© В.С. Овчинский, 2016

© Книжный мир, 2016

Вместо предисловия
О мафии, ее огосударствлении, мафиозном государстве и системной мафиозной модели

С середины 80-х годов прошлого века, работая в системе МВД, я в практическом и научном плане начал анализировать ситуацию, связанную с организованной преступностью. При этом я всегда полагал, что для определения самой организованной преступности нет смысла заново «придумывать велосипед». Целесообразно использовать понятийный аппарат, содержащийся в документах ООН. Как известно, там на многих конгрессах и конференциях выработано понятие организованной преступности (в разных модификациях) как сложного переплетения противоправных действий, совершаемых преступными формированиями, целью которых является достижение сверхприбылей с использованием коррупции, насилия и запугивания конкурентов и населения.

При этом я полагаю, что в качестве синонима термина «организованная преступность» в научном плане можно использовать термин «мафия» (имея в виду, конечно, не классическую итальянскую мафию, а любые структуры организованной преступности).

Независимо от того, какое определение мы возьмем за основу исследования данного явления, его материальное выражение в любом случае едино – это организованные преступные группы, организации и сообщества. Причем иные устойчивые формирования могут иметь главарей, планировать преступления, распределять роли между соучастниками, но при всем этом не входить в структуру организованной преступности. Здесь важны не количественные, а качественные признаки, присущие в полной мере «мафии». Перекочевав в наш язык, этот термин уже успел стать привычным. Начиная с 1992 г., он используется даже в официальных документах. Не вдаваясь в дискуссию с другими, как зарубежными, так и отечественными исследователями, мы называем мафией тайные преступные организации, включенные в систему организованной преступности, имеющие коррумпированные связи и ролевой статус в преступной среде или теневой экономике. Все эти признаки переплетаются между собой и дополняют друг друга.

• Как тайные организации мафия основывается на конспирации, жесткой дисциплине, определенной иерархии, законах «омерты» и «вендетты» (кара за нарушенный обет молчания и кровная месть);

• как преступные организации она может быть универсальной (совершать любые наборы преступлений – от вымогательства до киберпреступлений, от перевозки наркотиков до диверсий и террористических актов) и специализированной (например, ориентированной только на наркобизнес или на похищение и перепродажу автомобилей);

• как элемент системы организованной преступности мафия участвует в процессе рациональной реорганизации преступного мира;

• как организации, имеющие коррумпированные связи, она стремится уменьшить риск судебного преследования, но, подкупая представителей власти и спецслужб, тем самым заставляет их служить себе (по данным милиции и социологов, половина доходов, получаемых преступным путем, идет на подкуп властных структур и правоохранительных органов);

• что касается ролевого статуса в преступной среде, то мафия включена в относительно устойчивую систему взаимоотношений между различными категориями преступников (известно, что в криминальной среде действуют свои неписаные законы, субкультура общения, делятся сферы преступного бизнеса и территории и т. д.); здесь формируется своя идеология с широким набором нравственных, «правовых», эстетических и даже философских идей, оправдывающих преступность;

• роль мафии в теневой экономике проявляется в стимулировании роста дефицита на потребительском рынке, контроле за сферой скрытого производства, закупок и распределения товаров^[1].

К концу 90-х годов у меня созрело полное убеждение в том, что организованная преступность (мафия) стала формой социальной организации жизни во многих странах мира, в т. ч. и в России. Базируясь на этом убеждении, я солидарен с российскими социологами в том, что организованное преступное сообщество можно рассматривать как новую особую форму социальной организации индивидов, имеющих определенные материальные цели и интересы и объединенных противоправным способом их достижения и удовлетворения.

Но организованная преступность, на мой взгляд, это не только и не столько совокупность различных организованных групп и сообществ, это и форма жизнедеятельности отдельных индивидов, групп лиц, которые моделируют в своем индивидуальном поведении и образе жизни стереотипы поведения и образ жизни преступных сообществ.

Таким образом, в социальную ткань общества вклиниваются как высокоорганизованные преступные сообщества, так и не связанные с ними непосредственно отдельные индивиды или группы индивидов, которые действуют в парадигме этих преступных сообществ.

Такие формы социальной организации жизни в большей мере относятся к архаическим и иерархическим отношениям между членами общества (хотя в последние годы они приобретают все более сетевой характер, используя горизонтальные связи). Но, в любом случае, они далеки от отношений общества граждан или гражданского общества.

Если использовать термин «мафия» как синоним понятия «организованная преступность», то можно констатировать, что в современном мире отношения между индивидом и сообществом в большей мере выстраиваются не по типу гражданского общества, а по типу общества мафиозного.

