Часть первая
Тень паука

Он очнулся внезапно, словно от прикосновения. Однако рядом никого не оказалось. Как и прежде, человек сидел, поджав ноги, у почерневшего иссохшего ствола яблони в полном одиночестве. Да и кто бы осмелился потревожить его покой, а уж тем более коснуться…

Освободив руку из складок потрепанного временем дорожного плаща, он взглянул на тыльную сторону ладони. Желтая сморщенная кожа, пятна, узловатые пальцы с пузырчатыми ногтями… Он стал древним стариком. Тень Аддата даровала ему бесконечно долгую жизнь, но не даровала вечной молодости. Физически он уже давно должен был стать трупом, но жизнь все еще теплится в иссохшем старческом теле и разум по-прежнему остается ясен – память отчетливо сохранила видения из недавнего сна.

Старец коснулся пальцами черной ветки, та рассыпалась в прах. Он помнил эту яблоню еще живой и плодоносной. Именно этот сад привиделся ему только что, цветущий, как в дни далекой, безвозвратно ушедшей в прошлое юности. Когда-то весь этот край покрывали роскошные фруктовые сады, укрывавшие своей тенью виллы старинных аристократических родов Наккаты. Ныне до самого горизонта и далее знойный ветер пустыни наметал волны барханов, похоронив под толщей песка руины разрушенных городов. Лишь мертвый сад каким-то чудом по сию пору оставался на поверхности, но скоро и его поглотит пустыня. Он привел на земли предков Тень, он разрушил все, что когда-то считал дорогим и ценным для себя. Но в сердце пусто, нет ни капли сожаления. Выбор сделан, могучие силы приведены в движение, теперь уже поздно сомневаться в правильности своих решений, пути назад нет, только вперед, к конечной цели, к воплощению всех грандиозных замыслов или к полному краху.

В той прошлой жизни безусый мальчик любил гулять по родительскому саду, здесь предавался недетским размышлениям, так рано отяготившим разум. Затем столичный университет, жреческий сан, храмовая библиотека и… бездна Аддата. Родители больше никогда не увидели своего младшего отпрыска, так никогда и не узнали, кто поднял Тень из недр Аддата, в сражениях с которой полегли их старшие сыновья, кто разжег столетнюю войну, сокрушившую империю и разрушившую весь старый привычный мир.

Сон вернул старца к прошлому, пробудил в душе воспоминания. Здесь, под этой яблоней, мальчик встретил загадочного путника без лица и без имени, от него услышал фразу, забывшуюся на многие десятилетия и так отчетливо зазвучавшую в сознании сейчас. Кто правит Маграхиром – правит миром. Не посылает ли провидение возможность спасти уже почти загубленное дело, которому посвятил свою жизнь? Маграхир – горный пик на самой границе Севера^[1], средоточие неимоверной силы, питающей богов и магов. Даже могучая Тень, всколыхнувшая народы и обратившая в прах многие царства, ничтожна перед его мощью. Но он один из немногих, кто знает, как заполучить не менее, а быть может, даже и более грозную силу, что заставит поделиться властью над миром самого владыку Маграхира. Если бы тогда, много лет назад, в его планы не вмешался странный друг, ставший не менее странным противником…

Старец поднялся на ноги и взмахнул рукой. Песок взметнулся, в воздухе заклубилось облако, принимая очертания паука, раскинувшего лапы в попытке объять весь мир.

* * *

Ударившись углом передка о ствол тополя, телега с треском развалилась. Освободившись от повозки и волоча за собой постромки с обломками передней оси, перепуганная лошадь помчалась дальше. Сидевший в повозке мальчишка подросток кубарем скатился на землю. Он тут же вскочил на ноги и быстро вскарабкался на ветви тополя, укрывшись в листве.

Нахлестывая гиппарионов^[2], с рощицей поравнялись несколько хишимерских всадников. Трое последовали за сбежавшей лошадью, остальные окружили разбитую телегу, спешились, и принялись перегружать мешки с зерном на своих гиппарионов.

Затаив дыхание, мальчишка наблюдал за их действиями. Один из хишимерцев вдруг издал тревожный возглас, указывая своим товарищам на что-то в степи. Проследив его движение, мальчишка увидел приближающийся отряд. Два десятка копейщиков и мечников строем следовали за всадником в измятых бронзовых доспехах и таком же помятом глухом шлеме. Хишимерцы схватились за оружие. На их зов издалека примчались еще несколько всадников с обнаженными клинками.

