Глава первая

Максим Катанов принимал присягу в феврале 1992 года. В серой шинели и натянутой до ушей шапке, с автоматом на груди, дрожащим от волнения голосом он читал на морозе слова клятвы.

До армии он был кумиром девчонок. Красивый юноша с черными как смоль волосами и синими ангельскими глазами. Теперь от его длинных, как у музыканта, волос остался только короткий «ежик». Форма топорщилась на нем, в ней он казался тощим несуразным цыпленком. Марина, его девушка, наверное, подняла бы его на смех. Но она не приехала на присягу, поэтому не видит его. На присягу к нему приехала только бабушка, у которой он жил в последнее время. Родители его погибли в автокатастрофе год назад, и он переехал из Херсона в Грибовск.

За его спиной почти два месяца в «карантине» отдельного батальона особого назначения. Тяжело ему было, жуть как тяжело. С превеликим трудом выдерживал он тяжесть страшнейших физических нагрузок, ужасно страдал от лютого мороза на стрельбище и на броне боевой машины десанта. А ведь это только цветочки, ягодки еще впереди.

В случае войны его батальон должен выполнять особой важности боевую задачу. Ведение полномасштабной диверсии по объектам противовоздушной обороны противника: установка точечных наземных источников радиопомех, блокировка линий электропередачи, полная или частичная ликвидация боевого охранения, уничтожение радиолокационного и специального оборудования. И многое другое. Мелкими группами бойцы должны высаживаться в тыл врага на самолетах, вертолетах, даже с подводных лодок в аквалангах. Они, по сути, смертники. Надо ли говорить, что для выполнения подобных задач требовались высококлассные специалисты по диверсиям. Таким специалистом и предстояло стать Максиму. Он сам напросился в спецназ, хотя уже сто раз успел об этом пожалеть.

После присяги их разбросали по ротам. Он попал во вторую, «славную дедовскую», так называли ее солдаты между собой. А дедовщина здесь была будь здоров. В этом Максим убедился в первый же день.

После отбоя, когда офицеры разошлись по домам, молодых подняли по тревоге и выстроили в ровную шеренгу.

На середину казармы вышел «дед» в камуфляжных штанах, тельняшке и тапочках на босу ногу. В руке он крутил связку ключей на кожаном ремешке.

– Установка противотанковых заграждений! – посмеиваясь, объявил он.

Подталкиваемые «дедами» молодые вынесли на середину казармы несколько коек с панцирными сетками. Установили койки в ряд.

– Десантирование с «вертушки».

Два крепко накачанных жлоба в тельняшках подхватили на руки молодого солдата, высоко подняли его и швырнули брюхом на пол в проход между кроватями. Это называлось десантированием.

Максим не проронил ни звука, когда с высоты человеческого роста «десантировали» и его. Он не умел группироваться в падении и потому ударился больно. А попробуй возмутиться, сразу изобьют до полусмерти. И ничего потом не докажешь.

– Обкатка танком! – снова прогудел «дед».

Максима и других бедолаг затолкали под койки. И тут началось такое! «Деды» как оголтелые начали прыгать с койки на койку. Сетки прогибались под их тяжестью и доставали до спины. Это был сущий ад.

Отпустили ребят после полуночи, когда устали сами «деды».

Вторая ночь началась с пинг-понга. Максима согнули раком и изо всех сил наподдали по заду тяжелым табуретом. Он пулей полетел вперед и тут попал в руки второго «теннисиста». И снова удар по заднице. Хорошо еще копчик не сломали.

Третью ночь молодых заставляли ползать по казарме наперегонки. Последнего заставляли нырять в тазик с водой. Страшнее издевательства не придумаешь. Но Максима больше не трогали. А все потому, что он умел играть на гитаре и пел так, что заслушаешься. Пока все его товарищи ползали по натертому мастикой полу, он выбивал из гитары бравурный марш и нечеловеческим голосом орал: «Все выше, и выше, и выше!» Впрочем, это куда лучше, чем стирать пузо до крови.

