Отзывы на книги автора «Владимир Маяковский»

Кому неизвестно это имя - Владимир Маяковский! Его стихи бьют наотмаш, выворачивают наизнанку, их ломанные строфы и необычные образы впечатываются в память. При этом, за исключением школы я его почти не читала, но решила исправить это упущение с данным сборником. И оказалось, что многие строки мне знакомы, потому что строки из них ушли в народ.
Сборник состоит из 14 стихов для детей, в том числе таких известных, как "Что такое хорошо...", "Что ни страница...", тут правда иллюстраций не хватило, и "Кем быть?" - это оттуда строки: я бы в ___ пошёл, пусть меня научат. Но вот некоторые из этих стихов меня не впечатлили, автор явно старался удержать себя в рамках и вместо привычной фантасмагории упирал в нравоучения.
Вторая часть сборника посвящена стихам взрослым (их 19) и это просто шедевры, но и из них хочется особенно выделить "А вы могли бы?", "Послушайте!", "Хорошее отношение к лошадям" и, конечно, "Облако в штанах", из которого просто невозможно удержаться и не поцитировать.

а самое страшное
видели —
лицо мое,
когда
я
абсолютно спокоен?
*
Я раньше думал —
книги делаются так:
пришел поэт,
легко разжал уста,
и сразу вдохновенный простак —
пожалуйста!

А оказывается —
прежде чем начнет петься,
долго ходят, размозолев от брожения,
и тихо барахтается в тине сердца
глупая вобла воображения.
*
а во рту
умерших слов разлагаются трупики,
только два живут, жирея —
«сволочь»
и еще какое-то,
кажется — «борщ».
*
Видите — спокоен как!
Как пульс
покойника.
*
Детка!
Не бойся,
что у меня на шее воловьей
потноживотые женщины мокрой горою сидят,—
это сквозь жизнь я тащу
миллионы огромных чистых любовей
и миллион миллионов маленьких грязных любят.

Завершают сборник две пьесы: Владимир Маяковский и Клоп. В первой из них я ничего не поняла, но мне понравилось) Пьеса в двух действиях и стихах, напряжением так и хлещет, полна персонажей, но не людей, а образов, среди которых главный - образ поэта. Которому очень нравится своё имя-фамилиё. Есть ещё старик с кошками - кто это? Смерть? Бог или наоборот? Чей ли то ещё образ - непонятно. Ещё целая толпа странных человек с чем-нибудь или без чего-нибудь. Среди них промелькнул Обыкновенный молодой человек, слова которого были самыми понятными - он их просил не бузить и дать ему пожить спокойно. А остальные беспокоились, бурагозили, за что-то страдали, к чему-то стремились, очень красиво и образно выражались. Прямо дрожью пробирает, но я видно совсем из другого времени или непонятливая слишком.
Клоп более понятен, к тому же, за небольшим исключением, написан в прозе. Первая часть напомнила шедевральную короткометражку "Не может быть!", точнее её часть про свадьбу. А потом всё завертелось и стало фантастикой, завершившейся прекрасным абсурдом. Всё очень доступно и смешно.

Да нет, не буду скрывать: в свое время я с упоением читала и это:

Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише, ораторы!
Ваше
слово,
товарищ маузер.
Довольно жить законом,
данным Адамом и Евой.
Клячу истории загоним.
Левой!
Левой!
Левой!

, и вот эти строки залихватски декламировала с различных сцен:

Я волком бы
выграз
бюрократизм.
К мандатам
почтения нету.
К любым
чертям с матерями
катись
любая бумажка.
Но эту...

Оооо!... С каким азартом, куражом я перекатывала на языке слова - хлесткие, смелые, точные!... Как я любила подчеркивать рваный ритм, необычную мелодику стиха... Как хотелось идти вперед, вперед, вперед - к...комунизму?!
Очень любила читать эти стихи!!! Очень!!!

...А потом другое меня сразило. И увидела другого Маяковского.
Да, по-прежнему крупного, сильного, смелого, широко шагающего, громко говорящего... Но теперь еще и ранимого, тонко чувствующего, мечущегося...
Сначала, конечно, это:

Послушайте!
Ведь, если звезды зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?...

и это:

...Подошел и вижу -
За каплищей каплища
по морде катится,
прячется в шерсти...
И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
"Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте -
чего вы думаете, что вы сих плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь"....

Потом убило наповал это письмо Лиличке:

...И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа...