По определению философов, гражданское общество – это тип общества, где сам эпитет «гражданское» означает высшее из доселе известных истории проявление экономической культуры, политической культуры и правовой культуры.

По аналогии с этим определением мафиозное общество – тип общественных отношений, связанный с проявлением субкультуры («воровской культуры»), теневой экономической, политической, антиправовой контркультуры.

Свои особые отношения выстаивает организованная преступность и с государством. Если исходить из концептуального подхода Андрея Фурсова о превращении нации-государства в корпорацию-государство, то следует констатировать, что это превращение подразумевает разные типы взаимоотношений государства и мафии.

Нация-государство предполагает, что организованная преступность (при всех возможных точках соприкосновения) является врагом государства.

Корпорация-государство, учитывая, что принцип ее организации – клан, а цель – приватизация совокупного общественного процесса, включает наиболее крупные и успешные сегменты организованной преступности в клановую структуру и активно использует их в приватизации общественного процесса.

Иными словами, мафия из врага государства (как нации) превращается в элемент государства (как корпорации).

Подобный процесс еще в 1990 г. в коллективной книге (с участием автора) «Постперестройка» был назван «огосударствлением мафии»^[2]. Под «огосударствлением» мы понимаем такую социально-политическую ситуацию, где государственные структуры отражают интересы крупных криминально-олигархических кланов, а сами мафиозные структуры и их лидеры участвуют в принятии важнейших политических и экономических решений.

В XXI веке многие социологи, криминологи и журналисты пошли дальше и ввели в обиход термин «мафиозное государство», под которым понимается модель государственного управления, при которой коррупция пронизывает все эшелоны государственной власти вплоть до симбиоза между государственным аппаратом и организованной преступностью^[3].

Часто это понятие используется в идеологических целях в период информационных войн против России и других государств. Но ряд исследователей дали интересные научные трактовки «мафиозного государства» независимо от идеологических пристрастий.

Например, Мойзес Наим в статье «Мафиозные государства: организованная преступность рвется к власти»^[4] пишет, что в период глобального экономического кризиса реальные очертания приобретает новая угроза – мафиозное государство. Преступники по всему земному шару внедряются в правительства в беспрецедентных масштабах.

«Наблюдается и обратный процесс: вместо того чтобы ликвидировать мощные банды, некоторые правительства предпочитают брать под контроль их противозаконную деятельность.

Правительственные чиновники мафиозных государств заняты обогащением себя, своих семей и друзей путем эксплуатации денежных потоков, физических ресурсов, политического влияния и глобальных связей с криминальными синдикатами ради укрепления и расширения собственной власти. И действительно, руководящие посты в некоторых наиболее прибыльных нелегальных предприятиях в мире заполняются уже не только профессиональными преступниками – их занимают высшие государственные чины, законодатели, руководители спецслужб, главы полицейских управлений, армейские чины и, в самых крайних случаях, даже главы государств и члены их семейств»^[5].

По мнению Мойзеса Наима, сущность организованной преступности за последние два десятилетия претерпела столь разительные перемены, что криминальные сети вышли за пределы своих традиционных рынков и начали пользоваться всеми преимуществами политических и экономических изменений, поставив себе на службу новые технологии.

Сегодня во многих странах преступники вовсе не утруждают себя подпольной деятельностью, да и к маргиналам они ни в малейшей мере не относятся. В реальности предположительные лидеры многих преступных сообществ стали своеобразными знаменитостями. Зажиточные лица с сомнительным прошлым в бизнесе превратились в желанных всеми филантропов и установили контроль над радиостанциями и телеканалами, стали владельцами влиятельных газет.

Накопление преступниками богатства и власти, пишет Мойзес Наим, зависит теперь не только от их собственной нелегальной деятельности, но и от действий среднестатистических членов общества. Например, миллионы граждан заняты в китайской индустрии контрафактной продукции и афганской наркоторговле. От них не отстают миллионы жителей Запада, регулярно курящие марихуану, сотни тысяч мигрантов, каждый год нанимающие преступников, чтобы те нелегально доставили их в Европу, и преуспевающие профессионалы из Манхэттена и Милана, предоставляющие рабочие места нянь и уборщиков нелегальным иммигрантам. Именно такие рядовые граждане и превратились в неотъемлемую часть криминальной экосистемы.

