и казалось, что если сейчас – вот сейчас – не помочь, не пресечь чужой муки, объяснить существование которой в таком располагающем к счастью мире нет никакой возможности, сама она задохнется, умрет, не выдержит сердце. И потому жила она в постоянном тайном волнении, постоянно предчувствуя новое увлечение или новую жалость, и про нее говорили, что она обожает собак и всегда готова одолжить денег, – и, слушая мелкую молву, она чувствовала себя как в детстве, во время той игры, когда уходишь из комнаты, а другие выдумывают про тебя разнообразные мнения.