И потом много, много всего - очень личного, очень точного, во многом необычного и незаезженного...
Неразрывно связанного с самой судьбой поэта. Такой же рваной и обожженной, как и его стихи...
И я понимаю его слова. обращенные к нам:

...Грядущие люди!
Кто вы?
Вот — я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души.

/И только маленьким червячком свербит где-то сбоку...портя всё впечатление от любимого и зачитанного... Вот зачем, зачем он писал подобное этому: "Я люблю смотреть, как умирают дети. ...." ??? Что это??? Желание эпатировать публику??? Вызывает тошнотворный осадок... Я читала много рассуждений и споров на эту тему. Вот тут, к примеру, то, что меня более-менее устраивает (там и в самом начале, и чуть позже, где говорится, что мол, первая строка - от имени Отца Создателя, а остальное - от лица лирического героя). И все равно..../

В сборник вошли очерки, статьи, письма, некоторые стихотворения связанные с впечатлениями от поездок поэта заграницу в 20х годах,
Париж, Берлин, некоторые другие европейские города, а также Мексика и США.
Книгу предваряет вступительная статья написанная отвратительным, недостойным Маяковского стилем: снисходительным и к читателям, и ко всему, автор статьи будто извиняется, что ее пишет. Лучше б этой статьи не было вовсе, чем читать такое. Постаралась поскорее ее забыть и обратилась к Маяковскому.
В таких записках о впечатлениях, письмах, мне кажется, можно насколько возможно приблизиться к пониманию Маяковского - человека.
И так хорошо, что начинается все с автобиографии «Я сам». Очень короткой, но очень ёмкой.
(Моему сыну бы понравилась: он всегда выступает за краткость.) Автобиография написана в 22м году, потом дописана в 28м для собрания сочинений. О первых впечатлениях детства, и важных вехах становления как поэта и как гражданина.
Потом статьи и очерки о поездках заграницу. Встретиться с русскими там, а там и тогда было очень много людей. И не все уехали с проклятиями.
Главные моменты, на которые обращает поэт внимание в поездке: встречи с русскими людьми, выступления; изобразительное искусство, театр. Ну и в целом устройство жизни.

Мне понравились размышления об искусстве. И правда после всплеска начала века, всё немного заглохло, застопорилось, художники продолжают использовать то, что придумали в период наибольшего расцвета. «Для стройки новой культуры необходимо чистое место… Нужна октябрьская метла» ну, если не метла, то важная перестройка общественной жизни, что и случится, но позже.
И новое свежее небывалое творят как раз в советской России, пока ещё. На волне энтузиазма, от того, что получилось, что идея претворяется в жизнь.
Во всем корпусе записей чувствуется эта важность идеи и дела, которое занимает поэта, а все остальное: встречи, речи, впечатления, это иной раз даже лишнее, мешающее.
Мне были любопытны заметки именно о дороге, чиновниках, дорожных впечатлениях, поездах, 18ти днях моря. Например, понятно, из каких впечатлений появилось стихотворение о советском паспорте.
И про 18 дней открытого океана (для сухопутного человека очень много), З класса пассажиров описано ярко, точно и по-Маяковски остроумно.
Вообще Маяковский влюблял меня в себя с каждой строкой всё сильнее. Чувствую, что был человек невероятной силы обаяния и силы духа.
Очень тронули заметки о бое Быков в Мексике:

«Единственное, о чем я жалел, это о том, что нельзя установить на бычьих рогах пулеметов и нельзя его выдрессировать стрелять.»

Вот да! То, во что превратились игры жрецов прошлого к ХХ веку ужасает нормального человека.
Позабавило об изменении облика Нью-Йорка:

«Тридцать лет назад В. Г. Короленко, увидев Нью-Йорк, записывал:«Сквозь дымку на берегу виднелись огромные дома в шесть и семь этажей…»Лет пятнадцать назад Максим Горький, побывавши в Нью-Йорке, доводит до сведения:«Сквозь косой дождь на берегу были видны дома в пятнадцать и двадцать этажей».Я бы должен был, чтобы не выходить из рамок, очевидно, принятых писателями приличий, повествовать так: «Сквозь косой дым можно видеть ничего себе дома в сорок и пятьдесят этажей…» А будущий поэт после такого путешествия запишет:«Сквозь прямые дома в неисследованное количество этажей, вставшие на нью-йоркском берегу, не были видны ни дымы, ни косые дожди, ни тем более какие-то дымки».»

