Глава 1

– Подъем, слоняка!

Под рев злобного баса носок тяжелого кирзача врезался в пятку. Хорошо, что Алик соблюдал устав караульной службы и спал в сапогах – они смягчили удар. Но все равно было больно.

– Да пошел ты, урод! – заревел он.

Слетел с кушетки, сильными руками сгреб в охапку остохреневшего ему «деда».

– Эй, ты чего? – взвыл от страха и удивления Асадов.

Думает, если Алик молодой, то обязан терпеть, когда его оскорбляет старослужащий...

Этому придурку и двадцати лет нет. Алику же двадцать два. Четыре года от армии косил. Но до двадцати семи годков так и не дотянул. Военкомат через ментов его повязал. Забрили, короче.

Дедовщина в части так себе. Старослужащие марку держат, но не лютуют. Молодых больше для порядка, чем куража ради, гоняют. Может быть, поэтому Алик и смог вытерпеть полгода, чтобы никому морду не набить. А драться он умеет. Кандидат в мастера спорта по боксу в полутяжелом весе. В свое время на дискотеках с пацанами всякое бычье гоняли – крушили челюсти налево и направо. А вот в армии никого пальцем не тронул. Никто еще всерьез не доставал...

– Отпусти! – задергался Асадов.

Против Алика он никто.

– Отпускаю.

Это был его коронный удар. Лбом в переносицу. Не раз на практике опробован. Никто не мог устоять перед ним. И дембель не устоял. Обмяк в руках у Алика и плевком стек по стене на пол.

С рук ему это не сойдет. «Деды» соберутся на совет, будут решать, как наказать зарвавшегося молодого. Да только плевать ему на них. На всех плевать. На весь мир да с высокой колокольни... Надоело. Все надоело!

Алик заправился, подтянул ремень с подсумком с двумя автоматными магазинами и штык-ножом в ножнах. И преспокойно вышел из комнаты отдыха.

– А где Асадов? – спросил разводящий.

– Где? Где?.. Спать завалился, – буркнул Алик.

– Ладно, разберемся... Пошли!

Алик уже зарядил автомат, когда появился Асадов.

– Ну, молодой, вешайся! – злобно прошипел побитый дембель.

Алик едва удержался от соблазна скинуть с плеча «калаш», дослать патрон в патронник и набить эту свинью свинцом.

Ночь. Два часа с копейками. Пост. Еще один дембель, которого сменил Алик.

– Пост сдал... Пост принял...

После вялого соблюдения формальностей он становится часовым. И остается на посту в одиночестве.

Погода неплохая. Май месяц. Приятный теплый ветерок. Ярко светит луна. Но ничего в этом хорошего. Луна не просто светит, она будто насмехается над Аликом. Ветерок раздражает. Как нарочно действует на нервы. А еще эти «деды». Совсем оборзели. Алику бы стерпеть. Когда-нибудь сам «стариканом» станет. Сам будет молодых строить. Да только ему все по барабану. И по большому счету дембеля здесь вовсе ни при чем...

Он вытащил из кармана шинели письмо. Встал под фонарь, начал читать. Хотя, казалось, эти строки уже знал наизусть. И не потому, что у него феноменальная память. Просто строк раз два и обчелся. Весь смысл сводился к одному. «Выхожу замуж за другого. Если можешь, прости...»

Лада – самая лучшая из всех девушек на всем белом свете, самая красивая. И она выходит замуж. За другого. Не дождалась, когда он вернется из армии. А ведь он так любил, так надеялся и верил. Но Лада предала его. Ударила в спину. И еще просит прощения...

Да, наверное, он ее простит. Потому что любит. Только она не узнает, что прощена. Потому что никто не скажет ей об этом. Это будет его тайна. Тайна, которую он унесет в могилу...

Напрасно Асадов сейчас рвет и мечет. Напрасно думает о мести. Не дотянется он до него. Потому что Алик уходит. Далеко уходит. Туда, откуда обратной дороги нет... Лада ему больше не принадлежит. А без нее нет смысла в этой жизни. А зачем жить, если нет смысла?

