Отчаяние

«Отчаяние» иногда называют финальной частью трилогии Набокова, объединённой немецкой темой. Первые две книги, «Король, дама, валет» и «Камера обскура», я читала пару лет назад и не помню подробности, но, по моим ощущениям, последний роман отличает более глубокое погружение в сознание главного героя. Если в первых двух произведениях Набокова больше действий, здесь всё сконцентрировано на внутреннем мире персонажа, все события читатель видит исключительно его глазами. Текст книги представлен как рукопись повести-исповеди, которую пишет главный герой, временами обрывая собственный ход мыслей и отвлекаясь от главной линии повествования.
Название отражает основной нерв произведения: оно действительно мрачное и уничтожающее веру в человека.
Герман Карлович - эмигрант, живущий в Берлине с женой Лидой. Он занимается торговлей шоколадом, но дела его в последнее время идут неважно. Девятого мая 1930 года главный герой приезжает по делу в Прагу, где случайно замечает на улице спящего бродягу Феликса. С этого момента в голове внешне респектабельного бизнесмена начинает зреть «гениальный» план…
Герман на протяжении мучительного монолога или, скорее, своеобразного диалога с читателем демонстрирует полное безразличие к окружающим его людям и исключительную фиксированность на собственной персоне. Набоков, конечно, умеет рисовать подобных персонажей (та же Магда из «Камеры обскура», хотя её такой, вероятно, сделало прошлое).
Можно даже подумать, что Герман специально пестует в себе хладнокровный эгоцентризм, предвкушая эффект, который он должен произвести. Вспоминая события, по всей видимости, недавнего прошлого («не я пишу, — пишет моя нетерпеливая память»), он не старается оправдаться. Отношение героя к своим потенциальным читателям-зрителям («высшая мечта автора: превратить читателя в зрителя…») противоречиво: он презирает «чернь» и одновременно жаждет убедить непросвещённую публику в своём «таланте». Для Германа важно показать читателю, что он вовсе не заурядный преступник, которого волнует только бубновый интерес. Нет, он прежде всего художник, творец, который задумал идеальное преступление (как там говорилось в известной песне, «моих грехов разбор оставьте до поры, в оцените красоту игры»). Герман верит, что его сумеречные мечтания не пресны, а наполнены энергией и творческим порывом.
И наверное, недаром в начале книги Герман сообщает о печальном пророчестве: ему когда-то, ещё в Москве, предсказали, что он кончит в сумасшедшем доме…

Темы сходства, раздвоения и зеркального отражения наполняют весь роман. Каким должно быть соотношение, пропорция между различиями и сходными чертами, чтобы мы решили, что эти два субъекта похожи? И насколько такое суждение может быть объективно? Люди, как правило, видят то, что хотят видеть, и способны начисто не замечать всё то, что их не устраивает, противоречит их «картине мира». Не случилось ли нечто подобное с нашим героем, который слишком увлёкся поиском сходства и, не потеряв физического зрения (как это случилось с Кречмаром из «Камеры обскура»), утратил способность видеть?
Один из персонажей романа говорит, что «художник видит именно разницу, а сходство видит профан».

Что же остаётся сделать герою в конце, как ни перечитать написанное и придумать заглавие для своей невесёлой истории.

Я стал читать, — и вскорe уже не знал, читаю ли или вспоминаю, — даже болeе того — преображённая память моя дышала двойной порцией кислорода, в комнатe было ещё свeтлeе оттого, что вымыли стекла, прошлое моё было живeе оттого, что было дважды озарено искусством. Снова я взбирался на холм под Прагой, слышал жаворонка, видeл круглый, красный газоём; снова в невeроятном волнении стоял над спящим бродягой, и снова он потягивался и зeвал, и снова из его петлицы висeла головкой вниз вялая фиалка. Я читал дальше, и появлялась моя розовая жена, Ардалион, Орловиус, — и всe они были живы, но в каком-то смыслe жизнь их я держал в своих руках. Снова я видeл жёлтый столб и ходил по лeсу, уже обдумывая свою фабулу; снова в осенний день мы смотрeли с женой, как падает лист навстрeчу своему отражению, — и вот я и сам плавно упал в саксонский городок, полный странных повторений, и навстрeчу мнe плавно поднялся двойник...

Язык Набокова традиционно вкусен и самобытен.
Как оказалось, по мотивам «Отчаяния» в 1978 году был снят фильм.

Набоков. Такой Набоков. ''Свет очей моих''. И по-другому не скажешь. Очередной роман, очередная литературоведческая головоломка, - я бы вообще скорее отнесла эту вещь Набокова к жанру литературоведческих экспериментов, а не художественному произведению как таковому. Несомненно, тут есть какой-никакой сюжет, герои вполне себе традиционны, однако…''Отчаяние'' – многослойная луковица, которую пытливому читателю предстоит очистить и насладиться: угадывая, расшифровывая текст и радуясь, когда код найден.

Хочу сначала отметить две параллельные плоскости в романе, которые, несмотря на все законы геометрии, все-таки пересекаются: первая – процесс сочинения романа, в котором должны быть – обязаны – сломаны все стереотипы ранее написанных произведений ( тут и пародия на Достоевского, и Конан Дойля); второе – сам сюжет и история двойников, раздвоения психики, сама идея ''двойниковости'' выступает как Замысел романа. И вот эти две плоскости в конце грандиозно пересекаются в безумии Германа. Герман...А вот ещё одна зацепочка для раскодировки ''Отчаяния'': Герман - наполовину немец и наполовину русский. И ключом становится, пожалуй, самый уважаемый писатель у Набокова – Пушкин и его ''Пиковая дама'', которая, кстати, послужила для Достоевского источником основных идей при написании ''Преступления и наказания'' ( Ф.М. считал Пиковую даму – одной из вершин русской литературы). Мотивы преступления, воплощение и особенно сумасшествие Набоковского Германа в конце романа – реверанс в сторону Пушкина и ключ ко всему роману. Набоковский Герман оказывается двойником Пушкинского. Опять всплывает тема ‘’двойниковости’’. Самое удивительное, что Герман - самый что ни на есть набоковский герой. И сам роман - традиционно набоковский.

