Владимир Поселягин
Братишка

В «Издательстве Центрполиграф» выходят книги

Владимира Поселягина

Цикл романов

Адмирал

Сашка

Братишка

Адмирал

* * *

– Уф-ф. – Я с облегчением выдохнул и, невольно хохотнув, добавил: – Я-то думал, что серьёзное. Мама, такие письма присылают, если подразделение попадает в окружение и не выходит к своим в определённый срок. Отец в тылу служит, к тому же ещё и охотник. Выйдет, не волнуйся. Вот если бы похоронку получили, тогда да, беспокоиться можно было бы, да и то могла быть надежда, что просто ФИО перепутали, например, вместо однофамильца оформили. Так что вытираем слёзы и спать. Завтра тяжёлый день, школа и остальное. Ну а от отца будем ждать вестей, когда-нибудь они будут, надо надеяться. Всё равно ничего другого у нас не остаётся, – как мог, успокаивал я своих.

Когда немного успокоил, отправил малых спать, Маринку туда же загнал, Танюшу в мою комнату на свободную кровать и остался с мамой, бабушкой и дедом. Бабушка только что вернулась из маминой комнаты, где меняла пелёнки Кире, тот недавно трубным басом голос подавал, обидевшись, что о нём все забыли.

– О чём ты хотел поговорить? – косясь на слегка потрёпанный треугольник письма, спросила мама.

Я его забрал у неё, чтобы он не отвлекал, но, похоже, придётся убрать вообще из виду, а то действительно будет серьёзно мешать.

– Прежде чем ответить на этот вопрос, уточню, с какого момента вы выключили радио?

Перед тем как уйти из дома, я прокинул провод самодельного удлинителя и вывесил тарелку репродуктора в форточку, чтобы семья и гости могли слушать меня прямо из сада, где справляли новоселье. Как-то не совсем удачно получилось, надо сказать, письмо это с номером части отца так невовремя пришло. Хотя, может, и вовремя. Тут ведь с какой стороны посмотреть. Нужно лишь уточнить, когда выключили репродуктор, чтобы от этого отталкиваться. Лучше я опишу свою версию происходящего в радиостудии, чем это сделают соседи. А насчёт этого письма-извещения я действительно не очень переживал. Может, это и нервы, все эмоции я спустил ещё там, в студии, но я был слишком спокоен. К тому же знал, что не всегда такое извещение соответствует истине, о чём ранее говорил, бывало, и похоронки по ошибке приходили. Будем ждать вестей от отца, ничего другого не остаётся.

– Когда ты пел песню, – встрепенулась вдруг бабушка, а она не меньше мамы переживала о судьбе своего сына, отца моего. – О дорогах которая…

Такой ответ изрядно меня взбодрил. Фактически репродуктор был выключен за одну песню до того провокационного вопроса диктора, за который ему уже наверняка влетело. Видно же было, что там отсебятина была. Я до сих пор не мог понять, как это допустили. У меня было такое впечатление, что тот машинально задал этот вопрос, и он задавал его всем гостям в студии, лишь на мне споткнулся, и всё пошло не по плану. Да и не должен был такой вопрос прозвучать. Говорю же, такое впечатление, что машинально ляпнул. Это тоже странно, на радио работают всё же люди, которые такого допустить просто не могут, и контроль среди ведущих серьёзный.

– Это хорошо, вовремя треугольник письма принесли. Ну, значит, вот что: когда основное прошло, диктор спросил, когда мы победим немцев. Такого вопроса не было в том списке, что мне дали изучать.

– Зря они тебя об этом спросили, – задумчиво посмотрела на меня мама. Вот уж кто меня хорошо знал.

– Это точно, очень даже зря. В общем, я не хотел говорить, но диктор смог вытянуть из меня несколько историй, из тех, что случилось с нами на той дороге.

– И о сбитом лётчике?

– И о нём, всё рассказал. Ну почти, до бандитов не дошло, время вышло. Вроде ничего так всё восприняли, и я решил продолжать. Помните тот бронетранспортёр с расстрелянными немцами? Я ведь там не только наш автомат нашёл, тот что ППШ.

