Теллурия

Действующие лица:
Сорокин – прозаик;
Мамлеев – философ;
Елизаров – народоволец;
Пелевин – студент;
Акунин – дворецкий;
Липскеров – купец;
Проханов – офицер царской охранки;
жандармы.

Действие происходит в Москве в особняке Мамлеева.
Сцена 1: вечер, гостиная, за столом Мамлеев, Сорокин и Елизаров, играют в преферанс.

Мамлеев: А что, Владимир Георгиевич, не боитесь ли цензуры царской? Нынче, слыхивал я, за пасквили да за сатиру к ссылке приговаривают, да к запрету публикаций.

Сорокин: Помилуйте, Юрий Витальевич, я человек пожилой и мне бояться вредно – совсем нервы расстроятся. А ежели в ссылку меня – так и хорошо, надоела мне Москва, сил нет: грязь, навоз, помои везде. А в ссылке хоть воздухом подышу, по лесам нахожусь.

Елизаров, сдавая карты: Ах, Сорокин, будь я императором, я бы из вас сотворил всенародного мученика. Держал бы вас в застенках, распустил бы слухи, что самолично вас калёным железом пытаю. И вы бы несметное полчище сюзников обрели.

Сорокин: Но вы, Мишенька, не император, а банальнейший анархист, за что купили, за то и продадите. Лучше и дальше мной восхищайтесь или на гитаре нам спойте.

Мамлеев: Увольте, господа, довольно нам анархических песен. Отведайте лучше моей морошковой, Борис сам настаивал. Боренька! (Акунину) Принеси-ка нам морошковой своей, да икорки белужьей не пожалей, голубчик!

Входит Акунин с подносом, ворчит: Пора, пора трясти стены кремлёвские!

Слышится шум за дверью, вваливается Пелевин в фуражке набекрень.

Пелевин: Господа, облава в городе! Говорят, царская охранка за вольнодумцами нынче в рейд собралась.

Сорокин: А вы, Виктор, присядьте и не паникуйте. Кто это у нас тут вольнодумцы?

Пелевин: Так вы же и есть, Владимир Георгич, наипервейший вольнодумец во всея Москве!

Елизаров: А ты, Витенька, стало быть, Вадим Георгича так везде и славишь яко вольнодумца уже который год подряд. Мнится мне, от зависти. А как Вадим Георгича в ссылку – так на его место вскочить хочешь? Во!!! (показывает Пелевину кукиш) Не дорос ещё, Витенька, не просветлился до конца, сокол ты наш.

Пелевин обиженно умолкает, сдаёт карты.

Шум за дверью, входит Липскеров.

Шум за дверью, входит Липскеров.

Липскеров: Ох, господа, презабавнейшее явление: сижу я на Тверской и кофеи распиваю, а из ресторации, что напротив, жандармы Ширянова с Прилепиным под белы рученьки выводят. И всё так чинно-благородно, сажают в экипаж с решётками и в сторону Кремля неспешно трогаются. Но не это удивительно, а удивительно то, что в небе над Кремлём я тотчас увидал огромадного стоаршинного карася.

Мамлеев, сдавая карты: Видать, Сорокин, вам и в самом деле стоит остеречься, езжайте-ка вы немедля к Иванову в Пермь, отсидитесь, по тайге побродите.

Сорокин: Чушь, господа! И кажется я выиграл.

Сорокин бросает карты и отходит к окну.
Шум за дверью, врываются Проханов и жандармы. Немая пауза, все переводят глаза с Проханова на Сорокина и обратно.

Проханов: Господа, думаю нет надобности объяснять, по какой причине мы вас беспокоим.

Сорокин делает шаг вперёд. Проханов даёт знак, жандармы арестовывают сидящих с картами в руках Мамлеева, Елизарова, Пелевина и Липскерова.

Сорокин, в недоумении: Но, позвольте…

Проханов: Императорским указом сборища лиц с целью азартных игр запрещены. А доносы на вашу компанию картёжников уже давно поступают.

Липскеров, вырываясь, указывая на Пелевина: Это он, он, господа, доносы мастер писать!

