«Дорогой кормилец наш,
Сокол одноглазый,
Ты смотри на абордаж
Попусту не лазай.
Без нужды не посещай
Злачные притоны.
Зря сирот не обижай,
Береги патроны,
Без закуски ром не пей —
Очень вредно это.
И всегда ходи с бубей,
Если хода нету…» (Э. Успенский, «Бабушка и внучек»)
О чем именно эта книга, так сразу и не скажешь – обо всем понемногу: о конце хрущевской оттепели, о терзаниях обывательского сознания, вымуштрованного страхами 37-го года, но рвущегося на вольный ветер, о двуличных функционерах и наивных простаках, о диссидентстве и стукачестве, о вечных ценностях и, может быть даже, о любви? Темы, вроде бы, не блещут новизной, но читалось неплохо, и даже тяжеловесное многословье, выбранное автором для озвучивания монологов (да и диалогов) главного героя – начинающего журналиста Василия Куделина, – мне не мешало, по крайней мере, до середины книги. Читая, я то узнавала, то не узнавала не раз уже описанные в литературе, воспоминаниях и документалистике реалии 60-х гг., то догадывалась, то не догадывалась о содержании некоторых намеков автора, то становилась мысленно на сторону Василия Куделина, то чувствовала к нему отвращение и желание дать по физиономии. Такая стилистика принуждала читать книгу более внимательно, чем я намеревалась изначально, высматривая в тексте всякие недосказанности-знаки-путеводители, чтобы понять, куда заведут героев события, внешне похожие всего лишь на интриги-розыгрыши-расследования.
Жанр книги определить однозначно тоже трудно: это и не детектив, и не художественно-историческая ретроспектива (глазами конца 90-х взглянуть на 60-е), и не психологическая драма в полном смысле слова – в ней опять-таки всего понемножку, в результате чего вышел такой фирменный орловский рататуй. В целом мне любопытно было узнать, что ели-пили, какие брюки носили, в каких трамваях и куда ездили, что читали, чем интересовались, о чем спорили в Москве 196…-х. Книга погружает в знакомые «московские полустарости» (дома, переулочки, коммуналки, пивные и спецраспределители), во всякие городские легенды (например, история о Деснине), в атмосферу партийной газеты (редакционные будни и внутренние иерархии), и этим заставляет сознание соскальзывать то в «Мастера и Маргариту», то в «Таинственную страсть», то – реминисцентно - в «Иду на грозу», «Детей Арбата», «Каменный мост» и почему-то в Стругацких. Еще в книге хватает всяких крупных и мелких исторических экскурсов и отступлений (командировки Василия в Тобольск и Соликамск, коллекция Кучуй-Броделевича, история солонок, значения бубнового валета, час интересного письма в редакции – отголоски тогдашних социальных дискуссий). Но в целом информационная плотность произведения оказалась невелика, если не считать интеллектуальных нагромождений о Крижаниче, и я подумала, что автор тащит свой мешок с сюжетами по более чем проторенной и уже символически маркированной дороге.
Надо (или не надо?) признаться, что на фоне всех сюжетных линий меня больше всего увлекала «мистическая» история с солонкой № 57, которая разрешилась просто, как будто бы лопнул воздушный шарик, на котором ты планировал лететь на Луну. Я-то надеялась на какие-нибудь чудеса и неожиданности, а все закончилось сочинением литературного произведения. Сибирские и историко-культурные контексты показались затянутыми, сухими и скучноватыми (в них автор отходил от общей стилистики своего замысла и переходил на историко-архивный язык, что делало текст несколько лоскутным).
История любви Василия и Юлии Цыганковой показалась одновременно, если такое возможно, и типичной и нереалистичной. Типично-архетипичной, потому что в каком-то смысле герои были эдакими нео(лайт)-Ромео и Джульеттой. Будучи из разных социальных слоев, воспитанные в разных условиях, они – опа! – вдруг как-то сошлись на «московских широких просторах» и полюбили друг друга. Ну, да ладно, пути Господни неисповедимы, хотя, мне кажется, в 60-х гг. номенклатурные и пролетарские слои так легко не смешивались. А нереалистичной, потому что герои, по сути, выступают своеобразными «перевертышами»: он – с его выпрямленным советским сознанием, всячески избегающий «неправоверности» («Нашел – молчи, потерял - молчи»), - все же не предает самого себя, не дает себя поймать в вездесущие ловчие сети КГБ и находит мужество вынести риск, давление и угрозы; она – из своего сытого, набалованного и эгоцентрического благополучия вдруг эпатажно тянется к диссидентствующим персонажам, ищет для себя новую религию. А как же отпечаток среды и ее неписаные правила и ориентиры? Противоположности, конечно, притягиваются, но все же, я думаю, остаются маслом и водой, а все остальное – игра, прогулки царя по базару, путешествие министра на метро в час пик. Отношения же Василия с Викой, дошедшие до финала, и вовсе показались надуманными, воплощающими какие-то собственные мечты автора (как и комковатая история с Тамарой).
Книга не произвела на меня цельного впечатления, скорее я восприняла ее как текст, написанный скучноватым педантом, собравшим его из кусочков и отрывков своих до конца не продуманных замыслов. Это впечатление усилил и внезапный скачок в современность в финале с его поверхностно-критическим взглядом, на скорую руку завершающим биографии всех персонажей. Общее впечатление: замах был большой, воплощение – среднее, читательский итог – ничтожный. Такая литература уже не для меня, но я допускаю, что книга может показаться интересной тому, кто совсем ничего не знает об этом времени и о живших в нем людях.