– Как не помнить, если ты его чуть ли не каждый день начищал, – подтвердил дед.

– Там, кроме автомата, было золото. Килограммовые бруски с гербом Советского Союза. Плохое это золото, вот я и решил его сдать, хочу, чтобы на это золото построили завод по производству автоматов для нашей армии и чтобы политуправление армии за этим проследило.

– От добре! – воскликнул дед и даже ударил себя по коленям от избытка чувств.

Вот мама поняла всё правильно, посмотрела на меня, задумалась и тихо уточнила:

– Почему ты нам о нём не говорил?

– Не всё нужно знать. На вас и так много было взвалено. К тому же это злое золото, плохое, кровавое, только беду оно нам принесёт. Я сразу решил его сдать.

– Хорошо, пусть будет так.

– Это ещё не всё. У меня тут образовались излишки оружия, а наши бойцы и командиры нуждаются. Уже сейчас с запасами вооружения большие проблемы. Вскрывают старые склады с берданками и трофеями Гражданской войны. Больше нечем вооружать добровольческие батальоны. А у нас всё же пулемёты, автоматы, противотанковое ружьё. В Москве среди прочих формируется добровольческий коммунистический батальон, вот я и решил отдать часть вооружения и трофейную радиостанцию им. Оно им нужнее.

– Молодец, – только и сказал дед.

– Как вы понимаете, после того, как я по всему Союзу всё это озвучил, к нам может быть интерес, и не только положительный. Это я о ворах. Дед, держи берданку под рукой.

– Бандиты золотом заинтересуются? – подал голос дед.

– И не только. Соответствующие органы в государстве ну очень подозрительные, и могут возникнуть вопросы. А всё ли я сдал? Могут перейти и к непопулярным методам, например, к шантажу. Но думаю, это только в крайнем случае и до этого не дойдёт. В принципе всё, что хотел сказать, я сказал. Теперь вы в курсе. Ах да, забыл о фотоаппарате, его тоже сдать придётся, вернуть хозяевам, в редакцию, а из сделанных снимков, там, на дороге смерти, я попросил политуправление провести выставку, чтобы москвичи видели, что творилось тогда на дороге.

– Молодец, – снова сказал дед. – Это ты правильно решил.

– Тут главное, чтобы помогли, нужная выставка для мотивации народа, не все ещё поняли, что эта война на уничтожение, но без помощи государства у меня ничего не получится. Ладно, информацию я вам дал, переваривайте её, а теперь давайте приберёмся в беседке после новоселья.

Согнав соседских котов со стола, где те обжирались, мы часть еды отдали собакам, всё равно испортится, а часть убрали на ледник. Работали молча, было видно, что мои родичи ушли в себя. Я убрал репродуктор из окна, там мембрана бумажная, влаги боится, а судя по наплывающим тучам, что закрыли луну, может хлынуть дождь, так что побережём ценный предмет. Снова закрепил его на кухне квартиры мамы, свернув провод-времянку. Закончили мы в полночь, но прежде чем отпустить меня спать, мама на секунду прижала меня к себе и встрепала вихры, этим она показывала, что полностью одобряет мои действия, благословила, можно сказать.

Проследив, чтобы она заперла дверь, мало ли что, я проследовал за бабушкой с дедушкой к их половине дома. Таня уже спала, они с Лушей на одной кровати устроились, Луша сегодня решила со старшей сестричкой ночевать. Я, быстро раздевшись, нырнул под одеяло своей кровати, слегка поскрипев сеткой. Уснул не сразу, долго переваривал весь прошедший день, пока не понял, что успокаиваю себя. Я действительно сделал всё правильно, и, придя к такому выводу, быстро уснул.

Разбудил меня грохот с металлическим скрежетом, звук клаксонов во множественном числе и последующий удар казалось бы в стену дома, отчего строение содрогнулось, и чуть позже начавшаяся разборка под окнами, перемешанная с матом. От шума проснулись все, я так полагаю, Таня и Луша так точно, завозились, скрипя сеткой на своей кровати. Дотянувшись до стола, я взял свои наручные часы и скривился. Пять часов утра, только-только светать начало.