Алик снял автомат с предохранителя, передернул затвор. Опустился на колени, упер автомат прикладом в землю, стволом подпер грудь. Патрон в патроннике. Осталось только дотянуться до спускового крючка, нажать...

Это все из-за тебя, Лада. Из-за тебя пора умирать. Скоро она узнает о его смерти. Все поймет. И будет биться в истерике. Оплакивать его и проклинать. Алик криво усмехнулся и потянулся к спусковой скобе...

А вот Асадов волосы на голове рвать не будет. Он всерьез будет считать, что Алик застрелился из-за страха перед ним. И будет упиваться ощущением собственной крутости. Как же – лучше застрелиться, чем иметь дело с Асадовым...

– Да кто он такой? – громко выкрикнул Алик. – Гнусь голимая!

Собственный голос вырвал его из кошмарного забвения, вернул к действительности. Но в голове уже замкнуло. Совершенно другими глазами он глянул на автомат. Резко отдернул руку, сорвал палец со спусковой скобы...

Алик отбросил от себя оружие, сел на землю, руками вцепился в траву. Из груди вырвался залп нервного смеха, тело содрогнулось, затряслось.

Еще чуть-чуть, и он отправился бы на тот свет. Еще чуть-чуть, и случилось бы непоправимое. И все из-за кого? Из-за какой-то дешевки, которая так запросто предала их любовь...

Лада выходит замуж за другого.

– А хрена с два! – истерично хохотнул Алик.

Эй, он что, уважать себя перестал? Стреляться из-за какой-то сучки! Ну идиот!

Он будет лежать в сырой земле, а эта стерва со своим хмырем в постели барахтаться... Нет, не будет этого. Все будет как раз наоборот. Останется Лада без своего женишка. Как пить дать останется. Потому что так должно быть. И так будет – это железно...

Алик забросил автомат за спину. Насмехаясь над своей собственной тупостью, покрутил пальцем у виска. И двинул в сторону леса.

Узкая, едва заметная тропка упиралась в ограду. Но для знающих людей это не помеха. Ведь колючая проволока перерезана в нескольких местах. За лесом поселок, куда уже давно протоптали дорожку «самоходчики».

Алик не знал, есть в этом лесу дикие звери или нет. Но ему было все равно. Он ничего не боится. Ничего. И не только потому, что у него в руках боевой автомат с шестьюдесятью патронами. Просто внутри перемкнуло фазу, механизм самосохранения выведен из строя...

Такое с ним уже один раз случалось. Давно. Восемь лет назад. Совсем еще сопляком был. У бабки в деревне гостил. С дружком своим в лес отправился. Самопал с собой взяли – дичь стрелять. Но вместо утки Алик кончил своего дружка. По дурости ему в живот пулю самодельную загнал. Покорчился Ивашка минуты две и затих. Навеки затих. Алик же в панике заметался. Как придурок в деревню рванул. Да только не добежал. Дошло до него, что не надо никому ничего говорить. Вернулся. Оттащил тело на болото да сбросил в трясину. И все, поминай Ивашку как звали... С тех пор пустота какая-то в нем образовалась. Эта пустота всосала в себя страх, панику, в душе осталось только безразличие ко всему. Никого он не боялся. Ни милиции, ни самого себя. Может быть, поэтому так легко далась ему ложь, когда рассказывал участковому, как они с Ивашкой потерялись в лесу. Местный Анискин ничего не заподозрил. А если бы и вывели тогда Алика на чистую воду, он бы не очень расстроился. Потому что тогда ему было все по барабану...

Со временем механизм самосохранения наладился. И он со страхом стал ожидать момента, когда за ним придут. Но не пришли. И уже не придут.

Тогда он убил друга. Сегодня же чуть не убил самого себя. И дал себе зарок наказать Ладу. Она и ее жених приговорены. И ничто его не остановит. Ибо ничего он уже не боится. Отказали внутренние тормоза.

