Неожиданно, через дверной проем, я увидел Едина Баграмяна, заходившего в соседний кабинет. «Там Баграмян?» – задал я следователю риторический вопрос, на который он утвердительно кивнул. Естественно никаких подробностей о том, что происходит с Баграмяном и с Макаровым, мне не сообщили, лишь краем уха я услышал, что у Макарова нашли около десятка ножей. И разумеется, нам не позволили находится рядом, чтобы разговаривать. Это стандартная тактика следствия, лишать нас информации и изолировать друг от друга, чтобы мы не смогли продумать тактику защиты, находились в подавленном состоянии неведения. Тогда до меня дошло, что эта женщина сидит в коридоре, это была Наталья Единовна Баграмян, мать Едина. Крайне истеричная женщина, безумно любящая своего сына. Помню, как она откопала телефон моей матери и слезно умоляла заставить меня удалить пост, о том, что Едина с позором выгнали из «ЧБ». Я также разговаривал с ней по телефону. Как она обещала, что ее сын исправится, извинится перед нами, лишь бы мы удалили пост. Я тогда пошел ей навстречу и сильно об этом пожалел. Интересно как она смогла добиться, чтобы ее пустили в Следственный комитет. Меня также мучал вопрос, понимает ли Баграмян, что сливая нас, он топит и себя и отказывается давать на нас показания или же он, как давно хотел, сотрудничает со следствием? Я справедливо склонялся ко второму варианту.
Из разговора со следователем я понимал, что он прекрасно знает об обстоятельствах, оправдывающих нас, но нагло игнорировал их во время следствия. Например, он знал, что Спорыхин, по личным обстоятельствам, покинул «ЧБ», что в 2015-ом я добровольно написал в Прокуратуру обращение, с просьбой проверить наш лозунг «Россия для русских – Европа для белых», тем самым подтверждая отсутствие у меня умысла на возбуждение ненависти или вражды. Быстрову было на это плевать. Ему дали указание и он его послушно исполнял. Он был типичным сотрудником правоохранительных органов путинской России, которым все равно плевать на закон, мораль, справедливость, будущее русской нации. У них на уме лишь карьерный рост, теплое насиженное место, точно так же как и в советское время.
«Рома Корень» к тому времени уже уехал, попрощавшись со мной крепким рукопожатием и пожелав удачи. Со мной, кроме следователя, остался общаться молодой сотрудник УЗКС ФСБ. Он все пытался понять мою мотивацию. «Ты ведь понимаешь, что сейчас поедешь в тюрьму?» – спросил он. «Ну, я делаю что должен, а будь что будет. Что значит жизнь отдельно взятого человека в сравнении с жизнью целого народа? Если надо, то я готов ко всему». – ответил я.
Пока я ждал конвоя, было время рассмотреть кабинет следователя. В шкафу стояли грамоты «Старшему следователю по особо важным делам И.Э Быстрову за успехи в службе». Заодно я узнал, к какому подразделению принадлежит Быстров. Нашим делом занималось Управление по расследованию преступлений связанных с применением запрещенных средств и методов войны. На стене висела доска, на которой были нанесены следующие надписи: «ЧБ – 5М», «МД – 9М», Королев – 18М, ИГИЛ (запрещена в РФ) – 30М. Я сразу догадался, что это были сроки следствия по уголовным делам в отношении соответственно нас, «Мизантропик дивижн, Королева и Исламского государства (запрещена в РФ). Непонятно было только что за Королев? Никола Королев? Но ведь он уже давно осужден, или на него возбудили еще какое-нибудь дело? Следователь отвечать на этот вопрос не стал.
И вот, под вечер, Быстрову надоело ждать. Он позвонил на Петровку и поинтересовался, где конвой? Ему был дан ответ, что конвои сейчас заняты, однако как оказалось, отвезти меня могут и сотрудники УЗКС ФСБ. Перед отъездом я поинтересовался у Быстрова, не посадят ли меня в одиночную камеру на Петровке. У меня ранее уже был опыт нахождения в одиночестве в отделениях полиции. Это было крайне неприятное времяпрепровождения, я был готов сидеть с кем угодно, хоть с мигрантом, хоть с алкашом, главное не одному. Люди бывают разные, кто-то рад был бы посидеть один, поразмышлять, обдумать ситуацию, но не я. Для меня нахождение в одиночестве это уход в себя, который в подобной ситуации привел бы к унынию и пессимизму, тогда как общение позволяло не обращать внимание на проблемы. А в тот момент у меня были очень большие проблемы. Следователь успокоил меня, пояснив, что меня вряд ли посадят в одиночную камеру.
Через несколько минут эфэсбэшники готовы были вести меня в ИВС. Я попрощался со следователем и меня вывел на улицу тот молодой сотрудник УЗКС и другой каратель – Афонин, глупый накаченный мужик лет 55. Пока мы ждали автомобиль у КПП СК, я стоял с Афониным , тот, как и все остальные пытался понять мою мотивацию, периодически сравнивая меня с декабристами.
