Об обществе

Существует ли сейчас спрос на патриотизм?¹

Год 2014-й, хотя и не имеет официального статуса Года истории, обещает сделать тему прошлого первополосной. 100 лет Первой мировой войны – достойный повод еще раз поговорить о «нормальной» науке истории, мифах, патриотизме, госзаказе и правдивых учебниках. Эти темы «Российская Газета» обсудила с министром культуры РФ Владимиром Мединским.

– Война 1812 года только через 25 лет после завершения была объявлена Отечественной. Причина – спрос власти на патриотизм, на героическое прошлое в угоду политической конъюнктуре. Должна ли власть использовать историю в своей текущей политике?

Владимир Мединский: «Должна или не должна использовать» – такая формулировка вопроса уводит в сторону. Реалии современного мира таковы, что любая суверенная власть так или иначе проводит свою историческую политику, то есть, выражаясь вашим языком, «использует историю» в своих интересах. Государство, чья элита отказывается от целенаправленного воздействия на общественное сознание (историческую память), неизбежно отказывается от части собственного суверенитета. Конечно, государство может этим не заниматься – но тогда историей будет заниматься кто-то другой, кто угодно и под любым углом. А у людей будет в голове либо вакуум, либо мусор. Потому что когда тебе в одно ухо говорят, что Александр Невский – герой, а в другое – что он коллаборационист, то, учась в 6-м классе, очень трудно сделать сознательный вывод.

Что касается «спроса на патриотизм» и героическое прошлое, то это фундаментальный, связанный с необходимостью продления своего исторического бытия запрос любого жизнеспособного общества и любого устойчивого государства. Исключая, конечно, те страны, элиты которых лишены политической и иной субъектности. Такое случается в провинции, колонии других более мощных держав.

– В годы войны из исторического небытия (поскольку многие из этих фигур не присутствовали даже в школьных учебниках) были извлечены персонажи Петра Первого, Ивана Грозного, адмирала Нахимова, Александра Невского… Возник феномен использования уже не истории как таковой, а художественных образов. Получилось, что целые поколения учили историю не столько по учебникам, сколько по фильмам, книгам, спектаклям. Результат – двойное искажение истории: сначала события прошлого подлаживаются под конъюнктуру, а затем «пропускаются» через вымысел, пусть даже художественный.

Владимир Мединский: Все эти исторические персонажи вовсе не были в «историческом небытии», их не исключали из школьных учебников. Что касается кино, в частности, то двухсерийный фильм «Петр Первый» по роману А. Толстого был снят в 1937-1938 годах, фильм Эйзенштейна «Александр Невский» – в 1938-м. «Суворов» – тоже довоенный фильм, его премьера состоялась в январе 1941 года. А был еще фильм 1939 года «Минин и Пожарский»… Эти фильмы снимались на основе романов и повестей, изданных советскими писателями в 20-30-е годы. Пресловутый сталинский «поворот к истории», к русскому патриотизму произошел вовсе не после начала Великой Отечественной войны, как у нас любят говорить и писать, а в середине 30-х.

Что касается упомянутого «феномена», то он имеет вневременной характер – в любые эпохи и при любом режиме. И при царе было то же самое – роман Льва Толстого «Война и мир» оказал на господствовавшие в обществе представления о войне 1812 г. гораздо большее влияние, чем все исследования тогдашних историков вместе взятые.

При этом не надо думать, что образы наших великих предков или судьбоносных для страны событий, «пропущенные» через кино или спектакли, обязательно подвергаются такому дополнительному искажению и мифологизации. Вовсе нет. Политическая конъюнктура, о которой вы говорите, сказывается в первую очередь на проблеме отбора презентуемого обществу содержания – заказываются и снимаются фильмы о Минине и Пожарском, о Суворове (как это было накануне войны с Германией), а не о любовниках Екатерины II или меценатстве русской буржуазии конца XIX века. При этом сами художественные произведения могут весьма достоверно воспроизводить ту или иную историческую эпоху или конкретные исторические факты. Так, например, сценарий фильма «Александр Невский» был подвергнут жесткой критике специалистом по истории Древней Руси академиком Тихомировым и дважды перерабатывался.

– Возможно ли точное историческое знание? Вообще, история – наука точная или не точная? Чаще всего она сводится к субъективным трактовкам тех или иных событий прошлого. Может ли такой конфликт, такое столкновение трактовок считаться наукой?

