Надо отметить, что гигантскую роль в благополучном завершении дела Максима Коршунова сыграла Элла Александровна Памфилова, потому что Путину мало сказать один раз, необходимо раз за разом говорить и говорить. Я говорил и хотел, чтобы Путин меня услышал, и он услышал. Я дал ему письмо этой бабушки, после чего многократно повторил, напомнил: вот, письмо бабушки. И каждый раз, когда я с ним после этого встречался, начинал разговор с этого дела, хотя за мной следили, мне звонили, передавали послания, говорили: «Володя, ну ты пойми, зачем же так, нам же все известно. Ты знаешь, отдан приказ избить тебя железными ломами. И кстати, не надо есть в ресторанах, в которых ты привык есть, могут вдруг отравить». А мальчик сидел там, на зоне, вернее, даже не на зоне, его держали в следственном изоляторе. И я пошел к Юрию Яковлевичу Чайке. Он мне понравился, у него были глаза человека, который понимает, о чем я говорю. И он дал мне прокурорского работника, который должен был заниматься этим делом и помогать этому мальчику. А тот взял другого прокурорского работника, про которого я уже знал, что он относится к группировочке тех самых людей, которые гнобили компанию и из-за которых пострадал Максим. Тогда я опять пошел к Чайке и еще раз пошел к Чайке, а потом долго говорил с Эллой Памфиловой, и мы с ней говорили с Никитой Михалковым, а потом мы все ходили к Путину и говорили об этом бедном мальчике, пока вдруг наконец-то суд не принял решение изменить меру пресечения.