– А ты о родных не думаешь? – поинтересовался он.
– Думаю, – ответил я, – Для меня родные это все 120 миллионов русских людей, и именно об их счастье я думаю в первую очередь.
Через несколько минут подъехал автомобиль и трое сотрудников ФСБ повезли меня в ИВС. Я в последний раз вживую увидел центральные улицы моего города через окно автомобиля. Приехав на территорию ГУВД Москвы, ждать пока будут оформлены документы пришлось, наверное, около часа, все время я провел в автомобиле. В дальнейшем мне еще много времени придется провести вот в таких ожиданиях непонятно чего. Вероятно тому виной тотальная лень сотрудников органов. Заодно я мог рассмотреть впечатляющие масштабы Петровки,38 со стороны внутреннего двора.
Когда, наконец-то, все договоренности по поводу моего размещения в ИВС были достигнуты, меня провели во внутрь. В помещение для обыска, меня заперли в клетке. Афонин помог полицейским с несколькими документами, связанными с моим поступлением в ИВС, затем попрощался со мной, пожелав мне удачи, и уехал. С этого момента началось мое нахождение в ИВС.
Что я чувствовал в тот день? Поначалу злость, вспышку адреналина, которая затем вновь и вновь вспыхивала в конкретные моменты, вроде того, когда мне не разрешили оставить записку родителям. Однако в целом, я испытал тогда, наверное, все чувства. Обиду, что задержание прошло так рано, а я столько всего не успел сделать, да и вообще сам факт, что оно произошло, хотя я уже давно предполагал, что такой вариант вероятен и морально был к нему готов. Испытывал решимость, так как ощущал себя подлинным революционером, против которого режим бросил такие средства. Было и любопытство, что будет дальше, как люди отреагируют на мой арест, в чем суть обвинений. Но не было какого-то страха, отчаяния, ощущения, что все потеряно, какое очень часто испытывают простые уголовники. Является ли причиной этого моя храбрость или нет, это решать не мне, но я точно осознавал, что я не сделал ничего плохого, что я верю в свою правоту, а от моей посадки правящий режим легитимнее не станет и народ как выходил на улицы, так и будет выходить. Этот предавало мне уверенность и бодрость духа.
Несмотря на свой вспыльчивый характер, я напрямую почти конфликтовал с силовиками в тот день. В основном я общался спокойно, перемежая это шутками. Создавать для себя негатив нужды не было, каратели и так знают, как я к ним отношусь. Хотя я иногда вежливо напоминал им об этом, без агрессии употребляя фразы вроде «вы работаете на плохих парней». Я не мог показать им свое волнение, они должны были знать, что я твердо стою на своем.
Давать показания лучше всего на суде, причем в самом конце, после исследования всех доказательств. Таким образом, вы будите полностью знать, что известно обвинению и что они могут использовать в качестве доказательств – сюрпризов для вас не будет, вы сможете дать наиболее выверенные показания, будете знать позицию ваших подельников, а они, соответственно будут знать вашу.
Некоторые считают, что лучше давать показания до суда, после ознакомления с материалами дела. Это конечно лучше, чем давать показания во время следствия, вы уже знаете, что известно системе. Однако при таком раскладе вы будите давать показания в отсутствии подельников, в отличие от дачи показаний в суде. Как не согласовывай показания с подельниками, всегда найдутся какие-нибудь нечаянные, несущественные противоречия, которые обвинение обязательно будет трактовать против вас. Бывали даже такие случаи, когда особо хитрые следователи показывают обвиняемому фальшивые показания его подельника, утверждая, что тот все рассказал, внося разброд и вынуждая обвиняемого давать показания в ответ. Потом эти липовые показания выкидываются, следователь приходит к другому обвиняемому и показывает уже настоящие, обличающие его показания. Вскрыть такой обман не так просто. На суде же такие манипуляции исключены. Поэтому необходимо заранее договориться с подельниками о моменте дачи показаний, чтобы на враньё следователя отвечать, что вы знаете, что подельник не мог давать показаний.
К тому же к суду часть статей и доказательств могут не дойти по разным причинам, поэтому высказываться по ним не будет нужды.
Единственным плюсом дачи показаний после ознакомления является необходимость для следователя срочно возобновлять расследование, чего они очень не любят.
Есть также и минусы, от данного адвоката. Он все равно приведен к вам следствием, он зависит от них. Наивно думать, что следователь предоставит вам адвоката, способного вам реально помочь. Все что вы расскажите такому адвокату, будет известно и следствию плюс такие адвокаты обычно не обладают высоким профессионализмом, они привыкли не работать, отделываясь лишь формальным присутствием, ведь их успех в деле, в большинстве случаев, не зависит от их гонорара. Поэтому лучший вариант это пользоваться услугами своего платного адвоката.