Приблизившись, предводитель неизвестного отряда, натянул поводья и вскинул руку. Воины остановились. Похоже, отряд уже много дней находился в пути, хмурые лица бойцов потемнели от усталости. Среди них не было ни одного юноши, отряд состоял из зрелых мужчин, еще не стариков, но уже и не молодых людей. Отметины на доспехах и щитах свидетельствовали о многочисленных сражениях, о том же говорили и шрамы былых ран, во множестве оставшиеся на лицах и руках.

Неизвестный всадник снял шлем, усмехнулся и произнес на межплеменном наречии, принятом в степях пограничья:

– Храбрые хишимерские воины сражаются с крестьянами.

Он оказался также далеко не молод, как и его воины, в волосах и бородке проглядывала седина, смуглое обветренное лицо избороздили морщины, в глазах навсегда поселилась усталость прожитых лет. На левой щеке воина белел рубец старого шрама.

Хишимерский вождь в кожаной кирасе с медвежьей шкурой на плечах недобро поинтересовался:

– Ты кто такой?

– Капитан Кетаннос, – представился всадник. – Бывший капитан, – поправился он.

– Ногарец, – оскалился в ухмылке хишимерский вождь. – Твоей Ногары уже нет, так что не вмешивайся не в свое дело… капитан.

Ногарец огляделся по сторонам, задержал взгляд на кроне тополя. Прятавшийся в листве мальчишка едва не задохнулся от волнения, кровь бешено застучала в висках, ему показалось, что ногарец смотрит прямо на него.

– И не думал вмешиваться, – произнес капитан, вновь вернувшись взглядом к вождю. – Слышал я, твой царь набирает наемников.

– Хочешь продать свой меч?

– Ты сам сказал, Ногары больше нет, мой клинок свободен.

– Тогда веди своих людей за нами, капитан.

Подошли еще воины из отряда вождя, подгоняя плененных крестьян. Увязав на крупах гиппарионов всю поклажу и связав пленников, хишимерцы направились на полночь^[3]. Последовав за ними, капитан Кетаннос оглянулся через плечо, взгляд его вновь надолго зацепился за ветви тополя. И снова мальчишке показалось, что ногарец смотрит прямо на него.

* * *

– Взгляни, повелитель.

Рука Сотаноса указала на ворона, примостившегося на выступе башни.

– И там.

С высоты террасы Ксальмоннатос обвел взглядом внутренний двор своей воздушной цитадели. На карнизах окон, на стенах, крышах замковых переходов, перилах мостков, макушках деревьев, статуях, повсюду сидели черные вороны. Воздушный замок последнего ногарского мага парил на малиновом облаке в высях, недосягаемых даже для орлов, появление в его стенах сразу стольких воронов могло означать лишь одно.

– Оставь меня, – потребовал чародей.

Сотанос вышел, унося в подмышке собственную голову. Как только створки с разноцветными стеклами затворились за ним, вороны одновременно покинули свои насесты и устремились к террасе. Птицы сшиблись в ком, и через мгновение перед Ксальмоннатосом предстала фигура в черном просторном одеянии с капюшоном.

– Ты поистине окружаешь себя странными созданиями, – прогремело из-под капюшона громовым раскатом. – Чего стоит только твой слуга, таскающий в руках собственную голову.

– Они гораздо менее опасны, чем те, что окружают тебя, – сухо заметил маг в ответ.

– Твоя правда, чародей, – согласился странный гость.

Его смех отразился дребезжанием разноцветных витражей.

– Твой визит неожидан, уже много лет никто не видел владыку Маграхира вне стен горной обители, – заметил Ксальмоннатос.

– Но это не означает, что владыка не видит всех вас! – грозно прозвучало в ответ.

Гость резко развернулся, порыв ветра всколыхнул одежды ногарского мага. Опершись о перила террасы, гость продолжал:

– Не кажется ли тебе, чародей, что мир стал скучен?

– Мир еще долго не оправится от столетней войны, – ответил Ксальмоннатос. – Считаешь, ему еще недостаточно потрясений?

