А мне чего-то вдруг стало его жаль – толстого, ленивого, обожравшегося, пушистого Кота Рудольфа… И его Бармена, которому пятьдесят два, а сердце у него как у двадцатилетнего. Только он им – этим сердцем – совершенно не пользуется. Во всем себе и своему сердцу отказывает. Не то что мой Шура Плоткин. Или вот Водила…