Вдоволь наиздевавшись, «деды» скомандовали «отбой», и все молодые пулей разлетелись по своим койкам. Максим остался на своем месте. Ему велели играть и петь колыбельную из передачи «Спокойной ночи, малыши!». И он играл. Потом исполнял песни для души, о сопливой любви. Отпустили его, когда все «дедушки» заснули.

Молодых гоняли стадом по казарме не каждую ночь. Но Максим развлекал «дедов» всегда. В ту ночь он исполнял песни из репертуара «Кино».

– Капля крови на рукаве, – высоким хрипловатым голосом пел он, подражая Виктору Цою. – Мой порядковый номер на рукаве.

Его слушали внимательно, не перебивали.

– Пожелай мне удачи в бою.

– Во, бля, Бугай явился! – заорал кто-то.

В одно мгновение Максим был забыт. «Деды» повскакивали со своих мест и бросились к солдату, чья мощная фигура нарисовалась на входе у тумбочки дневального.

Максим взглянул на вошедшего. И вздрогнул.

Они с Мариной гуляли по городу, когда перед ними затормозила роскошная белая «Волга» тридцать первой модели. Из нее вышел молодой человек в темных очках и светлых брюках. Статный, приятной наружности, модно одетый. От него здорово пахло деньгами.

С другой стороны машины вышел высокий парень – косая сажень в плечах.

Марина посмотрела на него и захлопала глазами.

– Толик, – протянула она.

– Девятнадцать лет уже Толик, – не слишком любезно ответил парень и покосился на Максима.

– Ты вернулся? Совсем?

– В отпуск, – подойдя к ней, буркнул он.

Молодой человек в очках остался стоять у машины.

– Я рада, – она отступила на шаг.

– Рада, да не очень, – набычился он. – Я, понимаешь ли, в армии, а ты с каким-то хмырем любовь крутишь.

– Ты потише, – нахмурился Максим.

Его руки и ноги налились свинцом. Стало тяжело дышать. Телом завладел предательский мандраж, но он превозмог себя.

– А ты заткнись! Тебя, урод, не спрашивают!..

– Толик, ну не надо, – Марина встала между ними.

– Мне тут кенты накатали, что ты с этим козлом гуляешь. – Лицо у Толика стало красным от злости. – А ты ведь меня из армии ждать обещала.

Толик Бугаев был влюблен в Марину. Она сама об этом рассказывала. Бегал за ней по пятам. Жить, мол, без тебя не могу. Она его терпела, только в руки не давалась. А потом он ушел в армию. Думал, она будет его ждать. Но она никогда не принимала его всерьез.

– Я ничего тебе не обещала.

И это было правдой.

– Да неужели?

– Толик, уйди, я прошу тебя!

– Эх ты, а я-то думал… Сука!

– Она не сука! – Максим отодвинул Марину в сторону и встал лицом к лицу с наглецом.

– Да я тебя…

Максим ударил первым. Он бил Толика не глядя, по чему попало. Но кулаки достигали цели. Правда, удары были не очень сильными.

На какое-то время Толик даже растерялся от такой прыти. Не ожидал он подобного натиска от неоперившегося юнца с красивым словно у женщины лицом. Но когда оправился от неожиданности, Максиму пришлось туго. Сильный удар в солнечное сплетение согнул его в три погибели. Резкая боль, дышать невозможно. И тут же удар коленкой в лицо.

Максим упал на спину, но быстро вскочил. Все перед ним было как во сне. Только боль и шум в ушах напоминали о суровой реальности. Он надвигался на Толика, как зомби. Пытался достать его кулаком, но тут же мощный удар с прыжка в голову опрокидывал его на землю. Его били со страшной силой. По всем законам, он уже давно должен был валяться в отключке. Но он все поднимался и бросался на врага. И снова получал.

Где-то далеко-далеко отозвался вой милицейской сирены. И все прекратилось. Максима перестали бить, и он потерял сознание.

Очнулся он только в больничной палате. Рядом с ним сидела Марина. Лицо его было забинтовано.

