В большом просторном помещении (что-то вроде больничной палаты) на широких железных кроватях (было их там примерно штук восемь) бесстыдно совокуплялись голые пары, причем делали это не стихийно, не сами по себе, а под наблюдением группы специалистов, которые производили измерения, записывали что-то в тетрадки и давали указания, кому, что и как надо делать. Я отлип от окошечка и недоуменно посмотрел на профессора...
– Нет-нет, – сказал он решительно. – Вы не догадываетесь. Вы даже не понимаете. Эти люди как раз и занимаются тем, о чем я вам говорил, а именно созданием нового человека.
– Зачем вы мне объясняете такие банальные вещи? – не понял я. – Вы думаете, в мои времена нового человека создавали как-то иначе?
– Найн, найн! – замахал он руками. – Вы меня все-таки не понимаете. Я говорю не просто о новом человеческом организме, я говорю о человеке, принципиально отличающемся от своих предков физическими, интеллектуальными, моральными данными, уровнем политической сознательности...
Владимир Войнович, "Москва 2042"
Чтобы объяснить такой странный выбор эпиграфа для рецензии, мне понадобится потратить некоторое время и рассказать, о чем, собственно, книга.
"Возвращение в Египет" - роман в письмах, которые на протяжении нескольких десятилетий пишут друг другу члены большой, разветвленной и разбросанной по всему Советскому Союзу семьи, связанной родственными отношениями с Николаем Васильевичем Гоголем. Разумеется, это не прямые потомки великого писателя - детей у Гоголя, как известно, не было, - но тем не менее степень родства достаточно близкая и, как мне показалось, многими участниками переписки она осознается как еще более близкая, чем есть на самом деле.
Центральная фигура переписки, своего рода связующее звено - Николай Васильевич Гоголь. Нет, не автор "Ревизора" и "Мертвых душ", а его полный тезка и родственник, потомок одной из линий рода Гоголей, появившийся на свет в годы гражданской войны, через сто с небольшим лет после рождения классика. В романе, конечно, Николаем Васильевичем его никто не называет - он для всех просто Коля. Что вполне естественно, если учесть, что его корреспонденты - сплошь родня более старшего возраста: мать, две или три тети и многочисленные дядья, похожие друг на друга до степени смешения (из общей массы выделяются разве что дядя Петр, с которым у Коли сложились наиболее доверительные отношения, и дядя Святослав - едва ли не единственный среди всех потомков Гоголя сторонник советской власти). Из-за этого поначалу в дядьях путаешься, но достаточно быстро приходит понимание, что важно не то, кто из них и кому пишет (тем более что в подавляющем большинстве случаев родственники друг с другом вполне согласны, и голоса их звучат дружным хором), а лишь то, ЧТО они пишут.
А вот ЧТО они пишут - это темы очень даже любопытные, и здесь можно выделить несколько основных линий.
1) Гоголь жил, Гоголь жив, Гоголь будет жить...
Перед читателем предстает семья, как-то чрезмерно ощущающая свое родство с классиком и несущая его через года и десятилетия как тяжкое и вместе с тем почетное бремя. Семья, в которой уже более века из поколения в поколение передается идея о том, что если бы Гоголь дописал "Мертвые души", то очень многое в истории России сложилось бы иначе.
Как именно "иначе" - это отдельный вопрос, ответ на который кроется во множестве напластований текста. Шаров посредством своих персонажей обращается с отечественной историей с виртуозной легкостью, он управляется с ней, как фокусник-иллюзионист - с ворохом разноцветных платков. Переворачивает так и эдак, показывает под самыми разными углами, выворачивает наизнанку, сплетает удивительной сложности и пестроты полотно из исторической реальности и библейских сюжетов, причем последние зачастую преобладают.
Интерес персонажей романа к вопросам религии вообще настолько велик, что подчас оказывается весьма затруднительно выполнить "обратный перевод", то есть сопоставить рассуждения об исходе народа Израилева из Египта или о грядущей битве Христова воинства с Антихристом с привычными историческими реалиями (впрочем, возможно, виной тому моя абсолютная безграмотность в религиозных вопросах).
2) "Бабу-Ягу со стороны брать не будем. Воспитаем в своём коллективе!" (с)
Из осознания участниками переписки себя как продолжателей рода - и дела - великого писателя, равно как и из осознания судьбоносности "Мертвых душ" закономерно вытекает еще одна важная мысль: рано или поздно в семье должен появиться достойный последователь классика, который завершит начатый Н.В. Гоголем труд, допишет "Мертвые души" и тем самым совершит переворот в истории отечества, направит его по иному пути. И описанные в романе Гоголи делают для этого всё от них зависящее. Наверное, такие определения, как "священный долг" или "дело чести", прозвучат излишне высокопарно, но они как минимум полагают это своей задачей, каковую и пытаются решить по мере сил.
Впечатление, честно говоря, жутковатое. Герои романа - люди интеллигентные, образованные, сдержанные и уже не первой молодости. В них нет всесокрушающей экзальтации кортасаровских менад из одноименного рассказа, им скорее присущи вдумчивость, обстоятельность и терпение... что, пожалуй, только утяжеляет восприятие этой пикантной ситуации. Мысль эта проходит красной нитью через всю книгу и высказывается многими - приведу подряд несколько цитат из писем разных лет, написанных разными персонажами:
Мысль, что мы не можем дописать "Мертвые души", потому что с каждым поколением кровь Гоголей разжижается и разжижается, возникла в нашей семье давно...
Жениха для нее готовы были искать лишь среди потомства Псиоловых, Косяровских, Лукашевичей, то есть своей ближайшей родни. Так что мама дышит этим с пеленок и по-другому смотреть на мир уже не будет.
