Данный текст является общественным достоянием, то есть может свободно использоваться любым лицом.

При этом должны соблюдаться право авторства, право на имя и право на защиту репутации автора (личные неимущественные права автора).

Свободное использование подразумевает:

– использование произведений без согласия автора;

– без заключения с ним договора;

– без выплаты вознаграждения.

То же относится и к оформлению обложки – за что отдельная благодарность петербургскому художнику Анатолию Кудрявцеву.

1

Поверхность стола напоминала поверхность Юпитера, какой мы видим ее на фотографиях – две широких полосы и большое пятно от спиленной ветки. На старой столешнице кое-где остались вмятины и царапины, как будто фотографию отпечатали с потертого пленочного негатива доэлектронной эпохи…

– Спасибо, достаточно, – прервал Бориса экзаменатор. – Можешь идти, результаты тестов будут объявлены сегодня вечером.

Его голос был вежливо-отстраненным, но Борис почувствовал в нем скуку и разочарование. Это было непостижимо – как, в нем разочаровались? К такому он точно не был готов.

Одновременно пришло и абсолютно ясное понимание – он провалился. Это тоже казалось совершенно невероятным. Он, победитель районных и городских олимпиад, окончивший лицей с медалью – провалился! Мать уверяла, что его могли взять в любой вуз без экзаменов. А здесь – он получил высший балл на вступительных по математике, написал отличное сочинение – и что? Полное поражение? Как такое возможно?

Он, конечно, не Гоголь и не Набоков, но сочинения ему всегда удавались; здесь его уровень был явно выше среднего. Несколько раз его работы побеждали на районных конкурсах, а однажды даже на городском. И сегодня он был в ударе, слова складывались красиво, без зазоров. А в ответ – лишь это брезгливое разочарование. Как будто его внезапно хлестнули по лицу мокрой тряпкой.

Борис шел домой на заплетающихся ногах, погруженный в липкий туман тоскливого безразличия. Где-то на периферии сознания крутилась мысль, что его уверенность в провале ни на чем не основана. Нет никаких фактов, подтверждающих ее. Что довольно странно – фактов нет, а уверенность есть, причем безусловная. Интересный феномен, который стоило бы проанализировать. В другое время Борис с радостью ухватился бы за такую возможность, но сейчас безразличие, казалось, заполнило его целиком, вытеснив все нелепые порывы.

Дома мать с порога набросилась на него, включив привычную шарманку последних дней. Что универ ждет его – и без всяких экзаменов, что первое образование непременно должно быть техническим, что нельзя начинать серьезное обучение с мутного неаттестованного вуза… Какое-то время Борис, погруженный в собственные переживания, слушал ее как фон. Наконец он очнулся:

– Ма, да не переживай, поступлю я в твой универ.

– Что? – Мать не ожидала такого ответа и не успела переключиться с заготовленного монолога.

– Я провалился.

– Провалился?! На чем?

Разумеется, мать тоже не поверила. Да и кто бы поверил.

– На гуманитарном. По математике получил высший балл, а вот сочинение…

– Не может быть! Боря, у тебя же всегда… Ты что, переволновался?

– Нет, я хорошо написал. Но им не понравилось.

– Не понравилось?! Как такое возможно?

Матери требовалось время, чтобы осознать то, что он уже принял как факт.

– А когда объявили результаты? – спросила она, пытаясь найти во всем этом какой-то подвох.

– Вечером объявят. Но я уже все понял…

– Не можешь ты ничего знать заранее! – Мать снова почувствовала выбитую из-под ног почву. – Но с универом ты правильно решил, сейчас именно это тебе и нужно.

Борис не стал спорить. Сообщение о результатах тестирования пришло поздно вечером. Он провалился.

2

Обида прокручивалась в голове постоянно, замкнувшись бесконечным циклом. Как же так получилось? Он мало знал о выбранном институте, пошел туда только из-за Мити – с ним вместе они когда-то ходили на факультатив по информатике. Вернее, из-за того, как тот изменился за последний год. Было в этом что-то непонятное и притягательное. Все студенты ИГП были не совсем обычными, не похожими ни на кого из его знакомых. Независимыми, немного отстраненными, как будто понявшими что-то важное. Борису хотелось стать таким же – и это действовало на него сильнее всех правильных маминых доводов.

