Когда Малевич умер, его тело привезли кремировать в Москву. Владимир Татлин все-таки пошел посмотреть на мертвого. Посмотрел и сказал: «Притворяется»."
История - она как тот Малевич. Кажется, мертвее дверного гвоздя: кругом траурный бархат и хор печально выводит De profundis. А отвлечешься на минуту - вмиг вцепится в горло.
Этим, наверно, объясняется вечный интерес к истории, овладевающий умами равно крепкими и некрепкими. Тем паче что и постмодернисты давно всех научили: прошлое есть хранилище альтернатив. И буде настоящее нас не устраивает (а оно не устраивает) или вызывает вопросы (а оно вызывает), надо лишь обернутся и повнимательнее изучить пройденный путь. Не ровен час, обронили в спешке что-нибудь полезное.
И недаром интерес к прошлому так остро проявляется в жанре альтернативной истории. Общество ведет себя точно так же, как человек в эпицентре экзистенциального кризиса. Что я сделал не так? Почему я здесь оказался? Какой из сотни поступков привел к катастрофе?
Раз за разом, в каждой новой книге, мы заново просчитываем все возможности нашего нелегкого исторического пути.
Что если бы СССР не распался? Что если бы Петр I умер в младенчестве? Что если бы не было Опричнины? Что если бы революция не свершилась?
В романе Ропшинова разыгрывается как раз последний вариант. Разыгрывается, надо признать, отменно. Мало того, что автор удачно стилизовал текст под произведения тех лет. Мало того, что исторический материал проработан с изумительной тщательностью - в книге действительно создана полностью самостоятельная историческая реальность. Со своими законами, своей культурой, своими технологиями. (Я вот покорен был, например, романным вариантом футуристической пьесы "Победа над солнцем". Это ж надо так!)
На самом деле, автору удалось придумать действительность, которая логично произрастает - нет, не из самих событий, а скорее из общего духа эпохи.
То время - его еще именуют "fin de siecle" - "конец века" - сложно назвать оптимистическим. Это была эпоха декаданса, эпоха увлечения всем темным, мрачным и мистическим. Умы бударажили призраки чудовищных машин и механических обществ. Конец Света - правда, без христианского хэппи-энда в лице огненномечного архангела Михаила - виделся не только неизбежным, но и почти желанным. Горизонт уже озаряло кровавое пламя грядущих мировых войн и бесчеловечных диктатур.
Согласитесь, вряд ли такой мир ждало радужное будущее. В этом, кстати, беда многих альтернативно-исторических романов о революции (и большая удача Ропшинова) - авторы, переставив один кусочек пазла, ждут, что вся картина превратится в пейзаж с юнкерами, гимназистками и французскими булками. А там как шли блоковские двенадцать, так и по сию пору идут. Разве что знамя другое.
Главный герой романа - великий князь Олек Константинович, сын того самого поэта К.Р. Из всех Романовых, он, наверно, самый симпатичный. Слава богу, никаких попаданцев. Читателю с самого начала не делается послаблений. Он с головой погружается в иную реальность - одновременно узнаваемую и незнакомую, словно в тех кошмарах, где из привычных нам мест лепятся какие-то декорации для экспрессионистского кино.
Второй главный герой - однозначно Петербург. Мрачный, темный, назквозь промерзший город, чем-то напоминающий Метрополис Фрица Ланга. Здесь кругом трущобы, кругом шарят прожекторами полицейские цеппелины; гибнут дети, вынужденные присматривать за отопительными машинами, а по утрам на улицах собирают окоченевшие трупы. Этот Петербург пожирает людей за обе щеки - только кости похрустывают.
Третий главный герой - те самые машины, недаром и князь не простой, а механический. Машины не в нашем с вами понимании: мы к ним привыкли, пожалуй, теперь уже и не проживем без них. Но машины "конца веков" противостоят всему человеческому. Никто и не подумает использовать их для богохульной по своей сути поджарки тостов. Первая Мировая война, с ее смертоносной техникой, с ее чудовищными жертвами и обыденной жутью приучила людей, что машины опасны. Подобно древним вавилонским богам, они, даруя власть над природой, взамен требуют человеческих жертв. И в романе машины торжествуют над людьми - недаром среди петербургской бедноты распространяется религиозное поклонение всему механическому.
***
По сути, роман Ропшинова заставляет задуматься об одной важной штуке. А именно - о нашей с вами реальности. Руки так и тянутся сравнить, тем более что автор никому не подыгрывает и держит благородный нейтралитет. Мир "Князя Механического", увлекательный, яркий, до мелочей продуманный - так легко и не выпутаться.
Но стоит слегка отойти от романа, и станет понятно главное: альтернативы-то равны, а раз за разом оживлять историю опасно. Какого бы ни было обличье этого вечного undead - как у Носферату Мурнау или как у Дракулы Лугоши - пьет кровь из живых он за милую душу.