© Владимир Поселягин, 2016

© ООО «Издательство АСТ», 2016

* * *

Едва слышно скрипнула дверь нужника, выпуская здоровенного косматого мужика, который, полусонно потирая поясницу, поплелся в сторону привратницкой.

Когда он проходил мимо дровяного сарая, я взметнулся из-за угла и нанизал его на саблю. Аккуратно перехватив оседающее тело, затащил за сарай, где кучей лежали четыре собачьих туши. В соседнем дворе яростно загавкала собака, учуявшая наконец запах крови.

«И надо было этому уроду именно в три ночи посрать сходить!» – мысленно ругался я, прикрывая тело найденной тут же рогожей.

Огромный дом Глазова был передо мной. Охрана нейтрализована, пришлось повозиться с собаками – ну, этих я просто усыпил, кинув мясо с добавлением сильного снотворного. Вечером, когда гулял, заглянул в лавку иностранного аптекаря. Честно говоря, когда увидел выложенное на прилавке, волосы на затылке зашевелились. Какой только наркоты там не было! Аптекарь спас себе жизнь, честно говоря, не подозревая об этом, когда подобрал мне снотворное. Купил, что надо, подумав: «А лавку надо будет спалить вместе с хозяином».

В это время мужик под рогожей зашевелился. Оказалось, пока я волок его под мышки, успел вылечить.

«Иногда эта способность меня бесит», – проворчал я, всаживая длинный боевой нож в грудь мужика-зомби. Секунду подумав, отделил ещё и голову, вдруг эта сволочь опять оживёт.

В общем, свободно бегающих собак я усыпил с помощью снотворного в мясе, а охрану, шесть здоровых лбов в небольшой воинской избушке, прирезал во сне. Никакого сочувствия я к ним не испытывал, и так понятно, что приблизил к себе он только верных людей. Перед тем как прикончить последнего, я его порасспрашивал, так что знал, как добраться до спальни Глазова.

Подойдя к двери с задней стороны дома, которой обычно пользовались слуги, я стилетом отодвинул щеколду и проник внутрь, не забыв закрыть и запереть за собой.

Дом спал, поэтому я старался тихо ступать и не скрипеть половицами. Не сказать, что это мне всегда удавалось, но на второй этаж я поднялся свободно, необнаруженным.

«Так, третья дверь справа от лестницы. Эта, что ли?»

Дверь была заперта изнутри – надо же, как боярин беспокоится о своей безопасности! М-да.

Возможности вскрыть не было, слишком плотно прилегала дверь, не давая возможности просунуть клинок. Пришлось воспользоваться запасным планом. Выйдя обратно во двор, я присмотрелся к дому, примерное расположение окон спальни я знал. И – о подарок! – одно было открыто.

По венцам сруба поднявшись до окна, одним движением скользнул внутрь, мягко упал на руки, спустив ноги с подоконника, и замер, прислушиваясь и осматриваясь.

Судя по храпу, хозяин дома спал в большой кровати с немалым количеством подушек. Встав на ноги и приблизившись, я заметил рядом маленькую девичью фигурку. Она могла мне помешать, поэтому я нанёс удар кулаком по виску, отправив девку в глубокий сон без сновидений.

Луна не давала в полной мере осмотреть моего недруга, поэтому, найдя подсвечник с тремя оплавленными наполовину свечами, почиркал кресалом и зажёг их с помощью трута.

От ударов камня по кремню хозяин проснулся и тут же дёрнулся к стоявшей рядом тумбочке… или комоду. Слишком высок он был для тумбочки.

– Это ищешь? – негромко спросил я, показывая пистолет с самодельным кремневым замком.

– Ты кто? – он пытался проморгаться и разглядеть меня. Приподнявшись на руках, сел, облокотившись о подушки.

– Как сказал один штатовский киногерой: «Я – враг твой!» Как говорится на Руси: кто с мечом к нам придёт, тот по оралу и получит. Что, урод, думал, ты тут один попаданец?

Дернувшийся после моих слов Глазов изумлённо прищурился, вглядываясь в моё лицо, освещаемое свечами, и неуверенно спросил:

– Артур? Александров?!

Я на секунду замер, потом мягко повернулся и приблизился к кровати, изучающе поглядев на мужчину.