И ведь так оно и есть. Интересно, достигли ли небоскрёбы Манхеттена своей предельной высоты, или в будущем вырастут ещё?
Важны впечатления от посещения Детройта и Чикаго, городов - тружеников, не блестящий фасад капитала, а скопище пролетариата. И ясно видны попытки капитала защититься от распространения революции на новые территории, успешные, как выяснится позже попытки. А также о том, что расовая проблема для многих важнее классовой и это тоже на руку капиталистам.
В общем, чудесный сборник, чтобы вспомнить прошлое, и поразмышлять о будущем. Ибо многое повторяется на новом витке истории, а многому ещё предстоит повториться.

Как читать?

Главное – смело попускайте первую часть; в общем, все, что касается всяких там битв на аэропланах, имеющих место быть в 2125 году. Просто не читайте. Скучно. Начинать надо сразу с II. Будущий Быт, со строки: Комната – это, конечно, не роща. Там уже не оторветесь, даже если захотите. Перефразируя Ленина: не знаю, как насчет политики, но поэтически это просто замечательно!

О чем говорится?

В общем, классическая коммунистическая утопия. Все работают и все счастливы, так как работают не из-под палки. Да и рабочий день длится всего лишь четыре часа – чем не счастье? В остальное время хошь учись, хошь стихи слушай, хошь в футбол играй (то бишь в какой-то летательный вариант футбола – нечто похожее на квиддич). Дети порхают с нянями в саду , квартира просторная, готовкой себя мучить не надо – коммунизм, одним словом! Милиция, и та вежливая – а это уж точно утопия во плоти!

Как относиться?

Ну, как относиться? – ключевой вопрос социализма-коммунизма, как я уже отмечал в другом месте (здесь и здесь ) – это, естественно, вопрос о природе труда. Повторяться не буду. Скажу лишь, что если в утопии имеет место всеобязательный нормированный рабочий день, то пусть он длится и четыре часа (хотя и это утопия), мне лично все с этим обществом уже понятно. Это называется не общество, в котором все личности развиваются разносторонне, а общество – капут творческому началу человека. Никаким творчеством после работы заниматься нельзя. Надо или чтобы работа была творчеством (но летающий пролетарий у Маяковского занят вовсе не творческим, а самым необходимым производственным трудом, - он у нас искусственное молоко из облаков гонит), либо надо всячески от работы бежать. Да и само стремление максимально сократить длительность рабочего дня ясно говорит о природе этого (общественно-необходимого) труда, а именно о том, что человек хочет от него поскорее избавиться. Но ведь и суть коммунизма именно в том и состоит, чтобы не было этого противопоставления – труда, с одной стороны, общественно необходимого, а с другой – творческого, да и сам Маяковский пишет:

У нас пока — различные категории занятий.
Скажем — грузят чернорабочие, а поэзия — для духовной знати.
А тогда не будет более почетных и менее…
И сапожники, и молочницы — все гении.

Да, сам он пишет, но вот не очень понятно – они гении как сапожники, или они могут быть и сапожниками, а заодно и поэтами? Маркс-то скорее о втором говорил. Ведь иначе получится, что поэты, так сказать, отлынивают от общественно-обязательного труда - и что каждый опять является рабом своей специальности. Нет, коммунизм именно предполагает, что каждый с утра гений как сапожник, а вечером – как поэт. Ну и в итоге получается классика : «Ведь, кроме того, каждый актёр должен где-то работать. Нехорошо, если он… неправильно, если он целый день, понимаете, болтается в театре! Ведь насколько Ермолова играла бы лучше вечером, если бы она днём, понимаете, работала у шлифовального станка». Подумаешь, часика четыре у станка постоит – не беда. Ан нет, - беда. Так что не вдохновляет меня эта утопия. Поэтически вдохновляет, по сути – нет. И все-таки поэзия перевешивает, так что читать однозначно стоит!

Ух, как же Маяковский ненавидел мещанский быт!

Скорее
головы канарейкам сверните -
чтоб коммунизм
канарейками не был побит!

И бюрократизм.

Я волком бы
выгрыз
бюрократизм.
К мандатам
почтения нету.

И вообще всё то, что встаёт на пути коммунизма. Он искренне верил, что через 50 лет, как в "Клопе", или через 100 лет, как в "Бане", наступит Оно: счастье, благоденствие, процветание, равенство и т.д. и т.п. - если приложить максимум усилий. Однако, в третьем действии "Бани" есть гениальная сцена, где режиссёр и труппа театра на репетиции показывают "начальству" в лице Победоносикова "символистическую картину":

Выше вздымайте ногу, симулируя воображаемый подъем. [...] Мужской свободный состав, сбрасывайте воображаемые оковы, вздымайтесь к символу солнца. Размахивайте победоносно руками. Свобода, равенство и братство, симулируйте железную поступь рабочих когорт. Ставьте якобы рабочие ноги на якобы свергнутый якобы капитал.
Свобода, равенство и братство, делайте улыбку, как будто радуетесь. [...]

