семье рождаются из одной утробы. Когда сыновья становятся юношами, им опять-таки берут одну жену на всех.
Традиция многомужества, с одной стороны, и безбрачие монахов – с другой привели в Тибете к избытку женщин при нехватке мужчин. Это породило обостренную конкуренцию между девушками и сформировало в обществе благосклонное отношение к добрачным связям. Когда незамужняя тибетка беременеет, отец ребенка трудится в ее семье две недели до родов и две недели после. Затем родители девушки с благодарностью провожают его и причисляют младенца к собственным детям.
Таково предисловие к эпизоду, о котором я хочу рассказать. Во время одной из поездок по Тибету меня сопровождал молодой дворянин Саду Ринчен, который учился в Индии и блестяще говорил по-английски. Мы осмотрели старинную типографию в карстовой пещере, где буддийские монастыри всей Азии заказывают для себя канон из 214 томов. На стеллажах хранятся тысячи резных деревянных досок, с каждого клише вручную печатается одна из бесчисленных страниц канонического текста.
Познакомившись с предшественниками Ивана Федорова и Иоганна Гутенберга, мы отправились обратно в Лхасу. За крутым поворотом путь нам преградили всадники на вороных конях. Парчевые одежды, какие здешние горцы носили еще во времена Марко Поло, контрастировали со стрелковым оружием новейших образцов. Наш второй джип с четырьмя автоматчиками рванулся вперед. Но тут, будто в голливудском боевике, из-за всех окрестных скал разом появились фигуры вооруженных людей.
Стало ясно: хорохориться нам не следует. Саду Ринчен направился к всадникам на переговоры. Нам вежливо объяснили: правительница здешних мест приглашает иноземного гостя к себе, чтобы с ним познакомиться. Окруженные конной свитой, мы подъехали к средневековой крепости на вершине горы. Под закопченными сводами зала на возвышении стоял золоченый трон, а ступенью ниже – другой, поменьше. Нас усадили на леопардовую шкуру перед троном.
Как мне пояснил Саду Ринчен, здешняя правительница, которую он по-английски называл «герцогиня», формально является регентшей при своем малолетнем брате. Ее владения простираются «на три дневных перехода» и насчитывают 24 тысячи крепостных.
Два воина с факелами встали по бокам трона, словно на картине Верещагина. И вот вслед за тщедушным подростком появилась сама герцогиня. До сих пор вспоминаю ее с восхищением. Это была прямо-таки Шамаханская царица из сказки о Золотом петушке – статная, гибкая, поражающая неожиданным сочетанием утонченной женственности и суровой властности. Гитлер не случайно считал тибетцев первоистоком арийской расы. Во внешности тибеток совершенно нет монголоидных черт. Они больше напоминают воспетых Есениным персидских красавиц.
После официального обмена любезностями (я поблагодарил хозяйку за возможность посмотреть древнюю типографию) мальчика увели. А герцогиня, несомненно уловившая мои восторженные взгляды, пересела ко мне на леопардовую шкуру. Это вызвало ропот стоявших за троном мужчин, судя по всему – фаворитов. Но правительница разом одернула их едва заметным движением мизинца.
Выпили ячменной браги из чеканных кубков. И герцогиня без обиняков предложила мне остаться, «насколько я захочу», в качестве гостя, чтобы украсить ее девичье ожерелье коралловым шариком. Саду Ринчен, хорошо знавший как китайские, так и советские порядки, сказал, что это невозможно, ибо моего возвращения в Пекин ждет сам Мао Цзэдун.
О проекте
О подписке