– Нет, не знаком, – был мой вывод.

– Я… – начал было говорить тот, но я жестом заставил его замолчать. Тот мой тонкий намек понял.

Убрав острие кинжала от глаза Глазова, сел на стул рядом с кроватью и сказал, играя клинком:

– Не говори, сам угадаю. Попаданец из будущего – это раз. Меня знаешь – это два. Депутат Верховной Рады – это три. Кто из моих знакомых соответствует этому критерию?.. – издевался я над Глазовым. – Только один человек. В детстве в одном со мной доме, но в другом подъезде жила семья, причём достаточно хорошая советская семья. Дашко их фамилия. Украинцы по национальности и ни в коей мере не западенцы. Отец – крепкий мужик, мастер на заводе, мать портниха в ателье. Старший сын – инвалид войны, ногу потерял в Афгане. Второй сын пошёл в МВД, старший офицер уже… Да вот беда, был в семье и третий сын. Как в сказке.

Прочистив горло, я прочитал с пафосом:

 
За горами, за лесами,
За широкими морями,
Против неба – на земле
Жил старик в одном селе.
У старинушки три сына:
Старший умный был детина,
Средний сын и так и сяк,
Младший вовсе был дурак…
 

– …ну, дальше я не буду, и так понятно. Как говорится, в семье не без урода. Был у них и третий сын. Да вот беда, после развала Страны Советов, когда все Дашко переехали на ридну Украину, пошёл этот третий сын страной руководить. То есть в депутаты. Вот у меня и встает вопрос, ты ли это, Кощеюшка?

– Какой ещё Кощей? – удивился тот.

– Ой, прости, из образа не вышел. Жаба, ты ли это?! – спросил я.

– Не люблю, когда меня так называют, – скривился Глазов-Дашко.

– Значит, всё-таки ты, – констатировал я. – Только что-то на себя родного не похож. Что, чужое тело занял? Как помер-то, ушлёпок?

– Взорвали, – поморщился Глазов-Дашко. – Сам тут как оказался?

– О, это долгая и поучительная история, которую лучше рассказывать у камина и под бокалы глинтвейна. Так что тебе её не услышать. Скажи мне, Жаба, кто ещё, кроме посадника, о тебе знает?

– Как ты?.. – начал было Глазов, но осёкся. – Почему ты здесь? Что ты хочешь?

– Как говорил товарищ Мюллер, гася сигарету о глаз допрашиваемого: «Тут вопросы задаю я». Я не слышу ответ, Жабушка? Не нужно играть в Штирлица. Ты боишься боли, и я это знаю как никто другой. Сколько раз тебя пинал во дворе. Говори.

– Посадник, больше никто, – с ненавистью выдохнул Глазов.

Усмехнувшись, я сказал:

– Знаешь, Гриня, я до того привык при разговоре мысленно переводить язык собеседника на современный мне русский язык, что даже сейчас, когда мы с тобой говорим на старославянском, понимаю, что уже начал отвыкать от родного мне языка. Давай переходи на нормальный язык, всё-таки в русском объём слов больше для понимания.

– Хорошо, – продолжал исходить ядом Глазов, но уже на нормальном современном русском.

– Расскажи-ка ты мне, голубок, свои планы на будущее. О захвате земель Красновских я в курсе. Кстати, твоей дружины, что работала под татей, уже нет. В живых, я имею в виду. Так что? Молчишь? О, как глазами засверкал! Уже боюсь-боюсь. Ты что, голубок, решил устроить тут оранжевую революцию?

– Москаль проклятый! – зашипел Глазов. – И в будущем вы нам житья не даете, и сейчас! Украина – независимая страна, мы устроим тут наши порядки! Вот когда я переберусь в Киев…

– Хайль Гитлер! – воскликнул я, вытянув руку вперёд. Глазов машинально повторил мой жест, потом с недоумением посмотрел на вытянутую руку. Что-то невнятно пробулькав, он попытался с кровати прыгнуть на меня.

Встретившись лицом с моей стопой, отлетел обратно, чуть не придавив своей тушкой бессознательную подружку.

– Ты, Гриня, ничуть не изменился, – вставая, сказал я. – А теперь давай пообщаемся серьёзно. Всё-таки расскажи-ка ты мне все свои планы на будущее. Где бумаги хранишь и деньги, может, тогда я и отпущу… твои грехи.