– Напугал ты меня, глупый, – рука Марины прошлась по его волосам. – Два часа без сознания был. К счастью, переломов нет.

– И без того хорошо досталось.

Максиму трудно было говорить, болела выбитая челюсть.

– Нашел на кого с кулаками бросаться. Толик семь лет боксом занимался. Мастер спорта. И в спецназе служит уже целый год.

– Я правильно сделал, что врезал ему.

– Ты молодец, Макс. Только драться ты не умеешь.

– Научусь.

– Конечно, научишься.

Марина смотрела не на него, а куда-то в сторону. О чем она думает? Или о ком.

– И набью морду этому Толику.

– Толика милиция забрала. Тебя в «Скорую помощь», а его в милицейскую машину.

– А вот этого я не хотел.

В глазах у Максима не было ни тени злорадства.

– Но так вышло. Ничего, может, все обойдется.

– Все может быть.

– Ладно, я пошла, уже поздно, почти двенадцать ночи. Родители волнуются.

– Как же ты так поздно домой?.. Пошли вместе.

Чего он будет валяться в больнице, если у него ничего не сломано?

– Тебе нельзя. Да ты и не волнуйся за меня. Меня подвезут.

– Кто?

– Олег.

– Какой Олег? – нахмурился Максим.

– А тот, который с Толиком на «Волге» был.

Он вспомнил, как смотрела Марина на молодого человека в темных очках. Внутри что-то тоскливо сжалось.

Он и Марина любили друг друга. Он хотел жениться на ней, но она к замужеству не стремилась. А ведь им было хорошо вместе.

– Чего это он вдруг тебя подвозить вздумал?

– Я его не просила.

– Да какая разница, просила ты или нет? Я спрашиваю, почему ты едешь с ним?

– Макс, не будь ребенком, – Марина наклонилась к нему и легко коснулась губами его щеки. – Пока!

Максима ослепила вспышка ревности, но он сдержался, не дал воли чувствам. И вообще, его домыслы просто смешны и нелепы. Кроме него, Марине никто не нужен.

На следующий день к нему пришел молодой лейтенант из милиции. Еще совсем сырой, но чуть не лопается от важности. Чего ему надо?

– Вчера вас избил некий гражданин Бугаев. У вас, как я понял, сотрясение мозга.

Легкое сотрясение мозга, хотел поправить его Максим. Но промолчал.

– Налицо факт нанесения телесных повреждений. Если от вас поступит заявление, мы привлечем гражданина Бугаева к уголовной ответственности. Вы будете подавать заявление?

– Нет, – покачал головой Максим. – Я сам во всем виноват, полез на рожон.

– Да? Ну, тогда у меня к вам вопросов нет, – облегченно вздохнул лейтенант.

Видно, не очень-то хотелось ему возиться с «неким гражданином Бугаевым».

В тот же день Толика выпустили из камеры предварительного заключения, но в часть, где он служил, телегу накатали.

Только это было давно и как будто в другой жизни.

– Бугай из отпуска прикатил, – услышал он за спиной голос «деда».

Не все, значит, бросились обниматься с Толиком.

– Везет чуваку, – отозвался второй голос. – На конкурсе первое место взял, домой отпустили. А ведь «замполлитр», мать его за ногу, грозился его дальше ворот КПП не отпускать.

– Ну да, в прошлый раз он в отпуске хрена одного отмудохал. Еле-еле от ментовки отмазался.

Хрен – это он, Максим.

Столпотворение вокруг Толика пошло на убыль.

– Эй! – заорал на Максима кто-то. – Чего остановился? Играй!

– А у нас тут че, музыкант, блин на хрен, нарисовался? – загоготал Толик.

Он был, похоже, навеселе. Дослуживал последние месяцы, ему все можно.

– Да чувак тут один, козырно, бля, играет. Слушай, Бугай, да он же твой зема, гадом буду. Из Грибовска. Точно, из Грибовска!

– Да ну! – Толик подошел к Максиму и в упор посмотрел на него.

