СТЁПКИН ЗУБ

Лекарство для Ёжика

1

Учительница географии Анна Львовна была молодая. Или, правильнее сказать, молоденькая. Симпатичная и добрая. В Малые Репейники она приехала прошлым летом и в школе работала первый год. Все ее любили. А особенно – пятый «Б», где она преподавала не только географию, но и «Основы искусств». Поэтому Ига Егоров, увидев, какая у нее большущая сумка с книгами, сразу сказал:

– Анна Львовна, давайте помогу дотащить!

– Ой, спасибо, Игорек!.. Да ведь у тебя самого рюкзак вон какой!

Школьный рюкзачок пятиклассника Егорова в самом деле был тяжеловат. В нем лежали полученные в библиотеке учебники для шестого класса – вместо прежних, с которыми «покончили мы счеты». Но Ига храбро тряхнул спиной:

– Не привыкать!

– Давай я возьму сумку за одну ручку, а ты за другую. И поможешь только до автобуса. А на моей остановке меня встретит… один знакомый.

«Тоже мне «знакомый, – подумал Ига. – Мог бы и здесь встретить, на рассыпался бы небось…» Но, конечно ничего не сказал.

Они вышли на теплое от солнца крыльцо.

Уже отцвела черемуха (кстати без обычных в такую пору холодов), и теперь в школьном сквере буйной пеной кипела белая сирень. В этой пене слышались тонкие и храбрые вопли первоклассников. Те играли в «скройся-умойся». Это что-то вроде пряталок, только с высовываньем и перекличкой. То и дело мелькали в зарослях поцарапанные локти и круглые оттопыренные уши. Уши были розово-коричневые. У здешних пацанов и девчонок они загорают раньше, чем руки-ноги, лица и шеи. В начале июня кромки ушей уже шелушатся и с них можно снимать похожие на папиросную бумагу кожурки.

Но сейчас еще был май. Последние школьные деньки!

Ига и Анна Львовна прошли через сквер и двинулись по улице Солнечных часов. Эти часы – на площадке перед старинной кирпичной аптекой под названием «Не болейте!» – показывали точно полдень. Сквозь бугристый асфальтовый тротуар там и тут пробивались лопухи. Ига старательно шагал в ногу с Анной Львовной, чтобы сумка не дергалась на ходу. Он шел по краю асфальта, у заросшего кювета, который густо пестрел одуванчиками (такими же солнечно-желтыми, как Игина футболка с дурашливой надписью «Wsjo budet khorosho»). Два раза Ига заметил в одуванчиках похожие на капли кнамьи шарики. Однако останавливаться и нагибаться было неловко. Ладно, пусть повезет другим. Хотя бы тем тонкоголосым первоклассникам, которые порезвятся в сирени и побегут по этой улице домой.

Сумка плавно покачивалась, Анна Львовна сперва молчала, а потом неуверенно сказала:

– Ига, я хочу посоветоваться…

– Про что?

– Скоро праздник в честь окончания учебного года. Будет концерт. Надо устроить его поинтереснее. Не правда ли?

«Знаем мы это дело», – подумал Ига.

– Анна Львовна! Я же не умею ни плясать, ни стихи читать!

Она рассмеялась:

– Я не о том. У меня есть один знакомый. Замечательный артист-фокусник. То есть иллюзионист. Умеет показывать удивительные вещи. Посмотришь, и сразу ясно: фокусы – такое же искусство, как скажем, балет или симфоническая музыка… Вот я и думаю: не пригласить ли его?

– Пригласите, конечно, – вздохнул Ига. Т насупленно замолчал

– Ты что вдруг приуныл? А? Ну-ка говори! Только честно.

Ига сказала честно:

– Знаем мы такое искусство. Уговорит вас этот артист замуж и увезет куда-нибудь из Репейников. Это и будет фокус…

– Игорек! Некто меня не уговорит!.. По крайней мере в ближайшее время. А если и уговорит, то никуда не увезет. Хотя бы до той поры, пока я вас не выпущу из одиннадцатого класса.

