Тугая пробка с характерным, ласкающим слух звуком высвободилась из стеклянного горлышка. Дензел придвинул к себе уютно звякнувшие друг о друга стаканы, щедро плеснул в них. Толкнул один ко мне по гладкой столешнице.

Льда он не признавал. Как и я.

– Между прочим, моя последняя бутылка Талискера. Двадцатипятилетней, мать его, выдержки. Ты хоть понимаешь, как я растроган? В прошлый раз я открывал её, когда узнал, что Роза беременна.

– Угу.

Виски был золотистым, искрящимся, как тигриный глаз. Я осушил стакан одним махом, чуть задержав напиток во рту. Язык слегка обожгло, но потом накрыло горьковатым терпким послевкусием с нотками дыма, миндаля, сандала и… да хрен пойми чего. Это Дензел у нас – ценитель хорошего виски, и меня тоже пытается приобщить. Но обычно-то я пью всё, что горит, не особо смакуя.

– Сколько мы с тобой знакомы, Шарп? – откидываясь в кресле, жалобно скрипнувшем под его весом, спросил он. – Лет тридцать? Тридцать пять?

– Около того.

– Ты же знаешь меня, как облупленного. Знаешь, что я скажу. Что это хреновая затея. Что лучше подумать еще раз…

– …Что я больной на голову ублюдок. Да-да, я про все в курсе. Давай пропустим эту часть.

Дензел раздраженно крякнул и глотнул виски. Причмокнул толстыми губами и надолго замолчал, задумался, вертя стакан кончиками пальцев.

– А знаешь, в этот раз я, пожалуй, просто пожелаю тебе удачи. Нет, правда. Затея-то дурацкая, но… Тебе и правда надо скрыться на какое-то время. А заодно попытаться хоть что-то исправить в своей нелепой жизни.

– Угу.

– Правда, опять это у тебя получается как-то… через жопу. Может, для начала попробуешь добиться отмены судебного запрета? Поговорить с Лорой, в конце концов. Не чужие же люди.

– Она не берет трубку. Насчет суда – буду пробовать, конечно. Но вряд ли что-то выгорит. Придется же иметь дело с этими… Ну, такие, мерзкие, скользкие… и пахнет от них дорогим парфюмом…

– Юристы? – подсказал он.

– Ну да. И ходатайство проходит по седьмому округу. Главным судьей там по-прежнему Джонсон. А он меня на дух не переносит еще после той истории с заложниками.

– Да, паршиво…

Дензел тяжело вздохнул и выбрался из кресла. Подтянул ремень, поддерживающий внушительное пузо, и развернулся к окну.

Окна у него в кабинете здоровенные, в пол, с допотопными горизонтальными жалюзи. В некоторых вещах Дензел радикально старомоден – никакого тебе стекла с изменяющейся прозрачностью, никаких 3D-экранов с пейзажами и прочих современных изысков.

Он выглянул наружу, двумя пальцами раздвинув гибкие пластинки жалюзи. Задумчиво прикусил губу. Я, внутренне усмехнувшись, отметил, что держится он при этом сбоку от оконного проема, и в щель выглядывает не прямо, а наискосок. Хотя стекло наверняка бронированное. И этаж тридцатый. Шальной пули можно не бояться, а от профессионального снайпера с солидной пушкой все равно не спасешься.

Впрочем, я его понимаю. Эти привычки в нас уже не искоренить. Такая уж работа. Ты либо параноик, либо труп.

Он снова плюхнулся в кресло. Притянул к себе глянцевую пластину планшета. Разложил экран, забарабанил по нему толстыми коричневыми пальцами.

– Ну, надо же! – фыркнул он. – У тебя и обходной лист уже заполнен, как полагается. И даже ствол сдал.

– Угу.

– Это немного успокаивает. Теперь, если ты даже и прострелишь кому-нибудь колено там, в Монтане, то хотя бы не из табельного оружия.

– Не начинай, Дензел, – отмахнулся я. – Я остепенился.

– Ага, как же! – хохотнул он. – За то время, что я тебя знаю, ты облысел, потяжелел, обзавелся десятком шрамов. Но не повзрослел ни на грамм.

– Зато ты с годами всё мудрее и краше. И стройнее.