Митя был на год старше и окончил лицей еще в прошлом году. С математикой у него было похуже, чем у Бориса, а за сочинения он и вовсе никогда не получал больше четверки. Но поступил же! Поэтому Борис и не видел никаких проблем в тестовых испытаниях; провал стал для него полной неожиданностью. Да, он будет учиться в универе и, возможно, даже будет первым на курсе, как был первым в классе – но память о значимом поражении теперь навсегда останется с ним. Его уверенность в себе требовала срочного ремонта, и хорошо, если не капитального. Он должен был понять, что же пошло не так на последнем экзамене. А для этого ему надо было поговорить с Митей – об институте, о приемной комиссии и конкретно о вступительном сочинении. Борис чувствовал, что именно в нем он и совершил главную ошибку – не понимал только какую.

Информация об институте, собранная им в сетях, оказалась крайне скудной – что само по себе уже было странным. Все вузы наперебой рекламировали свои программы, выкладывая в инет огромные массивы данных, просмотреть которые можно было разве что очень выборочно. На этом фоне официальная страница ИГП выглядела более чем скромно – логотип, краткий лист контактов и туманная фраза об изучении каких-то глубинных психических процессов. И никаких перекрестных ссылок. Как будто речь шла не об учебном заведении, а о секретном объекте.

Борис даже попросил мать перепроверить сведения об институте – ее допуск позволял просматривать почти все закрытые сегменты сети. Но и это не помогло. Информация не была закрытой – она просто отсутствовала. Реклама, в принципе, внутреннее дело ректората; ее отсутствие странно, но вполне допустимо. А вот то, что мать не смогла подключиться к мониторингу учебных корпусов института, вызывало самые серьезные подозрения. Это означало, что институт был серой зоной.

Объекты серой зоны не просматривались и не прослушивались. Такое допускалось крайне редко и указывало на серьезную крышу на самом верху; в этом случае не стоило проявлять излишнего интереса к закрытому объекту. В принципе, серую зону могла обеспечить и хакерская группировка – нетолерантный сектор, например, с самого начала был полностью непроницаем. Но подозревать в такой авантюре учебное заведение было бы более чем странно.

В результате мать заявила, что она и слышать больше не хочет об этой «мутной шарашке». Борис тоже склонялся к тому, что поторопился с выбором. Но сомнения от этого никуда не делись и подтачивали изнутри – что же все-таки с ним не так? По какому критерию забраковали его, отличника и призера олимпиад? Он привык быть победителем во всем, за что брался – и не мог смириться с внезапным поражением. Этот позор постоянно тлел в уголке сознания; нельзя было идти вперед, оставив его в тылу.

3

Борис позвонил Мите и договорился встретиться в кафе у института. Он не совсем понимал, как правильно сформулировать свой вопрос, и предпочел бы самостоятельно покопаться в справочной информации – но она, к сожалению, была недоступна. Его единственным источником мог стать лишь Митя – который, как всегда, опаздывал. Борис помнил об этой его черте, но надеялся, что институт делает студентов более собранными. Надеялся, как выяснилось, напрасно.

Присев за столик у окна, Борис ждал друга, не спеша потягивая яблочный сок из высокого стакана. Плавное течение его мыслей прервала вошедшая в кафе девушка. Стройная, идеально ухоженная и безупречно экипированная, она уверенно расположилась за стойкой, небрежно закинув ногу на ногу. Вид открывался великолепный, ни прибавить, ни убавить.

Слишком красивая, – подумал Борис с легким сожалением. – И откуда только такие берутся, может их в каких-то специальных инкубаторах выращивают? Тут мне явно ничего не светит; и хорошо, если просто отошьет. Но если скажет «мальчик», позора не оберешься. А жаль, такое милое личико, и ножки просто идеальные.

Он старался не смотреть на девушку, но взгляд то и дело непроизвольно соскальзывал в ее сторону. Наконец в дверях появился Митя и прервал этот навязчивый цикл.

– Привет! – протянул он руку. – Нравится?

– Привет! – Борис пожал протянутую ладонь. – Что нравится?

– Не прикидывайся, – усмехнулся Митя.

Отвечать Борис не стал, вопрос был риторическим. Он подождал, пока Митя усядется, и рассказал ему о своем провале.

– Главное – сочинение, прикинь! Откуда меньше всего ожидал подлянки! Ты же знаешь, у меня с ними никогда проблем не было.

– А какая тема?

– Описать то, что видишь.

– Стандарт! – кивнул Митя. – У меня было то же самое. И что ты написал?

– Про стол. Представляешь – там стоял настоящий деревянный стол, старый, с разводами. И на нем было пятно, как на Юпитере…

– Понятно, – перебил Митя. – Достаточно.

Борису показалось, что в его голосе он уловил то же разочарование, что было у экзаменатора. Он почувствовал внезапное раздражение.

– И что не так с этим столом?