Блестящая, по-моему, иллюстрация того, что происходило со страной в течении многих десятилетий 20-го века: якобы коммунизм с якобы свободой и якобы равенством. Возможно, и сам Маяковский понимал всю утопичность идеологии, когда писал эти пьесы; понимал, что целиком избавиться от "клопов" и главначпупсов современности не удастся никогда, а следовательно, и идеалистическое будущее с фосфорическими женщинами отодвигается на неизвестное расстояние. По всей видимости, это его глубоко угнетало и, вкупе со сложной личной жизнью, а также чувством непринадлежности данной эпохе ("родился не в то время, не в том месте"), сподвигло на самоубийство.
Нажав на курок маузера, Маяковский попал таки в будущее, осуществил идею-фикс ("Время, вперёд!"), о которой писал в "Клопе" и "Бане": но не в конкретный год, а расщепился в каждый момент времени, а именно попал в наши книги и умы. Перейдя, тем самым, из футуризма (будущее) в этернализм (вечное).
Вот если сейчас начитаться Маяковского и начать вершить, устранять Присипкиных и Победоносиковых, это будет кому-нибудь надо? Какая разница, каковы машинисты и кондукторы, если поезд никуда не едет. Советский локомотив стремился в светлое грядущее, а нынешний стоит в депо.

Даже не знаю, какую пьесу я люблю больше, обе великолепны! И пускай у автора на поверхности лежит "что такое хорошо, и что такое плохо", у пьес нет двойного дна - как же они бьют в точку каждым словом! Маяковский, впрочем, всегда был прям и бесхитростен в поэтике, а брал своей оригинальностью, смелостью, напором и эпотажем. "Клоп" и "Баня" - плоть от плоти его вещи . Феерия, цирк, фейерверк, и не только! Пожалуй, "Баня" чуточку ярче: за счёт большего разнообразия событий и количества героев; да и отточив мастерство на "Клопе", В.В. "развернулся во всю" во второй пьесе.

Маяковский так себе фантаст и не претендовал (2030-й год уж скоро, а машины времени всё нет, не говоря уже про строй), а оратор, "горлан-главарь" распронаиглавнейший в нашей литературе. Но чтоб ещё и комик, и сатирик! Поистине глыба! Не поленюсь и прочитаю все "сто томов его партийных книжек"!

Allo!
Кто говорит?
Мама?
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
Владимир Маяковский

Любовная лирика серебряного века всегда считалась одной из самых образных и глубоких в литературе. Обожаю это время в поэзии. Такие чистые, искренние стихи, наполненные символичностью сказанного, пропитанные каким-то особым духом. Насыщенная, интеллектуальная поэзия. Но и веку нынешнему вполне есть что сказать. И эта книга – «Два века о любви» - представляет собой некую литературную дуэль. Или просто visavi?

Так что же такое любовь? И какой век знает о ней больше?

Любить – идти, - не смолкнул гром,
Топтать тоску, не знать ботинок,
Пугать ежей, платить добром
За зло брусники с паутинкой.

Вот так загадочно о любви говорит Борис Пастернак и век серебряный. И ему тут же, не мене образно и загадочно вторит Ирина Евса, век ХХІ:

Любовь смывается, как в гримерной
Лицо, под которым твой
Бескровный лик, ни живой ни мертвый,
Не мертвый, но не живой.

А если об отношениях попробовать сказать словами Марины Цветаевой?

Я – есмь. Ты – будешь. Между нами – бездна.
Я пью. Ты жаждешь. Сговориться – тщетно.
Нас десть лет, нас сто тысячелетий
Разъединяют. – Бог мостов не строит.

А Цветаевой тут же вторит Анна Аркатова:

Что делаешь, любимая?
Люблю.
А вечером?
Люблю еще сильнее.
А ты, любимый?
Я – тебя гублю.
Так искренно, так нежно…
Как умею.

Ваш ход – век, серебряный. И ваш выстрел, Сергей Есенин:

Берегись дыханья розы,
Не тревожь ее кусты.
Что любовь? Пустые грезы,
Бред несбыточной мечты.

Что может на это возразить Елена Касьян?

Любовь – это орган, внутренняя часть тела,
И там, где недавно еще болело,
Теперь пустота. Вот такие дела…
Любовь – это донорский орган, и я его отдала.
Не спрашивай, как я посмела.