Встав, почёсывая лопатку, отдёрнул в сторону плотные шторы светомаскировки и выглянул в окно. Пришлось прижаться к стеклу правой щекой, чтобы видеть часть штакетника со стороны половины дома мамы, и снова ругнулся себе под нос.

– Да что же это такое?! – тихо взвыл я. – Они что, тараном меня взять хотят?!

Картина, которую я увидел, в другой ситуации вызвала бы у меня смех, но сейчас никакого веселья не было. Кому палисадник ремонтировать? Тут даже гадать не нужно. Мне. Ничего, я ещё поборюсь. А картина выглядела так. К моему дому одновременно подъехали три машины: фаэтон, тот самый ГАЗ-А, и две эмки. Причём эмки умудрились столкнуться на подъезде, а фаэтон стоял чуть в стороне. Видимо, водители не уступили дорогу друг другу и довели до такой ситуации, только от столкновения их бросило на угол моего палисадника, в результате столбушка покосилась, часть перекладин слетела, штакетник повреждён. Дня на два работы. А у машин, чуть ли не хватая друг друга за грудки, ругались шофёры и командиры разных наркоматов. Только бросив на них взгляд, я понял, почему шофёры были так уверены, что им уступят дорогу. Одна машина была явно из Политуправления РККА, а другая – из наркомата Берии. Я только не смог с первого взгляда определить принадлежность пассажиров третьей машины, вроде тоже военные. В форме.

Додумать я не успел, к нам заглянул полуодетый дед. Таня, быстро одевшись, встала за мной, с любопытством выглядывая из-за плеча. Раз разбудили, теперь она не ляжет.

– Что там? – спросил дед, стараясь спрятать за спиной берданку, это чтобы Танюша её не увидела.

Это он правильно сделал, да и саму ситуацию понял как надо. Вот Луше было всё пофиг, она уже снова спала, непробиваемый ребёнок.

– А-а-а, долбо… приехали, – пытаясь попасть в брючину, ответил я. – Ну щас я им…

Накинув рубаху и на ходу заправляя её под ремень, я выбежал в сени – за мной последовали остальные, бабушка тоже, и успел вовремя. Пока одни ругались, самые хитрые, а это пассажиры третьей машины, обошли виновников аварии и постучались в ворота. Пробежав босиком по влажной от росы траве, я отобрал из ряда кольев, прислонённых к стене сарая, – мы их заготовили для моего баркаса, вроде подпорок, да не все пригодились, – подходящий и отодвинул брус на воротах. Там, в проёме ворот, под любопытными взглядами Тани, деда, мамы и Димки, стояли трое из фаэтона, и я крикнул:

– Посторонись! – и рванул к тем, что стояли у разбитых эмок.

Серьёзно пострадала, правда, одна, парила разбитым радиатором, у второй бок ободран да правое крыло содрано.

– Эй, ты чего? – успел воскликнуть один из сотрудников наркомата Берии, перекатом уходя в сторону, и кол бессильно врезался в землю, где тот только что стоял.

Остальные бросились врассыпную, мгновенно забыв о распре, перестав хватать друг друга за грудки. Это они на инстинктах сработали, отбегая в стороны за дальность удара кола и дальность возможного его полёта.

– Ты чего, с ума сошёл?! – воскликнул один из политруков, которому я хорошо так протянул поперёк спины.

На этот крик души отвечать я не стал, лишь молча указал на повреждённый палисадник. Я заметил, что все соседи с живым любопытством наблюдали за нами из окон, из ворот, так что я громко попросил дедушку:

– Деда, заряди-ка свою берданку патронами с крупной солью, теми, что для вредителей приготовили. У нас их вон сколько собралось. – Быстро подсчитав гостей, добавил: – Восемь патронов нужно, хотя нет, девять. Ещё для шофёра, что за эмкой прячется. Этому аж два заряда нужно.

– Я тебе сейчас дам берданку! – пригрозил один из комиссаров наганом.

Я на его возглас не обратил внимания, покосился только на палисадник, вздохнул, закинул кол на манер винтовки на плечо и, подойдя к той троице, что продолжала стоять у ворот, поинтересовался приветливым голосом:

– Чего хотели?

