Пролог

Ход вещей – не самый удачный ход.

Рауль Капабланка

Джордж Баренс глядел на лица достопочтенных членов комиссии, пытаясь угадать, что творится в головах светочей исторической науки. Здесь, сегодня, на этой встрече без галстуков и лавров, решалась судьба операции, да что там, быть может, судьба одного из ближних миров.

– Мне представляется, – нарушил молчание серьезный молодой сотрудник отдела разработки, – что нарисованная вами перспектива грядущего апокалипсиса все же несколько… – он замялся, подыскивая нужное слово, – утрирована. Вы представили замечательно интересную информацию. Теперь мы точно знаем, что среди сопределов Альфа-круга наличествует гуманоидный мир, в котором динамично взаимодействуют три разноуровневых подвида разумных существ. Это, конечно, представляет ценнейший материал для науки, поэтому, я считаю, следует оставить там группу стационарных агентов для наблюдения и мониторинга, предоставив сопределу К17 развиваться по его собственным законам.

Баренс не спускал внимательного взгляда с коллеги, но в памяти его сейчас вставала совершенно иная картина: человечье лицо на длинной змеиной шее, с глазами, пылающими, точно два жерла пробудившегося вулкана… ангел, распластавший крыла над полем боя… неистовый Бернар Клервосский с мечом в руках…

Институтская командировка обещала быть хлопотной, но не чрезвычайной. Речь шла о некоем странном артефакте – голове, дарующей земным владыкам точные политические прогнозы, исключительно верную информацию и указания, от которых попахивало то ли серой, то ли влиянием более высокоразвитой цивилизации. Только-то и требовалось, что выяснить природу этого странного явления и по возможности раздобыть для изучения сам артефакт!

Кто бы мог подумать, что во время пребывания Баренса и его сотрудников в том сопределе как раз и случится целая вереница самых невероятных событий. Что мир станет на край погибели в схватке Армагеддона, а может, Рагнарека, где сошлись человеки земные, ангелы небесные и невиданные твари из бездны.

– Уважаемые коллеги, досточтимый лорд Джордж!

Группа экстраполяции процессов обработала предоставленные данные. Результаты неоднозначны.

После битвы на валлийских холмах данный мир едва начал приходить в равновесие, пока довольно шаткое. Сопределу К17 удастся стабилизироваться, если на смену центробежным силам придут центростремительные. Но! Беда в том, что система может стабилизироваться совсем на другом уровне, так как равновесие безнадежно нарушено из-за гибели Андая, предводителя людей-змей. Мы пока не можем знать, каков будет этот уровень, а главное, какими вспышками активности будет сопровождаться восстановление равновесия.

Мы считаем желательным наряду с отслеживанием процессов иметь возможность оперативной их корректировки.

– Но можем ли мы быть уверены, что наше вмешательство не дестабилизирует систему еще больше? Тем более что Андай, – разработчик поглядел в лежащую перед ним докладную записку, – предупреждал, что не потерпит присутствия нашей миссии в своем мире.

– Но Андай погиб, – возразил Джордж Баренс. – А последствия его гибели, как вы понимаете, могут быть непредсказуемы.

– Даже работа группы наблюдателей, – продолжал разработчик, – сопряжена теперь с немалыми опасностями. Можем ли мы в такой ситуации рисковать одной из лучших оперативных групп?

Он хотел еще что-то добавить, однако слова его были прерваны гудком установленного на председательском столе селектора.

Члены комиссии удивленно оглянулись на призывно гудящий аппарат. Всякому в институтских стенах было известно, что нарушить столь бесцеремонным образом работу комиссии допустимо только по самым безотлагательным вопросам. И все же селектор бесцеремонно требовал к себе внимания.

Джи Эр Эр, неизменно предводительствующий на «скале совета», поморщившись, нажал кнопку:

– Слушаю вас.

– Милорд, – раздался из селектора приятный женский голос. – Сэр Уолтер Камдейл разыскивает лорда Баренса.

– Это не дает основания ни вам, ни ему мешать работе комиссии, – раздраженно заметил председатель правления Института.