– Война, – усмешка гостя прозвучала презрительно. – Жалкие смертные – из поколения в поколение они пытаются изменить мир, наивно полагая, что в лучшую сторону. Забавные и тщетные попытки потрясти основы мироздания. Цари и полководцы, жрецы и маги, сколько их уже было, и все пытались установить новый мировой порядок. Должен признать, люди – самые амбициозные создания из всех сотворенных существ. Такие, как ты, прикасаются к вечности и намного удлиняют свой жизненный путь. Точнее говоря, ровно настолько, насколько вам дозволено. К примеру, твоя жизнь и жизнь обитателей твоего замка может считаться бесконечной, пока все вы парите между небом и землей. Но стоит лишь…

Он приподнял правую ладонь и снова надавил на мраморную поверхность перил. Весь замок качнулся, неумолимая сила повлекла воздушную цитадель вниз.

– Ни один маг, ни один жрец не считает себя ровней существующим вечно, – произнес Ксальмоннатос. – Тех, кто забывал, что рожден смертным, уже давно нет.

Замок выровнялся, падение прекратилось.

– Хорошо, что и ты не забываешь о том, кто есть кто, – прозвучало из-под капюшона глухо и грозно. – Но абсолютное большинство жалких смертных людишек, являясь в мир лишь на ничтожно краткий миг, строит планы на вечность вперед. Взгляни на харберов и морагов, – рука гостя протянулась в сторону полуночи. – Делят меж собой леса и не помышляют ни о чем большем. Людям же всегда мало того, что им позволено иметь. Ты говоришь о потрясениях, чародей. Людишки сами сотрясают мир, и нет никаких причин жалеть их. Разве не сами они когда-то начали поклоняться Бельфеддору, провозгласив низшую тварь богом и залив свои земли кровью? Разве не сами вытащили других тварей из недр Аддата?

– Мир уже наказан за это, – сухо напомнил Ксальмоннатос.

– Ни людям, ни другим рожденным не дано право самостоятельно наказывать себя, – прогремело в ответ. – Само ваше существование – лишь дар, который в состоянии отобрать тот, кто его преподнес.

– Стало быть, мир ожидает новая кара, – осторожно предположил ногарский маг.

– Правда твоя, чародей, владыка Маграхира действительно слишком долго не покидал стен храма, стал забываться, превратился в миф, легенду. Последователи Тени жаждут повелевать миром. Пришла пора им вспомнить, что миром правит тот, кто правит Маграхиром. Лишь на его вершине возможно обрести истинную силу и власть бога.

Чуть помедлив, гость многозначительно добавил:

– И кое-кто из них уже вспомнил об этом.

Лицо Ксальмоннатоса утратило бесстрастность, в его глазах отразилось удивление:

– Не понимаю тебя.

– Разуму рождаемых смертными не дано постичь деяния существующих вечно. Над прахом империи ногаров поднимается Дромидион, культ богов мира. Но мирную жизнь еще требуется заслужить.

– В чем же повинны дромиды? – спросил Ксальмоннатос.

– В том, что не похоронили Тень. А раз враг все еще жив, значит, способен нанести удар. И он его нанесет.

– И что? Новая война?

– Поди знай. Тень двинется на Маграхир, а для этого ей понадобится значительная сила, одной лишь армии смертных будет недостаточно. Даже Сердце Мира, которым владеет ведущий Тень, не обеспечит ему победу. Однако он знает, где заполучить эту силу для своих… божков. Ты ведь не забыл, кого оставил в храме в горах Потана?

– Заклятие охраняет храм. Никто, в ком есть хоть частица магической силы, не в состоянии переступить границ святилища, ни маги, ни боги. От посягательства же смертных его оберегают стражи…

– Такие же смертные, – напомнил гость. – Само святилище охраняет твой вечный страж, но он же и является ключом к заклятию, в этом его слабость, тебе это известно. Думаешь, Тень не найдет способ заполучить святыню храма?

– Потребуется очень смелый человек, – заметил маг.

– Скорее, бесстрашный, – поправил гость. – Смертный, в душе которого нет ни страха, ни жалости, ни сомнения, вообще ничего, одна лишь бесконечная пустота. И такой смертный есть. Ты наверняка знаешь, кто он. Знают о нем и жрецы Тени. Те, кто поклоняется Тоту, уже давно разыскивают его.