– Прогиб засчитан, – парировал он и, еще раз пробежавшись взглядом по экрану, поставил свой отпечаток пальца под рапортом.

Поднялся из-за стола, протягивая мне для рукопожатия свою широченную, как лопата, ладонь.

– Ну, что ж, поздравляю, Шарп. Ты уволен.

Глава первая. Капкан

Да чтоб тебя!

Ловушка простая, но чертовски эффективная. Небольшая замаскированная яма на тропе – по размерам в аккурат, чтобы туда нога смогла провалиться. Глубиной около фута. Дно и стенки утыканы длинными шипами. Часть тех, что на дне, мгновенно пробили подошву сапога. Те, что в стенках, под моим весом прогнулись, царапая голенище, и при попытке выдернуть ногу тут же впились остриями в лодыжку.

Идеально – ни вниз не дернешься, ни вверх, ни в стороны. Ногу будто клыкастым сфинктером обхватило.

Больно было первые секунд пять. Дальше все затмили ярость и досада на собственную неосмотрительность. Это ж надо так вляпаться! А ведь почти удалось оторваться!

Ладно, спокойно, Шарп. Истерики оставим дурным бабам и начальству. Давай-давай, лучше шевели мозгами!

Я оглянулся. Тропа позади вроде пока пуста. Но в сгущающихся сумерках она уже через пару десятков шагов превращается в темный туннель, обрамленный густыми зарослями акации. Ни хрена не видно.

К тому же, все равно роа больше любят нападать из кустов. Или спрыгивать с нижних ветвей деревьев. Погоня может настигнуть в любой момент.

Я опустился на одно колено, перемещая вес с пойманной ноги. Потихоньку приподнял ступню так, чтобы шипы не вгрызались все дальше в подошву. Попробовал расшатать боковые. Ага, куда там! Не все так просто.

Убрал револьвер в кобуру и вытащил нож. Взрыхлил им утоптанный грунт вокруг ловушки. Докопаться до основания шипов оказалось нелегко – пришлось основательно попыхтеть, разбрасывая вокруг плотные комки дерна.

Твою мать, да тут целые копья! Сделаны из гибких заостренных жердей чуть толще пальца. Но наконечники, похоже, железные. Жерди ещё и сплетены друг с другом, как решетка. Тут либо пару квадратных метров земли вокруг ловушки раскапывать, вытаскивая всю конструкцию целиком, либо подрубать древки и потихоньку вытягивать наконечники по одному.

Я выбрал второй вариант. Так будет быстрее. Мне хотя бы с одной стороны два-три острия убрать – и можно будет потихоньку высвободиться.

Стараясь не дергать пострадавшей ногой, я принялся орудовать ножом. Получалось хреново – жерди были свежесрезанные, гибкие, поэтому не подламывались, даже когда прорубишь их уже наполовину.

Кровь теплыми струйками стекала к носку сапога, щекотала между пальцами. Повреждения вроде бы пустяковые – нижние шипы вонзились на пару сантиметров, боковые и вовсе только кожу поцарапали. Но при каждом движении острия бередят раны, так и норовят войти глубже в плоть.

В общем – больно! Так больно, что впору зубами скрежетать. Чего та вертлявая непись болтала про завышенный болевой порог? Реалистичность – сколько там баллов по шкале Джанкеля. Вся полнота ощущений без риска неприятных последствий, бла-бла-бла. Ага! Вот засунуть бы кое-кому всю эту полноту ощущений…

Я, наконец, высвободил один из наконечников и выдернул его из хитросплетенной конструкции. Взглянул мельком. Отвратная штука. Острая и тонкая, как гвоздь. Ещё и заершённая – каждый заусенец, будто рыболовный крючок. Голенище сапога разодрал в хлам, пока вытаскивал. И таких ведь – восемь штук, по кругу.

Шорох веток справа и чуть позади себя я расслышал в аккурат, когда вытащил второй шип. Тут же перебросил нож в левую руку. Револьвер будто сам выпрыгнул из кобуры, рукоять его привычно слилась с ладонью.

Только вот выстрела не последовало.