Пелевин, вырываясь: О, великий Сорокин, вбейте мне в голову теллуровый гвоздь, я так хочу понять ваши книги!

Арестованных уводят, Проханов и Сорокин остаются вдвоём.

Проханов: А вас, Владимир Георгиевич, его императорское высочество ждёт на аудиенцию завтра к восьми и просит передать, что с вниманием прочёл ваш последний труд и желал бы обсудить некоторые указанные в нём аспекты внутренней политики.

Проханов коротко кланяется и выходит.

Сорокин один: Растерян мыслями. Чего я ожидаю? Меня пред всеми предпочли. Философа, купца, студента, анархиста – повязали. А я, словоплёт неукротимый, аж отрезвился. Они меня прославили безумным хором, и из огня я вышел невредим. Противно здесь мне, нету воли. Вон из Москвы! Сюда я больше не ездок. Карету мне, карету!

Уходит.

Сцена 2. По опустевшей гостиной ходит Акунин, собирает со стола.

Акунин: Картоха кончилася.

Я знакома с Сорокиным по минимуму, но уже привыкла читать его со сладким предвкушением треша. Читаю, наслаждаюсь прекрасным классическим слогом и жду, когда все начнет переворачиваться.

Сорокин рассказывает 50 историй, которые почти не пересекаются друг с другом, но происходят в одно и тоже время. В ближайшем будущем мир терпит ряд серьезных военных, экономических и политических потрясений, карта мира меняется. Государство Теллурия

- не единственное выдуманное государство, наряду с этим в его мире присутствует ряд многих других, в том числе и за пределами пост-СССР.

Россия была страшным античеловеческим государством во все времена.

В нем не только боль и разочарование отечеством, но и нечто светлое. Тем, что его Россия распалась на десяток отдельных государств, он передал все ее многообразие и богатство культур, в ней сосредоточенных. Все эти выдуманные государства откатились в "благословенное просвещенное средневековье", и обилие всевозможных гротескных форм действительно радует глаз. В этом нереальном будущем, тем не менее, сохранятся многие узнаваемые черты и горькое ощущение, что что бы ни происходило, в итоге "ничего не поменялось".

Это талантливая фантасмагория, максимально простая и потому работающая (ее неоднократно попытаются повторить десяток других писателей, но все это по сути в большинстве своем так и останется всего лишь повтором). Некоторые истории заходят туго, но другие очень яркие и приметные. Мне понравились особенно: история Татьяны, о двух путешественниках в СССР и странствиях двух псоглавцев.

Еще одна книга из сорокинской «Истории будущего», на мой взгляд, самая удачная из всего его «футурологического» творчества. Когда-то совсем давно попадалась мне горе-рецензия малоуважаемой г-жи Юзефович, в которой она сетует, что сей «единственный на всю страну полноценный языковой бог в очередной раз глаголет пустоту». И тут, вроде бы, можно согласиться, но есть несколько моментов.

Во-первых, большинство товарищей и собратьев, коих г-жа Г.Л.Ю. постоянно хвалит, только тем и заняты, что пустоту глаголят, не являясь даже языковыми червями.

Во-вторых, именно разноголосость, калейдоскопичность, «фасеточность» мира, изображенного в книге, является главной «фишкой» книги и отлично отражает уже современную нам реальность, в которой каждый существует лишь в собственном пространстве, ограниченном набором поглощаемой информации. У нас будто пропала какая-то единая «картина мира», отчего люди на одной лестничной клетке или даже в пределах одной квартиры умудряются жить в двух разных Россиях, что уж там говорить о более крупных образованиях?

И, конечно же, именно слог, коим Сорокин владеет мастерски, и является главной причиной прочесть сей шедевр. При том условии, если Ваши представления хотя бы на чуть-чуть выходят за границы школьного курса литературы с его желтыми шторками Достоевского и набившим оскомину даже нормальным учителям литературы «что хотел сказать автор?», ибо вот она – истинная полифония.

В общем, на мой взгляд книга однозначно рекомендована к прочтению.