– Но какова же цель владыки? Ведь если Тень взойдет на Маграхир, она поглотит всю силу мира и станет править вечно. Просто уступить ей главенство? Но ради чего?

– Любой, кто обретет силу Маграхира, обретет власть над миром. Но до его вершины еще нужно добраться, – Громовой хохот сотряс стены замка. Гость резко повернулся к хозяину замка. Вызванный его движением вихрь вновь всколыхнул одежды ногарского мага. – Ты уже услышал, мир стал скучен и неинтересен. Пора его встряхнуть. Чтобы смертные никогда не забывали, в чьих руках находятся нити их жалких ничтожных судеб.

Ксальмоннатос пристально посмотрел на своего визитера, словно пытался взглядом проникнуть под его капюшон.

– Тень не сможет взойти на Маграхир, – догадался чародей.

– Я это знаю. Ты это понимаешь… А вот последователи Тени в этом не уверены. Не уверены в этом и ее противники. И у тех, и у других будет возможность испытать на прочность власть Маграхира. А ты… Ты сделаешь все правильно.

Капюшон приподнялся, явив взору Ксальмоннатоса пустоту. Черное одеяние распахнулось и рассыпалось стаей воронов.

* * *

Пропустив человека средних лет в алой тоге, сутулый стражник склонил голову перед своим царем, вышел и затворил за собой дверь. Посланник арамейского императора огляделся. Кроме царя Хишимера, восседающего в деревянном кресле, в покоях находился еще один человек – закутанный в плащ с капюшоном он скромно притулился на скамеечке у стены, почти незаметный в тусклом свете двух свечей, мерцающих в противоположном углу. Тревожимый свечами мрак над его головой колыхался неясной тенью, словно нечто живое, в ней чудились очертания паука.

– Слушаю тебя, посланник, – произнес царь Орангер.

Голос хишимерского царя звучал грозно, вселяя невольный трепет. В соответствии с традициями своего воинственного народа после смерти предшественника этот человек взял власть силой, заставив признать себя правителем всех остальных племенных вождей. Ни собственные подданные, ни чужеземные гости не должны были чувствовать себя рядом с ним уверенно и безопасно, дабы не заподозрить в слабости. Тень над головой незнакомца у стены еще более усиливала гнетущее впечатление, сжимая сердце тревогой. Тем не менее, арамеец постарался ничем не выдать свое волнение, хотя отлично понимал, что может и не вернуться на родину.

– Я князь Мессалий, – представился арамеец. – Посланник императора Арамеи. Мой повелитель прислал тебе дары в знак дружбы.

– Я знаю, кто ты, – кивнул царь. – Говори, зачем тебя прислал твой император?

– Твои люди грабят поселения в пограничных землях империи. Император желает знать, не означает ли это начало войны?

Орангер скосился на человека в плаще, снова перевел взгляд на арамейца и усмехнулся:

– На пограничье всегда происходят недоразумения. Наши поселения тоже, бывает, грабят какие-то разбойники. Твоему императору не о чем беспокоиться.

– Некоторые князья считают, что у императора есть причины для беспокойства, – заметил посланник.

– Ну, да, – презрительно процедил Орангер. – Ваш молодой правитель шагу не смеет ступить без совета своих князей. А они могут наговорить все, что угодно.

– А как думаешь ты, князь? – шевельнулся незнакомец у стены.

Похоже, человек был уже довольно стар, однако голос его звучал ровно и уверенно.

– Для того я и здесь, чтобы составить собственное мнение, – ответил посланник.

– Думаю, ты уже его составил, – произнес старец, поднимаясь со скамьи и выходя вперед. – Но для царя Орангера важно не твое личное мнение, а то, что ты намерен сообщить своему императору.

Князь Мессалий более пристально вгляделся в старца. Он совсем не был похож на хишимерского жреца, но явно имел значительное влияние на царя Орангера, тот ни словом, ни жестом не выказывал возражений такому бесцеремонному вмешательству в его беседу с посланником правителя соседнего государства. Капюшон скрывал лицо старца, оставляя открытым взгляду лишь желтый морщинистый подбородок.

Князь перевел взгляд на царя.

– Так что же ты скажешь своему правителю, посланник? – повторил царь Орангер вопрос старца.

– Зависит от предложенных условий, – ответил князь.

Старец удовлетворенно кивнул.

– Я же говорил, он тот человек, который тебе нужен, – сказал он, повернувшись к царю.