– Вы, москали, нас всегда ненавидели, – прохрипел тот, пытаясь перевернуться, пока я связывал ему руки за спиной.

– Ой ли? Понапридумывали, тоже мне. У меня, между прочим, среди украинцев множество друзей, только настоящих украинцев. Взять того же твоего брата Андрея. Постоянно с ним переписываемся в сети. Переписывались, вернее.

– Не говори мне про него, я и тогда, и сейчас ничего про него слышать не хочу!

– И про семью тоже? Твои родители старенькие, на куцей пенсии. Только почему-то помогают им старший брат с его инвалидностью, средний да несколько посторонних людей, включая меня. Я сам не шикую, но своей маме и твоим родителям деньгами помогал. Так что не тебе, мразь, о ненависти говорить. Таких, как ты, я люто не люблю и искореняю, как могу. Уж поверь мне… А теперь давай поговорим о серьёзном…

Гриша Дашко держался полторы секунды, пока я не начал его пытать. Через полчаса я знал всё, что мне было нужно, поэтому не прощаясь чиркнул кинжалом ему по горлу, наблюдая, как тот дёргается на кровати, захлебываясь кровью.

– Кошке кошачья смерть. Я собак люблю, а вот кошек терпеть ненавижу, – пояснил я Дашко, но тот не дослушал, дёрнулся и замер навсегда.

Насвистывая, я двинулся было в сторону рабочего кабинета попаданца-депутата и замер на пороге. Секунду обдумывал пришедшую мысль и вернулся к кровати, приложив руки к ране. Буквально через секунду Глазов-Дашко дёрнулся и стал выхаркивать сгустки крови.

– Что это было? – прохрипел он.

– Да ничего, не обращай внимания.

– Ты же меня убил, – неверяще произнёс он.

– Тебе показалось… Я вот что спросить хотел. Ты знаешь, как я погиб?

– Конечно, об этом все москальские каналы трубили. Два дома было взорвано террористами. Твоя панельная девятиэтажка сложилась, как карточный домик. Брат отписал, Андрей, он на твои похороны ездил… Придурок.

– Хорошо, что сына тогда со мной не было, – вздохнул я.

– Чем больше вас, москалей, подохнет, тем лучше.

– Ну всё, вопросов больше нет, – сказал я, поднимаясь и снова чиркая Глазова-Дашко по шее. Не обращая внимания, как тот хрипит, умирая, направился к двери. Я уже открыл было дверь и вышел в коридор, но снова замер от пришедшей мне мысли. Потом обернулся и вернулся к кровати, склонившись над трупом-зомби.

– …урод, чтоб тебя… – захрипел снова воскрешённый Дашко.

– Я тут спросить хотел. Постарайся ответить честно…

– Говори, падлюка. Ай!.. Сволочь, ты мне руку отрубил! – держась за обрубок, заорал Глазов.

– Тс-с-с, – приложил я палец к губам. – Не перебивай взрослых.

Подвывая, тот попытался завернуть культю в простыню. Судя по виду, он был на грани сумасшествия.

– Так вот, Гриня, ответь мне на такой вопрос, – сказал я, убирая саблю в ножны. – Почему ты сдал дружину Красновского? Месть за дочь? Или тебя привлекла должность тысяцкого?

Неожиданно Глазов хрипло-истерично засмеялся:

– Дочь, как же! Эту утку с похищением и запоем я сам пустил. Дочка она была не моя, а этого тела, поэтому я сам её оприходовал, вкусной в постели оказалась, вот она слегка умом и тронулась. А тут случай представился от неё избавиться. Я от смеха умирал, видя, как воевода морально мучается, выполняя поручение московского царского человечка. Только через некоторое время эта сучка вернулась, правда, уже совсем не дружа с головой. Пришлось для виду её в монастырь отправить да прибить по дороге, некоторой информацией она владела.

– Ну, ты и мразь! – сказал я с чувством, покачав головой.

– Да пошёл ты! Что хочу, то и делаю. Да с вами по-другому и нельзя… рабские людишки. Только истинные… хр-р-рсс, – захрипел Глазов, когда я пережал ему трахею, на которой были видны два тонких белесых следа.