– Так это ты Сашка?.. То есть Александр Поляков? – несколько опасливо покосившись на кол у меня на плече, поинтересовался старший среди военных, в звании майора.

– Он и есть. Так что хотели-то?

– Сам ведь позвал. Забыл? Обещал мне пэпэша подарить. Я Строгонов, комбат.

– А-а-а, так вы командир добровольческого коммунистического батальона, что начал формироваться? Понятно. Не кадровый, как я посмотрю?

– Так заметно? – улыбнулся тот и, сняв фуражку, платком протёр лысую голову. – Третий день, как форму надел. Я ведь директором фабрики был, кровати делали. А повоевать успел, ещё в Гражданскую, там и в партию вступил. Командиром пулемётного расчёта был, а потом и пулемётной ротой командовал. С этой должности и ушёл на гражданскую работу. Переаттестовали, и видишь, майорские шпалы навесили. Теперь вот командир батальона. Величина.

– Карьерный рост налицо, – поддержал я его. – Однако документы всё же предъявите, я вас не знаю.

– Это правильно, бдительность нужно проявлять. Держи.

Изучив документы не только его, но и стоявших рядом командиров, имевших звания старших лейтенантов, тоже из запаса призванных, вернул их им и в лоб спросил:

– Всё так плохо с вооружением?

Тот отвёл взгляд, скривившись:

– Сам ведь всё знаешь, раз подарить свои трофеи решил. Такое старьё выдают…

– Да знаю, – тоже вздохнул я и тут же встрепенулся: – Я быстро соберусь, ждите в машине, поедем к тайнику. Только вот хватит ли места? Машина у вас небольшая, грузовик нужен бы был.

– Так есть грузовик, – удивил меня майор. – Вон на перекрёстке стоит.

Взглянув, куда тот указывает, действительно рассмотрел крытую полуторку. Даже странно, что мне, ребёнку, вот так взяли и поверили. Лгунишек моего возраста хватало, что гонялись за дешёвой популярностью. Но, видимо, за время передачи я смог настолько внушить людям уверенность в мои слова, что те, похоже, и не сомневались, что всё обещанное у меня действительно есть.

– Ха, а слона-то я и не заметил, – пробормотал я и, присмотревшись, увидел, что от того же перекрёстка сюда спешит участковый.

Посмотрев на остальных гостей, я только сплюнул под ноги и повернулся к майору:

– Ждите, сейчас вернусь.

Забежав во двор, я поставил кол к остальным в ряд и побежал собираться. Дед, как я успел отметить, вышел на улицу и, покачивая головой, стал осматривать палисадник. Гости вернулись к машинам. Сейчас уже не ругались, а водители деловито обсуждали проблемы аварии. Я натянул сапоги, накинул куртку и, прихватив лопату, вышел наружу.

Оба шофёра уже правили молотками крыло второй эмки, той, что принадлежала сотрудникам НКВД, чтобы хотя бы одна машина была на ходу. Полуторка теперь стояла рядом, и из её кузова выглядывали трое, почему-то в гражданской одежде. Видимо, бойцы батальона. Взяли для работ и погрузки. Подойдя к участковому, я поздоровался с ним, крепкое у него рукопожатие, и стал отдавать распоряжения:

– Так, дед, мы с товарищами из коммунистического батальона уезжаем, ты тут пригляди. Пусть машину побитую во двор закатят, и так внимание всей округи своим неординарным приездом привлекли. Пусть там постоит, потом заберут. Я часа через два вернусь.

– Мы с вами! – тут же воскликнул один из командиров НКВД, видимо старший, с рубиновой шпалой в петлицах.

Тут не поймёшь, то ли лейтенант госбезопасности, то ли капитан. Понапридумывали со своими званиями, черти, людей путают.

– С чего это? – встал я в позу. – Я вас не знаю. Очень уж вы подозрительные. А может, вы бандиты переодетые?

– Можно ведь документы проверить, – неожиданно улыбнулся тот.