Орангер поднялся с кресла и приблизился к посланнику почти вплотную. Рядом с разодетым арамейцем, на холеных пухлых пальцах которого поблескивали перстни и кольца с каменьями, рослый широкоплечий повелитель хишимерского царства в простых одеждах из звериных шкур выглядел лесным дикарем.

– У тебя есть земли, князь? – спросил царь.

– Земли есть у всех арамейских князей.

– Если бы у Арамеи появился новый правитель, он наделил бы верных ему людей новыми землями. Твой император вряд ли способен на подобную щедрость.

– Император Рисстаний правит справедливо, – возразил князь.

– Возможно, – кивнул царь Орангер. – Но чтобы одарить подданных новыми землями, требуется эти земли захватить, а ваш император не склонен воевать с соседями.

– Чего не скажешь о хишимерцах, – заметил Мессалий.

– Не будем ходить вокруг да около, – решительно произнес царь. – Окажешь мне услугу и будешь вознагражден. Щедро вознагражден.

– Пытаешься подкупить арамейского князя? – осторожно поинтересовался Мессалий.

– Собираюсь купить тебя с потрохами, – жестко поправил царь Орангер. – Ты ведь не воин, ты торгаш. Мне известно, как ты стал князем. Свою выгоду ты нигде не упустишь, а мое предложение более, чем выгодно. Сила сейчас не за Арамеей.

В тусклом мерцании свечей осталось незамеченным, как при этих словах кровь прилила к лицу Мессалия. Свой княжеский титул он и в самом деле обрел не совсем обычным для арамейцев способом. Многих старых князей в свое время назначил сам Хорруг из числа лучших воинов, новые получили свой титул либо по наследству, как достойные преемники, либо были выбраны своими дружинниками, согласно древним арамейским обычаям. Занимаясь торговлей, Мессалий сколотил вполне приличное состояние, чтобы после смерти старшего брата, возглавлявшего род, щедро одарить самых влиятельных своих сородичей и добиться признания его достойным наследником.

После недолгих размышлений Мессалий спросил:.

– Что должен услышать мой император?

– Что его империи ничего не угрожает. А грабежи на пограничье – это просто недоразумение, налеты разбойничьих шаек, с которыми в состоянии разобраться местные князья. Окажешь мне эту небольшую услугу, и я тебя не забуду.

Орангер придвинулся еще ближе, едва не коснувшись крючковатым носом лица посланника и впился взглядом в его глаза:

– Мы договорились?

– Твое предложение и в самом деле можно счесть выгодным, – ответил князь, с трудом выдержав взгляд царя.

Несмотря на неприятный холодок, едва не заставлявший трепетать внутренности, арамеец, как истинный торговец, не торопился дать окончательный ответ и пытался сохранять спокойствие, подобающее уверенному в себе человеку. Не будучи воином и не отличаясь особой отвагой, тем не менее, князь Мессалий не был и трусом, но сейчас в этой комнате чувствовал нечто такое, необъяснимое и непонятное, отчего в душу закрадывался страх, обвивая сердце леденящими щупальцами. Несмотря на это тревожное чувство, еще больше князь опасался продешевить, заключая соглашение с хишимерским царем. Однако времени на долгие размышления и переговоры в его распоряжении уже не оказалось.

– Тогда скрепим сделку, – вновь подал голос старец.

На сей раз его голос прозвучал сурово и жестко. Ладонь старца коснулась груди посланника, ребра сдавила боль, в глазах потемнело. Мессалий подался было назад, но жесткая ладонь Орангера удержала его, сильные пальцы царя сдавили шею, звенья золотой цепи князя впечатались в кожу. Едва старец отнял ладонь, Мессалий поспешно обнажил грудь, чувствуя что-то живое под тогой. На коже в области сердца темнело пятно в виде паука.

– Что это? – прохрипел посланник, впервые потеряв самообладание.

– Напоминание, – спокойно ответил старец. – Отступишься, и…

Лапы паука сжались, князь вновь почувствовал боль в сердце. Он всхрипнул и покачнулся. Мессалий попытался было стряхнуть паука с груди, ногти лишь царапнули кожу. Старец рассмеялся, хватка паука ослабла.

– Теперь это клеймо с тобой навсегда, князь. Ты помечен Тенью.