– Ладно, всё это на тебе, Гриня, ответь-ка мне на ещё один вопрос. Где посадник хранит казну? Только не говори, что ты не знаешь.

Второй пытки Грине не выдержать, он это прекрасно понимал, поэтому, шипя от ненависти, объяснил. Даже вспомнил, как видел, где посадник прячет важные бумаги, правда, произошло всё это случайно. После того как Гриня всё рассказал, я сидел на стуле разглядывая потолок ещё минуты три под напряженно-испуганным взглядом Дашко, но потом встряхнулся и отрицательно покачал головой:

– Нет, больше вопросов у меня нет.

– А-а-а!.. – только начал издавать крик Дашко, как его голова покатилась по кровати и упала на натёртый воском пол, разбрызгивая кровь.

Сплюнув на пол, я проверил, как там девчонка, на всякий случай погрузил её в более глубокий сон и направился в соседнюю комнату, где был кабинет Дашко, пора собирать трофеи. Пистоль Грини я прихватить не забыл.

У этого гада Глазова, бывшего Дашко, было аж два кабинета. Один для официальных встреч на дому, он всё-таки был новгородским воеводой, ну и тайный, для личных встреч.

Сперва я тщательно обследовал, естественно, небольшой кабинет для тайных встреч, ключи у меня были, взял у покойного. Особо не рассматривая, что беру, охапками и кипами складывал бумаги в мешок-наволочку. Влезло всё, хотя я думал, места не хватит. Много было у бывшего депутата в тайничках секретных бумаг. Этих тайников у него в кабинете было аж шесть штук. Всё осмотрел, всё забрал. Деньги тоже были, что уж тут говорить, взял два небольших мешочка с золотом из НЗ воеводы и шесть с серебром. Благо тащить далеко не надо, лазутчики меня ждали у ближайшего угла с телегой. Специально подогнали её с грузом тухлой рыбы, чтобы ночная стража особо не цеплялась. Правда, собаки вой подняли, но к данному моменту начали подуспокаиваться. Они часто гавкали, так что этому не удивлялись.

Утащив пухлую от бумаги наволочку к выходу, оставил её там вместе с деньгами, после чего побежал осматривать другой кабинет. Там денег было не так много, но зато я обогатился ещё тремя пистолетами, картами новгородских земель, списочным составом тысячи, что командовал Глазов, некоторыми приказами и несколькими другими ништяками, включая три подзорных трубы. Коллекционировал он их, что ли? Были и другие вещи, но я их особо не рассматривал, всё в мешки, найденные тут же, пихал. Больше всего меня восхитила ручная пушка с кремневым замком. Я такую в фильме про пиратов видел, для усмирения бунтов предназначена. Только вот как стрелять? Приклад всю руку отсушит и плечо отобьёт. Наверное, она к боку локтем прижималась, после чего производился выстрел. Так меньше шансов покалечиться. Эту ручную пушку я тоже прихватил.

После второго захода я побежал с первым грузом к телеге. Сделав две ходки, велел вознице ехать сразу на постоялый двор. Я не идиот везти такой компромат на борт «Беды», завтра-послезавтра дальними тропами всё это будет у меня. А пока пусть побудет укрытым местным брезентом под охраной на ближайшем постоялом дворе. Благо они работали круглосуточно.

Телега, тихо скрипя досками бортов, остальное всё было смазано дёгтем, укатила под охраной возницы и ещё одного лазутчика, а я с третьим лазутчиком направился к дому воеводы. Пора избавляться от улик. Дом требовалось сжечь, это даст мне больше времени, однако я вспомнил, что оставил в спальне Дашко девицу, вот за ней и вернулся, пока лазутчик таскал солому. Жечь её за просто так было не по мне. Я не Дашко. Она же мне ничего не сделала, пусть пока живёт, хотя это и претит моим принципам не оставлять свидетелей.

Небрежно бросив девку рядом с трупами охраны, я махнул рукой, приказав поджигать. Лазутчик рассмотрел в темноте мой взмах и зачиркал огнивом, высекая искры на трут. Одним махом я избавлялся от улик, а главное, от бумаг, что могли остаться в доме, а они вполне могли остаться.

Тревога поднялась, когда мы удалились от дома воеводы метров на триста, с этим тут было строго, город почти весь был деревянный, но тут нам повезло, ветра не было, именно поэтому мы и использовали огонь для заметания следов.