Трудно не согласиться с Мойзесом Наимом и в том, что современные правоохранительные органы пока еще не могут состязаться с преступными организациями – те не только богаты, жестки и безжалостны, но и пользуются огромным преимуществом в виде безоговорочной поддержки со стороны национальных правительств, дипломатов, судей, спецслужб, генералов, шефов полиции. Мафиозные государства могут позволить себе лучших юристов и экономистов, а также доступ к самым продвинутым технологиям. Страдающие от недофинансирования правоохранительные ведомства, заваленные по уши работой суды и неповоротливый бюрократический аппарат все чаще просто не поспевают за столь щедро финансируемым и маневренным заклятым врагом.

«Мафиозные государства сводят воедино скорость и гибкость транснациональных криминальных сетей и юридическую защиту и дипломатические привилегии, по определению дарованные только государству, создавая в итоге некий гибрид интернациональной структуры, против которой в арсеналах национальных правоохранительных органов практически нет средств»^[6].

В рамках XVI Апрельской международной научной конференции, проходящей в Высшей школе экономики (2015 г.), венгерским политологом Балинтом Мадьяр была прочитана лекция «Посткоммунистические государства на примере Венгрии», которая практически полностью была посвящена теории «мафиозного государства»^[7].

Балинт Мадьяр полагает, что термин «мафиозное государство» не является публицистическим и не наделен какой-либо эмоционально-оценочной окраской; его выбор обусловлен тем, что он позволяет емко охарактеризовать основные черты правящей элиты, особенности ее организации и иерархии.

Характеристики этой относительно небольшой верхушки нового авторитарного общества и обусловливают принципиальное отличие мафиозного государства от аналогичных режимов, где элита наделена авторитарной властью. Прежде всего стоит упомянуть, что в основе системы – что свойственно любой мафии – совместные предприятия, создателями которых являются собственно члены «семьи», а также другие представители политической элиты, принятые в «семью» благодаря существующей системе взаимоотношений. Членов организации соединяют кровные и партнерские узы, охватывающие большее и большее число «семей», управляемых одним главой, который подчиняет себе пирамидальную иерархию власти. В мафиозном государстве (преступной элите) под контролем главы «семьи» оказывается вся страна. Управление осуществляется под прикрытием демократических институтов путем обретения власти и постоянного поиска новых средств для ее укрепления.

В мафиозном государстве имеет место одновременная концентрация политической власти и экономического благосостояния. Эти два понятия находятся в неразрывной связке. Далее ротация политических и экономических элит происходит не на демократической основе или вследствие рыночных механизмов, но является управляемым процессом, в котором ключевую роль занимает место того или иного человека в созданной иерархии правящей «семьи». В силу такого прошлого новые владельцы предприятий становятся не бизнесменами в деловом смысле слова, но сборщиками налогов для «семьи». Общее благо становится подчинено частным интересам на постоянной основе.

Реальные задачи социальной и экономической политики остаются в тени, и решения принимаются на основе других соображений, например, отмывания денег. Точно так же, как и реальная мафия, мафиозное государство стремится ликвидировать бытовую, неподконтрольную «семье» коррупцию, и заменить ее централизованным и формально законным механизмом перераспределения средств.

Точно так же незаконное «принуждение к сотрудничеству» заменяется на формально законные государственные требования, целью которых является закрепление благосостояния политической семьи, находящейся у власти. В то время как классическая мафия опирается на шантаж, угрозы, а иногда и физическое насилие, в мафиозном государстве сферы интересов могут корректироваться псевдозаконным государственным принуждением»^[8].

«С точки зрения социальных структур мафиозное государство создает систему патерналистско-клиентских отношений, которые строятся в иерархичной форме, с главой «семьи», находящимся на вершине пирамиды. Под прикрытием государственных институтов демократическое общество с его множеством слабых горизонтальных связей заменяется на иерархичное общество с низким числом прочных социальных связей. Отношения «патрон-клиент» ведут в перспективе к уничтожению автономии индивида и появлению цепочки зависимостей, особенно в политической сфере»^[9].

Еще одно оригинальное объяснение современной организованной преступности дает Антонио Де Бонис. Он полагает, что современный мир порождает преступные сообщества качественно нового типа – системную мафиозную модель. Мафия опирается на ресурсы государства и капиталистической экономики, оставляя за собой право на насилие^[10].

Отсталость экономики и слабость государственных институтов, по мнению Антонио Де Бонис, – питательная среда для появления и развития мафии. Сама мафия вполне может опираться на передовые способы управления, комбинируя горизонтальные и вертикальные схемы, но при этом загоняя государство и общество в еще более периферийное положение.

Демократизация сама по себе не является гарантией уничтожения мафии. Организованная преступность успешно использует как демократические, так и автократические институты для отстаивания своих интересов. Переход к демократии должен сопровождаться созданием эффективных государственных институтов. Сущностная черта мафии – попытка слияния с государством, использования его властных возможностей, а не борьба с ним.