– Дело не в столе. Ты честно описал все, как видишь. Но видишь ты мир как совокупность объектов в пространстве.

– А как еще можно его видеть? Ты-то сам про что написал?

– Про миг. Про встречу мгновения.

– Но как про это можно написать?

Митя пожал плечами.

– Это сложно объяснить. Ты же помнишь, у меня с сочинениями всегда было напряженно.

– Да не важно! – отмахнулся Борис. – Стол, миг – какая разница! Главное, я же все правильно описал, как учили. Красиво, согласованно…

– Ты не понимаешь, – перебил его Митя, – тут принципиальная разница. Мы встречаем мир во времени, а вы – в пространстве. Это базовая установка. Она и была здесь критерием отбора.

4

Митя говорил искренне и благожелательно, никакого желания обидеть у него не было и в помине. Но Борис сжался, как от удара. Он и представить не мог, что уже через год после расставания друг, не задумываясь, переместит его из группы «мы» в группу «они». Что он будет для Мити уже не своим, а чужим. Это было по-настоящему обидно.

– Понятно, – сказал он деланно-равнодушным тоном. – А «мы», надо полагать, это твой институт?

Борис надеялся, что друг смутится, поняв свою оплошность – но этого не произошло.

– Да, «мы» – это мой институт, – спокойно ответил Митя.

– Не такие как все? – спросил Борис уже с явной издевкой.

– Не такие.

Это было уже слишком, и Бориса прорвало. Он хотел бы говорить так же спокойно и отстраненно, как Митя, но язвительные слова сами слетали с языка.

– И чем же вы, такие инаковые, занимаетесь в своем институте? Что изучаете? Магию, телепатию, левитацию?

– Почти угадал. Только без левитации, конечно.

– Продемонстрируешь?

– Легко. Засекай время. Видишь мужчину с залысинами? – Митя сделал едва уловимое движение головой, указывая направление. – Через пару минут он подойдет к девушке, на которую ты весь вечер пялишься. Она давно уже этого ждет, и очень обрадуется. Они немного поворкуют и уйдут отсюда вместе. Не веришь? Хочешь – можем поспорить.

– Эта девушка?! С этим лысым?! – Борис очень выразительно выделил голосом слово «лысый», на миг ему даже показалось, что мужчина услышал его.

– С ним самым, – спокойно подтвердил Митя. – И не бойся, он нас не слышит.

– Я и не боюсь! – обиделся Борис.

– Да, конечно.

Борис хотел сказать что-то обидное, но пока он искал слова, мужчина с залысинами уже подсел к девушке. Они обменялись несколькими фразами, и вскоре он уже говорил что-то, наклонившись к ее уху. Девушка рассеянно улыбалась.

Вот черт, ведь угадал! – подумал Борис. – И как это у него получилось? Но это же значит, что, наверное, и я бы мог…

Митя посмотрел на него с улыбкой:

– А теперь ты думаешь: «А что, разве так можно было?»

– Неправда! – возмутился Борис, но тут же понял, что сейчас на его лице все написано открытым текстом, и его чувства легко считываются без всякой телепатии.

5

Студенческая жизнь подхватила и завертела; вскоре Борис перестал вспоминать и о Мите, и о его странном институте. Полтора года пролетели легко и весело, учеба давалась без проблем, и с новыми друзьями быстро нашлись общие интересы. С девушками тоже все складывалось просто, никаких обид и взаимных разочарований. Неудачи, конечно, были – но они не воспринимались болезненно; принцип «Нет? Ну и ладно!» надежно защищал самооценку. Все-таки провал с поступлением что-то надломил в нем, и с тех пор Борис старался не ставить целей, на пути к которым можно потерпеть поражение.

Все изменилось в апреле, когда в пестрой толпе студенток он заметил симпатичную субтильную первокурсницу. Заметил – но почему-то не подошел. Она казалась такой хрупкой, почти прозрачной, и трогательно беззащитной. Страшно дотронуться. Если бы заговорил с ней тогда – скорее всего, все сложилось бы с привычной простотой; но что-то его остановило. И вот теперь Борис порой ловил себя на странных мыслях – что губы у нее, наверное, сухие и горячие, и что ему все сильнее хочется дотронуться до ее губ.

Он даже не знал имени девушки, только фамилию – Синицина. Фамилия ему тоже нравилась, она подходила девчонке, как будто специально была выбрана для нее. Синичка, живое чудо в ладонях. Птаха, с которой всё не так, как со всеми.