Его глаза хищно сузились. Конечно же, он узнал его. Максим даже приготовился отбить удар, если получится.

Толик молчал. В его глазах отразилось тугое напряжение мысли. Наконец он сказал:

– Да это, бля, мой лучший кореш! – Он выхватил из рук Максима гитару, небрежно отбросил в сторону и полез обниматься. – Любого урою, кто хоть пальцем его тронет!

Максим думал, что он придуривается. Пригрел, чтобы больнее потом ужалить. Но нет, Толик на самом деле принял его.

– А ты ничего себе пацан, – сказал он ему, когда они вышли в морозную ночь покурить.

Максим теперь был на особом положении среди себе подобных. Его «крыл» сам Бугай.

– Правильно сделал, что в рыло мне насунул. Зря я тогда Маринку сукой назвал.

Толик невесело вздохнул:

– И заяву ты на меня не накатал. Ценю. Тебе Маринка пишет? – спросил он и как-то странно на него посмотрел.

– Пишет, а что?

Марина писала ему. Но письма стали приходить все реже и реже. А ведь они всего два месяца как в разлуке.

– Да так, ничего.

Максиму показалось, что Толик отвел взгляд.

– Видел я ее, – грустно усмехнулся он. – Привет тебе передавала.

– Она же не могла знать, что мы в одной части, – насторожился Максим.

– Да, точно, не могла. Ну ладно, не передавала. Забудем о ней.

Максим не понял, почему он должен забыть о Марине. Но спрашивать об этом не стал.

– Я через пару-тройку месяцев дембельнусь, – сказал Бугай. – Но ты не ссы, тебя и после этого никто пальцем не тронет. Мои кореша тебя, если вдруг че, прикроют.

Неужели он не будет больше стирать чьи-то портянки и трусы, стоять вместо кого-то в карауле всю ночь напролет?..

– Спасибо.

– Вот и отлично. На гражданке, я так думаю, мы друг другу понадобимся. – Бугай думал о чем-то своем. – Ты это, здесь, типа, времени даром не теряй. В рукопашке надрачивайся, со стволов палить учись, мины там всякие, фугасы. Из тебя, если ты этого очень захочешь, суперпрофи заделают, без базара. Короче, чтобы все было ништяк.

Максим не знал, зачем ему становиться каким-то суперпрофи. Тем более зачем это нужно Толику. Но он знал, что обучение у него идет туго.

Бегал он не ахти, всегда прибегал последним. На перекладине подтягивался на двойку. В рукопашном бою не делал ровно никаких успехов. И стрелял неважно, мягко говоря. Как ни старался, не мог продвинуться вперед ни на шаг. Как будто заговорил его кто.

Командир взвода пригрозил ему сегодня, что переведет его в другое подразделение. Туда, где меньше гоняют. Он бы вроде и не прочь, да обидно будет до слез, если ему под зад коленкой. Нет, он будет бороться до последнего.

Подполковник Желудев принимал батальон под свое командование, с ходу стараясь вникнуть во все дела.

Двадцать лет он отдал армии. Закончил Рязанское десантное училище, принял взвод, через год роту, еще через два – дорос до начальника штаба батальона. Старший лейтенант на майорской должности – отличный старт для блестящей карьеры. Но, увы, прошло восемь лет, а он все оставался начальником штаба. И служил ведь неплохо, в отличниках боевой и политической подготовки числился. В 1986-м его отправили в Афганистан. И только там он принял батальон, разведывательный. Через два года вернулся на Родину с тремя орденами. И снова батальон. Сейчас он принимает новую должность, и снова батальон. А ведь он и академию закончил, правда, заочно.

Ладно, пусть будет батальон, тем более отдельный, да еще особого назначения. Тем более в Ленинграде, на окраине которого дислоцировалась часть, ему светила квартира. А пока пристанищем ему служила трехкомнатная служебная квартира на территории части. Очень даже ничего для семьи из трех человек: он, жена и дочь Ольга. Девчонка совсем большая, шестнадцатый год, учится в десятом классе. И школа, кстати, неподалеку от расположения части есть. Будем считать, что устроился неплохо.