– Где дом посадника? – спросил я у лазутчика.

– Следующий поворот, третий дом, командир, – так же тихо ответил тот.

– А-атлично, – обрадовался я. – Как раз мимо аптеки пройдём.

Я помнил собственное обещание спалить аптеку, тем более это может отвлечь дворовых посадника. Всех их вырезать, как в доме воеводы, я просто не смогу до рассвета, банально не успею из-за большого количества.

Лавка аптекаря была в богатом районе города, где жили служивые и бояре, поэтому он также имел два этажа и довольно красивый вид, ещё у аптекаря имелся двор, но он был позади лавки-дома. Сама аптека находилась на первом этаже, а владелец со своими родными жил на втором. Жизнь аптекаря и его родных в этом случае меня волновала крайне мало, сколько он русских людей отравил и «посадил на иглу», не поддаётся подсчёту, вот я и собирался посчитаться. А тут такой хороший повод.

Лазутчик стоял на стреме, а я проверил аптеку и двор на предмет охраны и собак. Как ни удивительно, ни того, ни другого не было. Вскрыв дверь лавки, я пальцами придержал леску тревоги, видимо, идущей к колоколу, и, перерезав её, пощупал, мысленно выматерился и начал сматывать. У меня лески для удочек нет, а тут такую отличную шёлковую плетёную снасть как трос используют.

Закончив сматывать леску, я нашёл среди товара несколько банок с плохоньким бензином и стал поливать полки, после чего несколько раз чиркнул кресалом, отшатнулся от загудевшего пламени, моментально охватившего прилавки, и выбежал на улицу. Спасётся аптекарь – его счастье, нет – его проблемы.

От аптеки мы бегом побежали в сторону подворья посадника, крича во всё горло:

– Пожар!.. Пожар!!!

Лазутчика я отослал, чтобы он присмотрел за ситуацией со стороны, а сам укрылся в тупике рядом с домом посадника. Во дворе у того поднялся шум, проснулась дворня и тут же с ведрами, деревянными баграми, окованными железом по краю лопатами и другими средствами пожаротушения бежала к аптеке, некоторые остались во дворе и стали поливать крыши дома и построек водой из колодца. В соседних домах занимались тем же.

Командовал седобородый дед с обширной лысиной, но он никак не мог быть посадником, словесный портрет которого я знал. Повиснув на руках, я рассматривал дом поверх забора, и когда на крыльцо вышел дородный мужчина с окладистой бородой, улыбнулся.

– Есть, – тихо шепнул я.

Всё, что надо, я выяснил. Посадник не руководит лично пожаротушением, значит, можно действовать. Одет я был как обычный отрок, сабли пришлось оставить у забора, так что на меня не обратили внимания, когда я быстрым шагом пересёк двор и прошёл к чёрному входу, которым обычно пользовалась дворня.

Народу в доме было не так много, но и те были ненужными свидетелями. Однако я благополучно миновал всех местных слуг и попал в хозяйскую половину. Идти пришлось с привычно согнутой спиной и опущенной головой.

– Куда? – перегородил мне путь статный воин, он стоял на лестнице, ведущей на второй этаж.

– Я дворовый холоп воеводы Глазова, с сообщением. Велели сказать лично, – вжав плечи, ответил я.

– Игорь, проводи гонца.

– Хорошо, – вставая с лавки, ответил другой воин. В небольшом тупичке их оказалось ещё двое. Ценит свою жизнь посадник, как я посмотрю.

Следом за воином я прошёл в хозяйские покои. Согласно рассказам Дашко, после лестницы третья дверь слева – личная опочивальня, а прямо – кабинет. Шли мы в кабинет, видимо, посадник находился там.

Постучавшись, воин приоткрыл дверь и сказал:

– Владимир Рюрикович, к вам гонец от воеводы.

– Пусть заходит, – услышал я из-за приоткрытой двери.

Обращение к посаднику меня удивило: местные понятия требовали обращаться к хозяевам по-другому. Боярин, например. Видимо, обращение по имени-отчеству – это новые веяния от Дашко, что тот внедрял в местную жизнь. Надеюсь, до крайних мер в этом деле он не дошёл.