Секс уже перестал быть для Бориса гиперценностью, поэтому с девушками он сходился легко и беспроблемно. Возможные неудачи не пугали – не одна, так другая, какая разница. Но оказалось – разница есть. С Синициной все было по-другому. Обычный прием – подойти наудачу, рассчитывая лишь на статистику, вдруг стал казаться слишком рискованным. Именно с ней хотелось хоть какой-то определенности. Просчета хотя бы на шаг вперед. Вот тут-то он и вспомнил школьного друга.

Ладно, у меня тогда все было на морде написано, – думал Борис, – и у того лысого тоже, наверное, чуть ли не слюна с подбородка капала. Но как Митя просчитал девушку, она ведь казалась такой невозмутимой? А ему это удалось, причем походя. Наверняка же есть какая-то фишка, которую он заметил. И если ее узнать, можно минимизировать риск неудачи.

Борис не был у друга почти два года, но адрес помнил хорошо. Дверь ему открыла Митина мать.

– Здравствуйте, МарьСанна! А Митя дома?

– Нет, он уже почти месяц на практике. Вернется только через неделю. Да ты проходи.

– Жаль, – разочарованно протянул Борис.

Он хотел уйти, но вежливость требовала еще нескольких дежурных слов.

– А где у него практика?

– На Марсе.

– Где??? – Борис подумал, что ослышался.

– Нет, не на самом Марсе, конечно, – смутилась женщина, – просто мы с мужем так это называем. Когда мы с Митей разговариваем, ответ запаздывает почти на четыре минуты. Вот муж и придумал шутку, что это у нас сеансы связи с Марсом.

– А я могу с ним поговорить?

– Наверное. Сходи к нему в деканат, там тебе все расскажут.

Борис так и поступил. Сеанс ему разрешили и даже предоставили отдельный кабинет с терминалом. Но разговора не получилось. Четырехминутная задержка делала общение не то чтобы невозможным, но качественно иным. Мысли нужно было капсулировать отдельными пакетами, отслеживание мгновенной реакции исключалось. И еще это томительное ожидание. Риторические вопросы «как жизнь?», «как дела?», не требующие содержательного ответа и служащие единственно для настройки на собеседника, полностью теряли смысл. Как и все нюансы общения, не служащие непосредственно для передачи информации.

Если бы его вопрос был проще и конкретнее, проблем бы, наверное, не возникло. Но тема была слишком деликатной и болезненной. Борис поинтересовался Митиными планами на лето и с облегчением свернул разговор. Ладно, подожду неделю, – решил он. – Перетерплю. Но к чему же все-таки их готовят в этом институте?

6

Через неделю они встретились в парке. Борис начал издалека, не решаясь задать прямой вопрос, но Митя оборвал его:

– Извини, у меня мало времени. Ты ведь хотел что-то спросить?

– Знаешь, я часто вспоминаю нашу последнюю встречу. И не могу понять – как ты тогда смог просчитать ту девушку? Это же просто магия какая-то.

Митя пожал плечами, и Борис подумал, что сейчас тот скажет свое коронное «Элементарно!». В школе это было его обычной реакцией на непонимание собеседника.

– Элементарно! – ответил Митя.

И сделав небольшую, но ощутимую паузу, добавил:

– Ты ведь знал, что я так скажу? Вот в этом и есть наша магия.

– Это просто, я же тебя давно знаю. А ту девушку ты ведь видел первый раз?

– Первый, – подтвердил Митя, – но там трудно было ошибиться.

– Почему?

– Понимаешь, ты по умолчанию видел в ней личность со сложным внутренним миром. И, соответственно, ожидал от нее широкого спектра возможных реакций. Но спектр на самом деле гораздо уже. Не нужно было детально разбираться с ее психикой – для предсказания это не имело значения.

– Вот и расскажи, на что там надо было смотреть, – попросил Борис.

Митя остановился, сорвал листик с куста и растер его в пальцах.

– Не все так просто. Этого в двух словах не объяснишь. Ты же читал про Шерлока Холмса? Он бросал беглый взгляд на ботинки посетителя и сразу понимал, откуда тот пришел. Метод прост до безобразия – смотришь на ботинки, анализируешь грязь. Но чтобы сделать правильный вывод, надо знать все сорта лондонской грязи. Иметь в голове огромную базу данных и уметь оперативно работать с ней. Вот и с людьми все примерно так же – смотришь и анализируешь. Лицо, глаза, позы, жесты. Все на виду, надо только уметь прочесть невысказанное.

Борис помрачнел.

– То есть у меня ничего не получится? Или все же есть какие-то простые маркеры, которые даже я смогу считывать?

– Сомневаюсь. Маркеры-то, конечно, есть, но там часто столько