Обычно-то я предпочитаю выстрелить, перезарядить, и еще раз выстрелить, а уж потом спрашивать «Кто там?». Но у роа есть одна очень неприятная особенность. Ну, они и в целом-то не подарок, конечно. Страшные, как моя жизнь, свирепые, размалеванные. Нападают внезапно, и, по слухам, не брезгуют человечиной.

Но, что самое поганое – они ни хрена не боятся.

Большинство местных мобов, даже стайные хищники вроде степных волков, могут отступить, стоит им получить серьезные раны. Люди – тем более. Но роа не останавливаются, даже если рядом с ними их сородичей на куски рубят. А раны их только больше раззадоривают. В общем, бить надо только наверняка.

Темные сгорбленные фигуры медленно и бесшумно, как наползающие на стену тени, выбирались из зарослей. Верхняя часть лиц густо замазана черной маскирующей краской, на фоне которой так и полыхают выпученные глаза. Волосы, густо смазанные жиром, зачесаны назад и убраны на затылке в тугие колтуны, украшенные перьями. Боевая раскраска на теле – сплетающиеся в экстазе алые и черные змеи с ярко-белыми пятнами. У каждого – свой неповторимый рисунок.

Приближались они неторопливо, окружая со всех сторон. Человек шесть. Возможно, в кустах притаились еще. Длинные листовидные наконечники ассегаев чутко подрагивают на гибких древках, будто алчущие крови языки.

– Р-р-р-р-р-ро-о-о-а! – ощерив пасть с подпиленными треугольными зубами, хрипло протянул тот, что ближе всех. С нескрываемым злорадством.

Здоровенный бугай. Не нравится он мне. И дубинка его, обмотанная толстым слоем войлока, тоже жутко не нравится. Судя по этой дубине, меня хотят взять живьем. А если и есть что-то хуже, чем быть убитым этими тварями – так это попасть им в плен.

Я оглянулся, прикидывая свои шансы.

Шестеро дикарей. И шесть «дум-думов» в барабане револьвера. Обычные свинцовые пули, но с подпиленными крест-накрест наконечниками. Даже мой весьма посредственный «Скофилд» с таким боеприпасом выдает 70-80 единиц номинального урона. С критом – сотни полторы. Но и этого недостаточно, чтобы завалить роа с одного выстрела, на каждого нужно будет две-три пули. Разве что делать ставку на хедшоты. И на перезарядку времени не будет – они буквально в пяти шагах. У меня пара секунд на то, чтобы опустошить барабан, а потом вся надежда – на нож.

Ну, что тут скажешь. Шансов нет. Но когда это тебя останавливало?

– Р-р-р-р-р-ро-о-о-а! – повторил бугай их фирменный боевой клич, покачиваясь из стороны в сторону.

Револьвер громыхнул, выплевывая отчетливо видимый в сумерках сгусток пламени. На дикарей выстрел подействовал, как сигнал стартового пистолета – все разом бросились на меня, замахиваясь оружием. Кроме бугая – тот, ломая ветки кустарника, завалился на спину. Между глаз у него зияла дыра с рваными краями.

Бах! Бах! Бах! «Скофилд» успел остановить дикаря с ассегаем, прыгнувшего на меня справа, но на это понадобилось целых три пули. Тому, что слева, я засадил в бедро нож по самую рукоятку. В ответ получил такой удар по башке, что она загудела, как колокол. В глазах помутилось, но я успел-таки перехватить противника за запястья, не давая ему ударить дубиной второй раз. Стиснутая ловушкой нога горела и пульсировала от боли – шипы глубоко впились в лодыжку. Я так и чуял, как один из них скрипит острием по кости.

Рыча не хуже самих роа, я попытался отбросить от себя противника, но дикарь был куда сильнее меня. И даже рана в бедре его нисколько не беспокоила. Она напирал и напирал, сминая меня своим весом, и снова опрокинул меня на колено. Я упирался изо всех сил, попутно успев удивиться, куда подевались остальные его сородичи – те, что заходили ко мне с флангов и за спину. Капкан не давал мне толком развернуться, но за спиной я слышал яростные вопли и звуки смачных ударов.

Били не меня. Уж я бы заметил.

Насевшего на меня роа вдруг отбросило мощным ударом, и между нами вклинилась гибкая темная фигура. Взмах, блеск клинка, влажный хруст стали, врубающейся в плоть до самой кости.