Владимир Мединский: Любое знание, в том числе историческое, – точное. Другое дело, что «истории как она есть», «истории без идеологии» не существует. Любой исторический нарратив – это не случайный набор дат, имен и событий, это всегда выстраивание их в какой-то причинно-следственной связи, исходя из определенной позиции. Любое повествование приписывает соответствующие значения (смыслы) включенным в него элементам, и эти смыслы из истории неустранимы. На этом основании кое-кто пытается отказать истории в праве считаться наукой, и постулирует «равноправность» всех исторических позиций, мнений и интерпретаций. Это – постмодернистская чушь. Дискуссии в экспертном сообществе историков-профессионалов, как и в любом другом научном сообществе, ведутся в определенных, строго очерченных рамках, задаваемых общепризнанными на данный момент времени, «доказанными» теоретическими положениями и утверждениями по поводу тех или иных фактов, явлений, процессов. Точки зрения, выходящие за эти рамки, отвергаются и маргинализируются точно так же, как это происходит в любой другой «нормальной» науке – идет ли речь о физике или естествознании в целом. Поэтому большинство «конфликтов», как вы выразились, на деле представляют собой борьбу за общественное сознание. Эти дискуссии – как раз отражение политизации истории, ее использования в интересах текущей политики – по сути, в интересах пропаганды. Собственно к науке содержание этих дискуссий, как правило, отношения не имеет.

– Что вы скажете тем, кто считает, что история – не более чем набор мифов, а новые трактовки это всего лишь новые мифы, приходящие на смену старым? Мифологизация – процесс естественный и неизбежный или результат чьей-то «злой воли»?

Владимир Мединский: В массовом, в общественном сознании история и не может существовать иначе как набор мифологизированных, образно-символических представлений, и это нормально. Накопленное наукой знание лишь опосредованно связано с этой системой образов. Другое дело, что в интересах конкретного государства или общества разрыв между этими двумя системами должен быть минимальным – наше историческое самопознание не может строиться на неадекватных, ничего общего с реальностью не имеющих мифах. Ведь историческое сознание может быть как источником силы, так и источником слабости народа. Необходимые для движения в будущее ответы на вопросы: «Кто мы?» и «Куда мы идем?» невозможны без ясного понимания собственной истории. Мы заинтересованы в том, чтобы исторический фундамент, на котором строится наше понимание прошлого, а значит, проектирование будущего, был твердым и объективным. Разрушение позитивного образа исторического прошлого СССР в 1980-е – начале 1990-х стало одной из ключевых, если не ключевой предпосылкой его распада. В результате было подорвано доверие граждан к институтам государства, произошла девальвация общих ценностей, была утрачена историческая перспектива. Как закономерный итог – распад государства.

– Можно ли воспитывать патриотизм на примерах не самых светлых страниц истории? Допустимо ли вообще такое словосочетание, как «историческая политика», неизбежно подразумевающее вмешательство государства в историческую науку и ее производные (учебники, пособия, журналы, художественные произведения)? Не приводит ли госрегулирование в такой чувствительной и индивидуализированной сфере, как история, к расколу общества, хотя в идеале история должна общество сплачивать?

Владимир Мединский: Главным результатом того, что мы называем «патриотическим воспитанием», должно быть формирование чувства сопричастности своей стране и ее истории, уважение к предкам, а вовсе не бездумная преданность существующему политическому режиму. Лучше всего соответствующая гражданская позиция выражена еще Пушкиным: «Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора – меня раздражает, как человек с предрассудками – я оскорблен, – но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал…»

Поэтому любая национально ориентированная историческая политика нацелена на исключение из публичного дискурса глумливых, ернических, оскорбительных для памяти предков трактовок любых страниц истории – как героических, так и трагических, или, как вы выразились, «не самых светлых».

Что касается раскола общества, то он не выгоден никому – ни государству (власти), ни его гражданам. Так что и в этом вопросе противопоставлять интересы государства и общества ни к чему. «Госрегулирование» в этой сфере должно быть как раз нацелено на консолидацию, а не на стравливание людей между собой по идеологическим, этноконфессиональным или каким-то иным основаниям. Распознать, вычленить и, в конечном счете, маргинализировать обладающие конфликтным потенциалом, разрушительные для формирования общегражданской идентичности политизированные, тенденциозные версии истории – прямая задача не только отвечающих за проведение «исторической политики» госструктур, но и гражданского общества в целом. Если, конечно, речь идет о действительно суверенном государстве (а не о чьей-то колонии) и настоящем гражданском обществе, а не его «болотной» имитации.

– На постсоветском пространстве возникло 15 национальных историй, все более расходящихся в принципиальных оценках прошлого. Как все это сказывается на интеграционных процессах? Не мешает ли им активная реабилитация советского периода в России? А заодно – не способствует ли эта реабилитация расколу российского общества?

Владимир Мединский: Прежде всего, никакой «реабилитации» советского периода в современной России не происходит. Никто не собирается замалчивать или утаивать от общества «темные страницы» советской истории. Кроме того, реабилитация нужна в отношении осужденных, что же касается СССР, то мечта наших либералов организовать над нашей страной «второй Нюрнберг», к счастью, реализована не была.