Прежний командир держал батальон в кулаке. Много заслуг на его счету. Боевую подготовку в особенности поднял на высоту. Только вот с неуставными взаимоотношениями не больно-то боролся. Но ничего, разгребем.

– Разрешите, товарищ подполковник? – К нему в кабинет, постучавшись, вошел командир второй роты.

– Проходите, садитесь, – Желудев показал капитану на стул.

– Да я ненадолго.

– Какие проблемы?

– Да так, пустяк. Боец у меня один есть. Рядовой Катанов, первого года службы. Три месяца всего у меня в роте, а вот уже где у меня сидит! – Ротный провел ребром ладони по горлу.

Достал беднягу солдат.

– Что, дисциплина?

– Да если бы! Отстающий он. Проверку за зимний период обучения на одни двойки сдал. Показатели сбивает.

– Учить надо.

– Да что я только не делал. Индивидуально занимался с ним, старослужащих на него натравливал – и ничего. Да он, кстати, и сам переживает. Из сил выбивается, не хуже других хочет быть. Только не получается у него. Слишком сложная для него программа.

– Что вы «дедов» на первогодка натравливали, это вам, капитан Чеботарев, в упрек, – Желудев наморщил лоб. – Дедовщину вы у себя в роте развели… Но это уже другой разговор. Итак, что вы предлагаете делать с рядовым Катановым?

– Перевести его нужно куда-нибудь в другую часть. Я уже старому командиру предлагал. Да он не соглашался.

– И правильно делал. Как у этого Катанова со здоровьем?

– Здоров как бык. У нас других и не держат.

– Это верно… Лишь бы солдат был здоров, а воина из него сделаем. Не можешь – научим. Или не так?

– Да вроде так.

– Это позор для нас, если мы от двоечников избавляться будем. Давайте сюда вашего Катанова, я с ним поговорю.

Где-то через час Желудев разговаривал с Катановым.

Солдат был достаточно высокого роста, метр восемьдесят, не меньше. В плечах, правда, не очень широк, но и не задохлик какой-нибудь.

– Капитан Чеботарев на вас жалуется, товарищ рядовой. Чем вы это объясните? – без предисловий начал подполковник.

– Не знаю, – обреченно вздохнул боец.

Но не смутился, не застеснялся, не покраснел. Ничего будет мужик, хоть и похож красотой на девушку.

– А кто знает?

– Да я, товарищ подполковник, чего только не делаю, чтобы не быть отстающим. Но только не могу я бегать, и тридцать раз подтянуться не могу, и стреляю слабо. А ведь я стараюсь. Видно, рожденный ползать – летать не может.

– Если ему не приделать крылья.

Хочет парень стать настоящим солдатом, да не получается у него. Но, как говорится, главное желание, а остальное приложится.

– В общем, так, рядовой Катанов, я лично займусь вами.

– Да бесполезно. Мною и капитан Чеботарев пытался заняться, и старший лейтенант Торадзе, – отводя в сторону взгляд, сказал боец. – А еще сержант Бугаев.

– Сержант Бугаев, говоришь? – улыбнулся Желудев. – Тот, который в прошлом и в этом году первые места на смотре-конкурсе бойцов армейского спецназа занимал?

– Он самый. Мы с ним земляки. С гражданки друг друга знали.

– Вон оно что! Но ничего, ты тоже первые места на конкурсах занимать будешь. Вот увидишь. Есть у меня специальный инструктор-методист. Он займется тобой индивидуально…

Подполковник Желудев принимал до необычности странное решение. Но оно ему казалось единственно правильным и действенным. Вывести рядового Катанова в число отличников боевой подготовки для него уже стало делом чести.

Ольга Желудева возвращалась из школы. Она сдала последний экзамен за десятый класс. Теперь у нее впереди целых три месяца каникул, а потом уже последний, одиннадцатый класс.