– Сэр Уолтер утверждает, что это очень важно, – оправдываясь, сказала диспетчер базы закрытой связи. – «Джокер-1» сообщает, что из вод озера Сноудон в Уэльсе появился некий Федюня Кочедыжник. Он шел по воде, был замечен монахами, строившими на берегу часовню, изловлен, посажен в крепость и наречен Сыном погибели.

Глава 1

– Следующим ходом королева бьет короля.

– Но это не по правилам!

– Зато по необходимости.

О. Бендер «Есть такая партия» (сборник шахматных композиций)

Всю последнюю неделю Аахен жил предстоящим торжеством. Сообщение о помолвке герцога Конрада Швабского с ромейской севастой, будто бы лично им спасенной из лап разбойников, облетело всю империю с такой скоростью, что птицам в воздухе приходилось шарахаться, когда эта новость проносилась мимо. Правда, злые языки утверждали, что герцог никак не мог спасти из-за тридевяти земель несравненную племянницу василевса ромеев, поскольку все последние недели не выезжал из Аахена далее, чем на охоту в ближние леса. Но кому до этого было дело?

Толпы народа, наседая друг на друга, срезая кошельки и обрывая одежду, жались к цепочке стражников, охранявших путь молодой четы к кафедральному собору. Епископ в златотканом одеянии, опираясь на резной посох с вычурным, горящим золотом навершием, ожидал у распахнутых дверей храма, с умилением глядя, как расторопные пажи помогают спешиться герцогу и его очаровательной невесте.

За долгие годы пасторского служения ему бесчисленное множество раз доводилось связывать узами брака сыновей и дочерей человеческих. Но никогда, как ни силился он вспомнить, никогда прежде не встречал он столь прелестной нареченной. Казалось, ангел небесный спустился в мир с одной лишь целью – возвеличить всемогущество Творца пред очами смертных.

Как ни старался слуга господень отогнать от себя греховные мысли о чудесном облике юной девы, но полные небесной синевы глаза, налитые солнечным сиянием волосы и тонкие, почти детские черты лица вновь и вновь притягивали его взор.

– Конрад! – взорвалась толпа. – Никотея!

Пожалуй, второй крик был много громче первого. Еще совсем недавно и сам епископ, и настоятели крупнейших храмов Аахенского диоцеза^[1] подыскивали новое имя будущей владычице Швабии, не желая смущать умы прихожан упоминанием языческой богини. Ситуация могла показаться комичной, если бы не была настолько серьезной: спасенная из лап разбойников ромейская принцесса без труда согласилась сменить веру, однако наотрез отказалась менять имя.

Выход нашелся случайно, когда Эрманн – аббат монастыря святого Эржена, – должно быть, повинуясь божьему наущению, отыскал в монастырской библиотеке древний трактат, посвященный деяниям великомученицы Никотеи. Знатная римлянка прятала в своем поместье гонимых императором Нероном христиан. Преданная завистливым родственником, она пыталась обратить кровавого императора к истине, но тиран остался глух к словам патрицианки, и та была растерзана львами вместе с братьями во Христе.

Таким образом, вопрос с именем решился сам собой, а обнаружение древней рукописи было воспринято духовенством и двором как добрый знак.

– Конрад! – летело над Аахеном.

– Никотея! – заглушало колокольный перезвон.

Племянница василевса дарила любезные улыбки славящему ее люду, кротко глядела из-под длинных ресниц на ждущего у входа в храм пастыря божьего и легко ступала по булыжной мостовой, опираясь на рыцарственную длань счастливого герцога Швабии.

– Господь моя защита, – шептала она, благосклонно кивая направо и налево, одаривая милостивым взглядом восторженных горожан. – Неужели же отныне эти дикие немытые чудовища будут моими подданными?! А этот рыжебородый мужлан – супругом и повелителем?

При одной мысли об этом Никотею едва не передернуло.

Чтобы скрыть невольную гримасу отвращения, она улыбнулась и горько пожалела об отсутствии поблизости черноокой персиянки Мафраз.