Ига глянул искоса:

– Правда?

– Честное лопухастое, – отозвалась Анна Львовна здешней ребячьей клятвой. И в знак ее прочности подняла левую руку, сцепила в колечко большой и указательный пальцы.

Оба посмеялись. Ига – с облегчением. Надо бы извиниться за нахальные слова, но это было стыдно. Ига чувствовал, что Анна Львовна понимает его неловкость. Поэтому лишь посопел.

Остановка была недалеко, на Коленчатой улице. Автобус подкатил почти сразу. Ига втащил сумку в переднюю дверь (водитель терпеливо ждал), устроил ее рядом с Анной Львовной на сиденье и выскочил на тротуар. Помахал вслед автобусу. Огляделся. И подумал, что возвращаться к школе и топать домой привычной дорогой не имеет смысла. Ближе – вниз по Коленчатой, потом через Полынные переулки (Прямой и Кривой) и наконец через Ярушинский овраг с речкой Говорлинкой.

Оба Полынных переулка были сплошь в молодой траве. От нее пахло ромашками, хотя самих ромашек не было видно. Машины здесь не ходили. Ходили в основном гуси – вереницами, по тропинкам, протоптанным в свежих лопухах и клевере от калитки к калитке. Самая длинная вереница попалась Иге в Кривом Полынном. Тяжелые гогочущие птицы проследовали поперек переулка величаво, как эскадра парусных линейных кораблей. Ига терпеливо переждал. А когда он собрался шагать дальше, на тропинке показался еще один гусь.

2

Этот крупный пыльно-белый гусак с длинной шеей и шишкой на лбу был известен всем. Звали его Казимир Гансович. Он был ничей. Иногда Казимир Гансович примыкал к той или иной гусиной компании (чтобы подкормиться) и проживал с нею на каком-нибудь дворе или в сарае, но хозяев не признавал. Да и со своими соплеменниками близкой дружбы не заводил, держал, так сказать, дистанцию.

У него было врожденное чувство собственного достоинства.

Но несмотря на это чувство (а точнее, благодаря ему) Казимир Гансович со всеми был вежлив, ни на кого не шипел, с собаками и котами не ссорился, ребят за ноги на щипал и порой даже вступал в беседу.

Ига сразу узнал Казимира Гансовича по кожаному бантику-бабочке, который неизменно красовался на гусиной шее.

– Добрый день, Казимир Гансович!

Гусь гоготнул и остановился.

– Не скажете ли, какая погода будет в ближайшие дни?

Казимир Гансович умел предсказывать погоду лучше, чем губернская метеостанция. Тем он и был знаменит среди жителей Малых Репейников. Если он говорил «га-га», значит и прогноз был «га-гадостный». А если сообщал, что «ого-го», значит, и дни ожидались «ого-го» – теплые и солнечные.

Сейчас Казимир Гансович произнес, как и ожидал Ига, «ого-го», но вид у него был грустноватый. Даже потерянный.

– Вы чем-то расстроены?

Казимир Гансович шевельнул кончиком крыла. Так машет ладонью уставший от неприятностей человек. Потом он обошел Игу на тропинке и двинулся к дальней калитке, ковыляя сильнее, чем обычно.

– Может, вам чем-то помочь? – сказал Ига вслед.

Гусь уходил молча. Ига вздохнул, пожал плечами и пошел своей дорогой. Но тут же услыхал:

– Ига-га…

Оглянулся.

Гусь смотрел на Игу виновато. Потом сбивчиво забормотал. Можно был только различить «ге-ге-ге», но о чем это – непонятно.

– У вас боли в ноге? – на всякий случай спросил Ига.

Казимир Гансович досадливо мотнул головой. Вытянул вверх шею, встал на цыпочки (если так можно сказать про гуся), развернул во весь размах крылья, словно собрался взлететь. Но не взлетел, а только тряхнул одним крылом и уронил с него длинное перо. Обмяк, опять сказал «ге-ге» и подвинул перо к Иге перепончатой лапой. Потом заковылял прочь, уже без оглядки.