Всегда лучше заранее обеспокоится поиском адвоката, еще до возбуждения дела, если же дело уже возбуждено, то необходимо связаться с родственниками, чтобы они занялись поиском адвоката. Денежный вопрос не должен вас волновать, свобода не стоит никаких денег. Оказавшись на воле, благодаря хорошему адвокату, вы сможете заработать куда больше денег, чем находясь за решеткой, то есть вложения в защитника в коне конов окупятся. Можно также обратится за помощью в правозащитные организации. Если они и не предоставят вам бесплатного адвоката, то хотя бы помогут найти более качественного защитника, за меньшие средства, к тому же могут помочь правовой консультацией, информационной поддержкой.
Итак, возвращаясь к допросу. ВСЕГДА (!!!) надо соглашаться давать показания, только посоветовавшись со своим защитником. Он профессионал и посоветует, что и как сказать на допросе. Да и вообще, при первом допросе человек, как правило, растерян, сложно адекватно оценить ситуацию, в результате можно наговорить много лишнего. Уже позже, собравшись с мыслями, вспомнив важные подробности, можно многое обдумать. Плюс уже при избрании меры пресечения вы сможете ознакомиться с материалами, которые следствие предоставляет в основание своего ходатайства. Полистав их, вы сможете примерно понять осведомленность следствия и доказательственную базу против вас, от чего уже можно будет отталкиваться на допросе.
Не стоит недооценивать первый допрос. Если вы уже дали показания в присутствии адвоката, вы конечно сможете потом дать другие показания, но суд будет иметь полное право обосновывать приговор вашими первоначальными показаниями. Причем противоречие в показаниях только усугубит проблему. Суд посчитает это за попытку ввести его в заблуждение и уйти от ответственности. Некоторые «гении», меняющие показания, любят говорить в суде, мол, показания они дали в присутствии адвоката по назначению, под давлением следствия. Естественно никакой силы этот довод не имеет. В соответствии с законом, для суда не имеет значение, защищает ли вас платный адвокат или адвокат по назначению, у суда нет никаких оснований априори не доверять назначенному адвокату, даже если все понимают, что на практике такие защитники могут на многое закрывать глаза. Если же на вас оказывалось давление то об этом надо обязательно упомянуть в протоколе допроса, там есть специальная строка для ваших замечаний. Если вы этого не сделаете, а лишь заявите о давлении потом, никто вам не поверит. Такие заявления будут выглядеть в глазах суда как наглая ложь и попытка переобуться. Судей очень злит такое поведение.
На практике все мы знаем, что силовики могут, наплевав на закон, применить к вам физическую силу, вынуждая сознаться. Ни в коем случае нельзя на это поддаваться, лучше потерпеть несколько часов, чем потом терпеть несколько лет за решеткой. Помните, если они используют такие методы, значит им очень нужны ваши показания, потому что без них на вас ничего или почти ничего нет. О любом физическом насилии необходимо указывать в протоколе допроса, требовать снятия побоев. Если вы вытерпите, то факт физического насилия обернется в вашу пользу. Попадаются и такие случаи, когда люди дают признательные показания, или даже берут на себя вину за то, чего не совершали, под угрозой возбуждения дела против их родных или близких. Поддаваться на угрозы следствия это величайшая глупость. Если бы они могли посадить вместе с вами родных и близких, это бы уже было сделано, наивно рассчитывать на то, что они будут благородно соблюдать свое слово. Никогда и ни за что нельзя брать вину за то, что не совершал. Если вы отступите, то уже постфактум будете об этом очень жалеть.
Если бы силовики знали что такое честь, то вы бы не сидели на допросе в качестве обвиняемого. Если после того как вы признали вину, органы не стали трогать ваших близких, то не из-за того, что выполнили свое обещание. Просто они никак не могли причинить им вреда.
Уж тем более не надо верить на уговоры, что если вы сдадите кого им нужно то вас отпустят. Это еще более наивно. Будьте уверены, если в отношении вас нету никаких доказательств, с вами ничего не смогут сделать. Если же у системы есть возможность вас посадить, то они сделают это, просто дождавшись, когда посадят тех на кого вы дали показания. Вашей посадке будет способствовать и то, что те, кого вы сдали, обязательно в ответ сдадут и вас. Возможно, вам дадут меньший срок, но выйти сухим из воды не получится.
Более того, как ни странно, если вас вынуждают дать показания и остаться в качестве свидетеля, это хуже, чем если вы даете показания в качестве обвиняемого. Если вы обвиняемый то можете заключить соглашение о досудебном сотрудничестве, скрепленное подписью прокурора.
Выполнив это соглашения, вам могут дать не более половины от максимального срока. Кроме того как обвиняемый вы сможете знакомиться с материалами дела, отказаться от дачи показаний.
О проекте
О подписке