Опытная в любовных играх не менее, чем в науке составления ядов, хитроумная рабыня могла пригодиться Никотее в скором будущем. Однако же недавняя попытка верной персиянки отправить к праотцам соперницу госпожи – дочь английского короля – едва не стоила жизни им обеим. Что сталось с Мафраз, Никотее по сей день было неизвестно, но, судя по тому, что Матильда готовилась в скором времени вступить в законный брак с новым английским королем – сыном Мономаха – Мстиславом, судьба Мафраз сложилась более чем плачевно.

От преданной служанки мысли Никотеи сами собой перетекли к Гарольду III – как ныне именовали Мстислава. Он влюбился так безоглядно, что готов был променять любые царства на ее благосклонность. Но Фортуна ревнива, и принцессе пришлось бежать от страстного поклонника, чтобы едва не погибнуть от руки другого, еще более страстного и необузданного. Севасте даже показалось, что уже не выкарабкаться, но, как бы ни зла была ее судьба, смирение никогда не числилось среди достоинств или недостатков рода Комнинов. Если Господу угодно даровать для достижения цели такое неказистое орудие, как ее рыжий жених, – пусть он станет тем волшебным средством, пред которым разрушатся крепостные стены и падут ниц земные владыки.

– Аллилуйя! – вознеслось с клироса к небесам серебристое детское многоголосие, и стая голубей сорвалась с резного карниза и начала бестолково кружить над Конрадом и Никотеей, вступившими на крыльцо храма…

Это тоже было сочтено добрым предзнаменованием.

Лис появился в дверях и, скинув запыленный плащ на руки слуги, провозгласил с порога:

– Вставайте, граф, вас ждут великие дела!

– Насколько великие? – испытующе оглядывая долговязую фигуру закадычного друга, поинтересовался сотрудник Института Экспериментальной Истории, Вальдар Камдил, он же доблестный рыцарь Вальтарэ Камдель, самозваный граф Квинталамонте.

– Не то чтобы сильно великие, но довольно пухлые, – без запинки ответил его напарник. – Во всяком случае, одно дело за номером «хрен разберешь». Да, кстати, – без перехода продолжил он, – как твои ребра?

Рыцарь поморщился, вспоминая недавнюю сечу и лисовскую стрелу, отведенную от заданной траектории бесцеремонным ангельским произволом.

– Спасибо, куда лучше, чем было в первую минуту. Почему ты спрашиваешь? – насторожился Вальдар.

– Ну… – Лис поднял глаза к потолочным балкам, – будь я Господь Бог, то воспользовался бы случаем создать из пришедшего в негодность ребра хорошенькую сиделку. Но, поскольку я таким фокусам не обучен, скажу тебе как старый солдат, не знающий слов любви, кроме команды «ложись»: с целыми ребрами мечом работать куда сподручнее.

– Так! С этого места подробнее, – нахмурился Камдил. – Еще вчера мы, кажется, намеревались мирно ожидать решения институтской комиссии и ни о каких мечах речь не шла.

– Но то ж когда было! Господь за это время твердь земную от аш-два-о небесной отделил и часть получившейся влаги густо посыпал солью… может, что-то типа ухи варить собирался?

Рыцарь внимательно поглядел на боевого товарища:

– Сергей, мне кажется, или сегодня ты как-то слишком часто упоминаешь всуе имя божье?

– Ни всуе, ни в высуе, абсолютно по делу. – С губ институтского оперативника сошла, казалось, навеки припечатанная к лицу усмешка. – В общем, новости у меня безрадостные. Только что прирулил человек из пограничья… Наша, так сказать, валлийская агентура подтвердила, что мальчик лет тринадцати-четырнадцати, посреди бела дня возникший на глади вод небезызвестного тебе озера Сноудон, и впрямь носит диковинное для валлийского уха имя – Федьюня.

– Это было известно еще два дня назад, – перебил его Вальдар. – Шанс, что это не он, конечно, оставался, но…

– Не грузи мозг шансовым инструментом! Тут же самое главное в деталях!

Его собеседник кивнул, делая приятелю знак продолжать.