Видимо, он решил подарить перо Иге. Зачем?.. Ну да ладно, подарки критиковать не принято. Ига сказал гусю вслед спасибо, скинул рюкзачок, вынул новенький учебник биологии, вложил в него перо, как закладку (конец остался торчать). Снова затолкал книгу в рюкзак. Натянул на плечи лямки. Да, нелегок ты, груз наук. Хорошо, что дом уже недалеко.

Кривой Полынный переулок обрывался на берегу Ярушинского оврага. Склоны были крутые. Местами их укрывала кленовая поросль, а кое-где они были травянистые и в бурьяне. Даже здесь, наверху, слышалось, как журчит и бурлит на дне речка Говорлинка. Она то пряталась в кустах черемухи, ольхи и смородины, то выскакивала на зеленые и глинистые проплешины, швыряла в воздух солнечные осколки.

Ига по деревянным ступенькам – наверно таким же старым, как сам город Малые Репейники – спустился под откос. Внизу пахло речной водой, осокой и мокрой листвой, но солнце пекло, как и на улицах. Вверху, по краям оврага цвели над прогнувшимися заборами густые яблони. От них стекал по откосам свой, яблоневый запах и у Говорлинки смешивался с речным.

К воде вела от лестницы по мелкому разнотравью тропинка.

Воды сегодня было больше, чем обычно.

Вообще-то Говорлинка даже не речка, а просто большой ручей. Можно перескочить его с разбега в любом месте. И главное, что глубина и ширина в нем почти всегда одинаковые – даже при весеннем снеготаянии и бурных дождях. Какие-то хитрые подземные стоки регулируют уровень речки, и она никогда не разливается. За очень редкими исключениями. Но сейчас, видимо, было именно такое исключение. Вода шумела громче обычного и до другого берега сделалось метра четыре. Разве перепрыгнешь! Да еще с рюкзаком. Конечно, можно перебросить рюкзак отдельно, да лучше не надо: чего доброго, не долетит, такой увесистый, булькнется, суши потом новенькие учебники. Да и самому не мудрено булькнуться… А до мостика шагов триста по глине и осоке.

Ладно, можно и вброд. Ига расшнуровал и сдернул новенькие кеды, затолкал в них носки, перебросил обувь через воду. Поддернул повыше обрезанные и растрепанные над коленками джинсы. Оглянулся: не валяется ли поблизости какая-нибудь палка, чтобы на ходу ощупывать дно? Палки не было, но зато…

Вот удача-то! Неподалеку, на пятачке подсохшей глины был отпечатан среди редких травинок след босой ноги. Не простой след, а большущий, полметра длиной!

Ига подбежал. Осторожно встал обеими ногами в след. Потер о глину ступни.

 
Помоги мне, дядя Жора,
Чтобы стал я нетяжелый!
Сосчитаю я до двух —
Буду легонький, как пух!
Два – раз!
Раз – два!
Подо мной не гнись трава!..
 

Такое колдовство помогало не всегда. Но на этот раз помогло (такой был хороший день!). Ига ощутил, как ноги его стали пружинистыми, а по телу разлилась легкость. Почти невесомость. Даже рюкзак весил теперь, как кулек с макаронами. Ура!

Ига разбежался и перелетел Говорлинку, будто подхваченный ветром воздушный шарик.

И приземлялся он, как сгусток тополиного пуха, замедленно. Это и спасло малюсенького растяпу-кнама.

Ига заметил его в последний момент. Падая на четвереньки, чуть не прихлопнул малыша ладонью! В последний миг Ига извернулся, вздернул руку, упал на бок. Кнам перепуганно присел в травинках на ногах-спичках, приоткрыл крохотный, как игольное ушко, рот.

– Ты спятил, да?! – плаксиво взвыл Ига. Ведь чуть не искалечил мелкого дурня. А то бы и совсем в лепешку… Мучайся потом всю жизнь! – Ты что здесь делаешь!

– Извините… – комариным писком отозвался кнам.