Расчет... на том и строился, что, подолгу находясь вместе, какая-нибудь пара Гоголей полюбит друг друга, а дальше соединит свою судьбу в законном браке. Тогда, если Бог даст, в числе детей, возможно, окажется и новый Гоголь.
Когда Маша с ним обвенчалась, я, да и другие сочли себя обманутыми... Впрочем, и здесь, едва выяснилось, что в новом браке твоя мать рожать не собирается, наверное, уже и не соберется, ревность улеглась, отношения вошли в прежнюю колею.
Вот и вся буденновская история про твою любовь, Соню; ясно, что из нее следует, что по материнской линии она натуральная Гоголь. Так что решайтесь и заводите ребенка. Со времен Николая Васильевича это будет первый младенец, в котором, как мы и мечтали, кровь Гоголей не разбавится.
Порой складывается ощущение, что ты попал на конезавод в разгар селекции элитных пород. Или, как герой "Москвы 2042" Войновича, - в ИНСОНОЧЕЛ, то бишь институт создания нового человека. Собственно, вот мы и дошли до эпиграфа :)
Ощущение и само по себе не из приятных, но оно еще и усугубляется тем, что не только родственники ожидают от очередной дамы (в данном случае речь идет о Марии - матери Коли) рождения нового гения, но и она сама видит себя в первую очередь в этой роли. Личное счастье, будущая супружеская жизнь не то чтобы совсем уж приносятся в жертву великой идее, но как-то отодвигаются на второй план. Удивляться не приходится - для Гоголей на протяжении целого столетия эта идея является едва ли не определяющей, они ею почти что околдованы, поэтому рассматривают и самих себя, и ближнего своего как потенциальных доноров спермы и яйцеклетки, извините за такое сравнение.
3) "Плохо слышу, заградил господь ухо мое от мерзости словес никонианских" (с)
Как я уже сказал, персонажи - люди глубоко религиозные. Но они - не православные христиане в их современной версии, а старообрядцы, исповедующие дониконовскую веру. Соответственно, реформы Никона и раскол церкви в правление Алексея Михайловича видятся им отправной точкой падения России в бездну несчастий, воцарение Петра I - приходом Антихриста, и это - лейтмотив почти всех умозаключений. Один из дядьев пишет:
Противостояние Христа и антихриста началось на Руси давно. Два с половиной века напряжение росло, росло и в восемнадцатом году вышло на поверхность, превратилось в Гражданскую войну.
Путь к спасению они видят в старообрядчестве и странничестве. Остановиться, прекратить движение, прикипеть к земле = поддаться нечистому, покориться его власти. "Беги, Лола, беги".
Сквозь призму старообрядчества рассматриваются практически все основные события отечественной истории последних трех столетий - и правление Александра I, и восстание декабристов, и отмена крепостного права Александром II, и убийство последнего народовольцами, и всё остальное. И красной нитью - мысль о том, что русский народ, подобно сынам Израилевым, долго и честно шел в Землю Обетованную, но в конечном итоге вернулся в Египет. Параллели между историей России и исходом из Египта бесконечны, и у меня ввиду безграмотности далеко не всегда получается их расшифровать: отечественную историю я вполне себе представляю, а вот любой библейский сюжет для меня как китайская грамота. Аналогичные параллели, кстати, проводятся и с главными произведениями Гоголя - "Мертвыми душами" и "Ревизором".
И здесь, как и в вопросе рождения нового великого писателя, тоже наблюдается изрядный перехлест. Если литературоведческие находки исследователей творчества Гоголя кажутся порой весьма неожиданными, но имеющими право на жизнь, то от преломления некоторых наших повседневных реалий в восприятии старообрядца берет оторопь:
...Вероника объясняет, что язычество, как в свое время христианство, ушло в катакомбы. Что станции метро – это подземные капища, сама душа адского города, украшенные с неимоверной пышностью статуями и мозаиками. Чтобы завлечь колеблющихся, антихрист решил возвести город еще прекраснее Небесного Иерусалима и тратит на это человеческие жизни, не скупясь и не чинясь.
Если станции метро – это языческие храмы, возведенные в честь того или иного большого демона, слуги антихриста, то подземные туннели – корневая система страшного города, а бешено мчащиеся по ней поезда – змеи, отродье того райского гада, который когда-то соблазнил Еву и погубил человеческий род. Как чудище, пожиравшее девиц в Галилее и убитое Св. Георгием, они живьем заглатывают человеческие души, только на этот раз не невинные, а падшие и, доставив по назначению, изрыгают на станции их греха. Говорит, что человек спускается в подземный мир не просто так: несчастный добровольно едет работать на антихриста, строить его город и, чтобы он окончательно проникся дьявольским духом, навсегда забыл Господа, весь его путь – поклонение одной языческой святыне за другой, издевательская пародия на паломничество по святым местам истинного христианина. Спускаясь в метро, кидаешь жетон – это лепта, приношение нечистым богам; в ответ около каждого подземного храма языческий поезд на несколько секунд замирает, чтобы ты мог поклониться мерзкой святыне, затем во весь опор несется к следующей.
Право слово, очень хочется, чтобы пришел кто-то вроде дедушки Фрейда из анекдота и произнес авторитетным тоном, что иногда бананы - это просто бананы. А метро - это просто метро. Транспорт такой :)
Резюмирую так. "Возвращение в Египет" - книга очень сильная, очень непростая и однозначно рассчитанная на гораздо более искушенного в вопросах веры и истории религии читателя, нежели ваш покорный, но весьма невежественный слуга. А пишет Владимир Шаров замечательно.