– Ну, с нашим уровнем подделок документов это не аргумент. Вы бы хоть фото в них клеили, а то ведь любой воспользоваться может. Диверсанты из «Бранденбурга» так и делают.

– Как бы то ни было, но мы едем с вами. Проследим за передачей вооружения бойцам батальона. Тем более репортёры, приехавшие с сотрудниками политуправления армии, должны осветить этот момент. Ну а мы по другому поводу приехали.

– Я понял зачем. Не отдам. Вам – не отдам. Я вас не знаю. Вот когда ваше руководство лично укажет на вас, мол, этим людям можно передать, тогда да. Сейчас нет, я человек бдительный, ответственный, кому попало ценные вещи передавать не буду.

– Убедил, договорились, – легко согласился тот.

Внимательно слушавший нас политработник, старший в той команде, тоже подал голос. Это был батальонный комиссар, если я правильно разобрался в его звании. По две шпалы в петлицах и звёзды на рукавах. Вроде всё правильно.

– Молодой человек, я так понимаю, вы и нам ничего передавать не будете?

– А вы кто?

– Батальонный комиссар Евстигнеев. Направлен к вам руководством для получения всего того, что вы озвучили в эфире. Кстати, золото, это тоже к нам, товарищи из НКВД лишь проследят за всем и проконтролируют. Насчёт завода по автоматам ничего не скажу, вопрос этот будет рассмотрен. По имуществу погибшего репортёра «Комсомольской правды», а также тем снимкам, что вы сделали, вопрос тоже решается, но я думаю, даже уверен, что будет выставка, будет.

– Имущество репортёра и фотоплёнка у меня здесь, в доме. Могу передать сразу, если вы, конечно, имеете при себе бумагу, доказывающую, что именно вам я должен всё это передать.

– Бумага есть, – согласился тот. – Однако передачу имущества проведём чуть позже. Сначала решим вопрос с коммунистами и вооружением. Я так понимаю, прокатиться придётся?

– Правильно понимаете, у меня всё за городом зарыто. Грузитесь, если уж все решили ехать.

Все задвигались, часть сотрудников политуправления полезли в кузов полуторки, их-то машина разбита, но один сел в эмку к людям Берии, там было одно свободное место. Я же повернулся к участковому, больно уж вид у него был уморённый.

– Я смотрю, вы совсем не спали?

– А где тут выспишься? Я ведь тоже передачу твою по радио слышал. Тяжело было, хапнул с горя стакан водки. И простоял у твоего дома на посту, охранял. Тихо было, под утро только домой ушёл, да вот мальчишка соседский прибежал, поднял.

– Ясно. Спасибо, – пожал я ему руку, и прежде чем забраться в фаэтон, велел деду: – А машину загоните, ну и приберитесь тут. Вернусь, займусь палисадником.

– Сделаем, – протянул тот.

Дед остался, а участковый поехал с нами в полуторке, он собирался проконтролировать передачу вооружения. Я ещё уточнил, не будет ли какая ответственность за хранение боевого оружия. Мало ли, срок ещё могу получить, хотя я и несовершеннолетний. Тот меня успокоил, всё официально, но попросил сдать всё оружие, чтобы проблем не было. Ага, прям всё сдам.

Я забрался в машину рядом с водителем, чтобы дорогу показывать, и сказал сидевшим позади в тесноте командирам:

– Что-то не везёт мне с домом. То бомбой половину стёкол выбило, то эти любители погонять, даже не знаю, как их обматерить. Вредители, одним словом. Только и занимаюсь починкой… О, вот здесь направо и до конца улицы.

Общаясь, мы с майором перешли к конкретике, насчёт фронтового опыта, который я знаю со слов фронтовиков из госпиталя. Не успели договорить, как прибыли на место.

– Давай под деревья загоняй, – скомандовал я водителю. – Дальше прогуляться придётся.

Мельком посмотрев на часы, шесть часов было, я первым покинул машину и, дождавшись, когда все соберутся, повёл в лес. Дойдя до нужного места, указал на ровное пространство среди деревьев, трава с виду была нетронутой.

– Здесь копайте. Неглубоко, сантиметров тридцать всего.