– Так вот, – вновь заговорил Лис, многозначительно разминая запястье, – когда этот отставший от войска лоботряс с какого-то перепугу решил прогуляться по воде, поблизости как раз совершал променад отряд святых отцов, вздумавших поставить на берегу часовню для непрестанной борьбы с кознями местных водяных. До того, как оттуда всплыла целая армия, священная экология мало кого заботила, но уж больно весомый повод объявился. И тут, понимаешь ли – нате-здрасьте: с одной стороны, крестный ход с песнями, только шо без плясок, а с другой – навстречу им, буквально северная Аврора в лице Федюни Кочедыжника. В общем, по словам гонца, веселуха случилась преизрядная, в результате чего парень наш получил жуткое погонялово Сын погибели, был схвачен и запроторен в местный зиндан.^[2] Из чего, Вальдар, вытекает конструктивная идея: пока Баренс в Институте, пока Матильда донашивает траур, может, мотнемся собрать букетик для невесты на зеленых валлийских холмах? А то ведь, если долго рассусоливать будем, танго из нот протеста писать, замордуют мальчонку.

– Да, – вздохнул Камдил, задумчиво оглядывая комнату, уставленную непритязательной мебелью, двор с коновязью за распахнутым окном и висящие на стойке вычищенные доспехи. – Нехорошо получилось. – Он потянул на себя перевязь с мечом. – Но сначала я должен связаться с Базой.

– Ох, – Лис приложил руку к груди, точно закрывая ладонью скрытый под одеждой «символ веры», – замаскированное средство закрытой связи – с ней только свяжись…

Сумерки опускались на Вечный город. Короткие, почти мгновенные – когда солнце всего лишь на миг зависает над морем, точно пробуя воду краем раскаленного диска, и тут же падает в пучину, не в силах больше держаться в небе после всего увиденного за день на земной тверди.

«Не так ли ныне закатывается солнце ромейской империи?» – думал василевс Иоанн II Комнин, наблюдая закат великого светила. Он бросил взгляд на величественную колонну Юстиниана. Отсюда, из дворцового окна, была видна лишь верная ее часть – огромный блистающий всадник на золотом коне, казавшийся совсем маленьким, держал в поднятой руке увенчанное крестом яблоко мира. По давнему поверью в нем непрестанно билось сердце Ойкумены. Именно оно, а не богатство, не могущество, не даже военная сила давали Константинову граду священное право именоваться Царьградом, началом начал, альфой и омегой.

Василевс Иоанн глядел из окна, как прощальными лучами выхватывается из подступающий тьмы золотой всадник и как гаснут отблески света на царственном металле.

«Неужели и впрямь настает конец величию ромейской империи? Нет, не может такого быть. Господь хранит верных. Уж сколько раз гибель Константинополя представлялась неминуемой, и неизменно рука Провидения защищала его стены. – Иоанну вдруг захотелось сорвать с себя злато и пурпур и, облачившись в рубища, ждать, когда Отец небесный рассеет полчища недругов одним движением перста. – Но упование не есть деяние. Град святого Константина будет стоять вечно!» Всевышний даровал ему императорский венец, а стало быть, все им содеянное – проявление воли божьей на земле. Как говорят нечестивые почитатели нелепого сарацинского пророка: «На Аллаха надейся, а мула привязывай, ибо у Аллаха нет рук, кроме твоих».

При упоминании богопротивного имени василевс перекрестился и отвернулся от окна. Иоанн Аксух, крещенный мусульманин, прежде носивший имя Хасан – правая рука императора ромеев, – ожидал, когда же наконец повелитель уделит внимание его скромной особе.

– Итак, мой дорогой крестник, – от минутной слабости василевса не было и следа, – у тебя есть новости о Никотее?

– Да, мой господин. Как сообщают прибывшие из франкских земель купцы, Никотея чудесным образом спаслась из рук захвативших ее разбойников и ныне пребывает в алеманнских землях.

– Что ж, – неспешно подходя к трону, проговорил император, – эту новость трудно назвать хорошей, но все же она намного лучше, чем известие о ее гибели. В чьи же руки она попала теперь?

– Герцога Конрада Швабского, мой повелитель.

– Он намерен получить за нее выкуп?

– О нет, он собирается взять ее в жены.