Остро, очень остро. И еще по одному выстрелу. Так что же такое любовь?

Любовь – беспричинность. Бессмысленность даже, пожалуй.
Любить ли за что-нибудь? Любится – вот и люблю.
Любовь уподоблена тройке взбешенной и шалой,
Стремящей меня к отплывающему кораблю.

Так пишет о любви Игорь Северянин. Тройка… взбешенная и шалая… Какой красивый образ из прошлого. А образ современности? Послушаем Ларису Романовскую:

Эмоции – это такой наркотик.
Не любишь – уже ломает.
Мы все в он-лайне, мы все заходим,
В зону чужого вниманья.

Вот такая получилась дуэль. А кто победил? Решать читателю. Но, думаю, любой влюбленный читатель будет за ничью.

С двадцатилетними играет в жмурки,
С тридцатилетними играет в прятки
Любовь. Какие шелковые шкурки,
Как правила просты, как взятки гладки!
Легко ли в тридцать пять проститься с нею?
Легко. Не потому, что много срама,
А потому, что места нет нежнее,
И розовей, и сокровенней шрама.
Вера Павлова

Мы
тебя доконаем,
мир-романтик!
Вместо вер —
в душе
электричество,
пар.

Стихи поэтов Серебряного века - это моя особенная любовь. Поэтому пройти мимо данного издания я никак не могла, оно запало мне в душу с самого первого взгляда и темой, и оформлением.

Эти цвета, эта пыльная розовая нежность обложки, эти шрифты и бумага - всё в этом сборнике выглядит для меня почти что идеальным.

Причём - редчайшее счастье - в дополнение к прочим внешним достоинствам, обнаружилось так же, что хорош тут не только состав напечатанных имён, но даже выстроенная из них очередность. Она имеет свой особенный шарм, смысл и красоту.  Поэты не просто ссыпаны вразнобой или расположены по алфавиту, годам творчества или жизни. Тот, кто знаком с их судьбами, тот легко разглядит принцип по которому был собран сборник. Не знаю кто придумал подобное решение, но этот человек гений! Большое ему спасибо.

Самих стихов в сборнике не слишком много, всего по 10-20 штук для каждого поэта или поэтессы. Радует, это не всегда самые известные или популярные их творения. Это здорово.

По итогу - я осталась невероятно довольна этой книгой! Просто по максимуму. Даже вдохновилась взяться за всю серию целиком. Из двадцати двух книг на данный момент две у меня уже есть - Бодлер и «Серебряный век». Начало мини-коллекции положено. Очень хорошее начало!

Поэт, чьё творчество никогда не канет в лету.
Его не забудут, его не отменят, поклонники просто-напросто не позволят этому случиться.

Я не могу себя отнести именно к поклонницам его творчества, но у меня определенно есть несколько стихотворений из-под пера поэта, которые я безумно люблю и буду любить.

Наверное, я мало что смогу сказать нового именно о стихотворениях данного поэта, за столько лет сказано было очень многое, но что я действительно смогу сделать, это рассказать об этом потрясающем издании небольшого формата.

Очень красочного, лаконичного, состоящего из очень нежных оттенков. Также присутствует ляссе и покрытие софттач.
Для каждого ценителя творчества Владимира Маяковского данный сборник будет просто кусочком сокровища на книжной полке.

В него вошли самые значимые произведения поэта: "Послушайте!", "Лиличка!", "А вы могли бы?" и другие.

В общем, это потрясающий сборник, который я очень рекомендую.

Дорогой, дорогой, миллион раз милый и один раз и навсегда любимый Кисит.

Каждое найденное в Сети письмо Маяковского к Лиле Брик было для меня сущим праздником. Несколько десятков строк намного содержательнее, чем сотни страниц романов о любви. Нет, не так. Нескольких строк достаточно, чтобы показать целый мир. Мир Щена-Маяковского. А тут в одном из сборников его стихов напечатаны и письма к Лиличке!.. Да еще и стихи, какие подобраны стихи! Знает ли пост-советское пространство такого Маяковского?
Нежно и чувственно. Правдиво и честно. Любовно.

Я ужасно рад, что ты в письме к Эльке следишь за мной, чтоб я спал, чтоб вел себя семейно и скорей ехал дальше, - это значит, что я свой щенок, и тогда все хорошо

Получается, Любовь можно потрогать. И жить, очень хочется жить, если есть на планете такая Любовь.

Целую тебя обеими губами, причем каждой из них бесконечное количество раз