Но Набоков не был бы Набоковым, если бы не зашифровал ещё несколько кодов: это магия цифр и дат в романе. Есть превосходная статья Труфановой И.В. ''Даты и цифры в романе В.В. Набокова ''Отчаяние''. И ещё на одну аллюзию обращу внимание: Данте. В самом начале романа Герман, как и герой Данте, восходит на холм (где он впервые встречает Феликса), который и становится для Германа началом спуска в преисподнюю греха (замысел, подготовка и исполнение преступления). Он питается этим грехом, смакует его, чтобы в конце пути сойти сума. Исчезнуть. Раствориться.

Набоков может читаться не только на уровне повествования, но, может быть, наиболее эффективно – на уровне рекуррентных мотивов, аллюзий к чужим текстам и любимых им словесных игр. В ткани его текстов следует замечать не только нити основы, разворачивающей сюжетное повествование, но и поперечные нити, с помощью которых ткется тонкий узор иного порядка. Читая на микроуровне сквозным образом его тексты, мы обнаруживаем ключевые мотивы и узнаем контуры разнообразных и более глубоких историй.

Из статьи ''Сок трех апельсинов'' Сендерович С.

Кто там говорит, что за словесной игрой у Набокова ничего нет? Есть и очень много, только нырять придётся глубоко. А в этом романе ещё и проследить творческий процесс написания самого произведения :)

Дeйствительно, мeсто было глухое. Сдержанно шумeли сосны, снeг лежал на землe, в нем чернeли проплeшины… Ерунда, — откуда в июнe снeг? Его бы слeдовало вычеркнуть. Нeт, — грeшно. Не я пишу, — пишет моя нетерпeливая память. Понимайте, как хотите, — я не при чем. И на желтом столбe была мурмолка снeга. Так просвeчивает будущее. Но довольно, да будет опять в фокусe лeтний день: пятна солнца, тeни вeтвей на синем автомобилe, сосновая шишка на подножкe, гдe нeкогда будет стоять предмет весьма неожиданный: кисточка для бритья.

Давно не читала русской классики и прям поняла, что соскучилась! А уж то как пишет Набоков это отдельное удовольствие для меня. Обожаю его стиль, его игру со словами, его литературные выверты, несмотря даже на то, что порой от всего этого веет некоторым чувством превосходства и снобизма, ну да ладно, я готова ему это простить, ибо интересен он мне исключительно как автор, а что уж он там за человек был... Имхо, но если читать только авторов, которые приятны тебе как люди, читать в той же классике лично мне будет почти что и нечего) А так получила огромное удовольствие, практически проглотив этот небольшой роман о двойниках, зеркалах, преступлении и психическом расстройстве.

И снова Германия, страна ставшая или так и не ставшая новой родиной для огромного количества российских эмигрантов, бегущих от нового строя и новой власти. Герман Карлович, наш гг, человек необычный, ну, по крайней мере сам он себя таковым считает, возвышаясь над всем этим сбродом и чернью его окружающей. Жену Лиду он иначе чем наивной дурочкой и не называет, ее двоюродного брата Ардалиона, художника, любящего пропустить стаканчик-другой-третий, считает неудачником, и такими титулами он награждает практически всех, кого встречает на своем жизненном пути. Куда им всем до него! Вот он! Он, конечно, непризнанный гений, хотя толком и сам не может объяснить природу своей гениальности.

В один роковой день, путешествующий по Европе по делам фирмы, Герман натыкается на бродягу, человека без определенного рода деятельности и места жительства, но как две капли воды похожего на самого Германа, в чем тот видит знак судьбы, дающей ему шанс изменить свою жизнь к лучшему. С этого момента он одержим своим двойником и тем, как это можно использовать, в его голове созрел гениальный, по его мнению естественно, план преступного обогащения. И хотя сам он, будучи в диком восторге от самого себя, о деньгах упоминает лишь вскользь, пытаясь уверить потенциальных читателей (да и себя, пожалуй), что суть не в этих низменных бумажках, суть в его необычайном уме и хитрости, в том, как ловко и умело он все устроил, я лично ему не верю. Просто натура такая, которая не может признать, что и им, как и миллионами других людей, двигают столь банальные вещи как материальные блага.

Отсюда и попытка записать историю своего гениального преступления, дабы показать всему миру, как он, Герман, хорош, умен, неповторим итд итп Именно его глазами мы видим происходящее, его ушами слышим других действующих лиц, его словами создаются сцены и задники происходящего спектакля. Но даже такая техника не позволяет ему скрыть свое нутро, свое истинное лицо, все равно все проступает на поверхности, просачивается между строк и приводит к трагическому (для Германа опять-таки) финалу. И я считаю, что его трагедия не в том, что из-за раскрытия преступления ему грозит тюрьма, а то и что похуже, а в том, что никто так не то что не оценил масштаб его гения, но даже наоборот, разглядел в произошедшем форменную глупость. Сможет ли он теперь жить с этим? Сможет и дальше убеждать себя в совей нетаковости? Далеко не факт... И пронизанная с самого начала истерическими нотками, отдающая нарочитой достоевщиной история героя в конце показывает нам человека, назвать которого психически здоровым у меня лично язык не повернется.