Не так давно из соседней части ушел с поста часовой. Так же, как и он, с автоматом при полном боекомплекте. Через пару недель нашли. Где-то в лесной глуши, голодного и едва живого от усталости. Потому что дуролом. Не надо было через лес идти. Глупо это.

Алик так не поступит. Голова у него на месте. И боевой автомат при себе. Оружие в его положении – это сейчас все.

Он прошел через лесок, вышел к деревне. Тишина. Только слышно, как собаки брешут. А это что?.. Откуда-то издалека доносился шум работающего мотора. Никак кто-то машину со двора выгоняет. Может, кто-то в город собирается ехать с ранья? Если так, то Алик с удовольствием воспользуется услугами деревенского транспорта.

К проселочной дороге он рванул со всех ног. Успел. Перед ним в темноте высветились две яркие фары. Вряд ли остановят по доброй воле. Не те нынче времена. Но ведь машину можно остановить силой.

Алик вскинул автомат на изготовку. Когда до машины оставалось метров десять, передернул затвор. Взвизгнули тормоза. Легковушка остановилась. Водитель, похоже, собирался дать задний ход. Но Алик уже совсем рядом с «жигульком» – ствол автомата уперся в лобовое стекло.

Распахнулась водительская дверца, из машины выбрался трясущийся от страха мужик.

– Эй, служивый, ты чего? – жалко спросил он.

– До Заволжска довезешь? – вполне миролюбиво спросил Алик.

Только автомат по-прежнему грозно смотрел на мужика.

– Я... Я не туда еду...

– Поедешь. Я тебя по-человечески прошу.

– Да пойми ты, это ж далеко...

– Ты что, человеческого языка не понимаешь? В Заволжск мне надо. Давай за руль, козел!

Кроме водилы, в машине никого не было. Это хорошо. Алик устроился на заднем сиденье, сунул ствол автомата водиле в бок.

– Смотри, тормознешь на гаишном посту, пеняй на себя. И тебя уложу, и ментов. На мне и без того десяток трупов. Будет на два-три больше, мне уже без разницы... Ну чего трясешься? Давай, крути педали!

«Копейка», как подстреленная, рванула с места в карьер. Бледный от страха мужик готов был везти Алика хоть на край света. Но ему нужно было в Заволжск. А это всего ничего. Каких-то две сотни километров...

* * *

Родион смотрел на Колдуна как на персонаж гремучего кошмарного сна. С трудом понимал, как он здесь оказался. Ведь они расстались с ним еще в той жизни. А в этой Колдуна быть не должно. В этой мрачной жизни Родион оставил место только для себя. В этом аду он варился в забродившем соку из прошлого.

– Родион! Ну наконец-то...

А вот и мама.

– Ну и грязища здесь. А вонь какая...

Светка в своем репертуаре. Она тоже здесь. Как из тумана выплывает ее возмущенное лицо. Все ей не так.

– А бутылок сколько!

Тут она права. Бутылок целый легион. Как древнеримские вояки, фалангами стоят.

– Неплохо устроился.

Это голос Витька.

– Мог бы меня позвать. Я бы помог...

– Помогай! – пьяно кивнул Родион. – У меня еще есть. Там, в шкафу, глянь...

Только в шкаф почему-то полезла Светка. Послышался звон битого стекла. Комнату заполнил аромат коньяка.

Бедняга Леньчик, он так старался. На собственном горбу таскал коробки с бухлом. А до магазина не так уж и близко... Хотя нет. Родион задумался. Там, в шкафу, оставалось не больше полудюжины бутылок. Не такая уж большая потеря. А Леньчику сгонять в магазин не так уж и трудно. Он бык здоровый.

Колдун исчез. И Витек испарился. Светка куда-то подевалась. В комнате перед Родионом осталась только мама.

– И как все это называется, сынок? – с укором спросила она.

– Никак...

– Свинство это называется, вот как.

– А если мне здесь хорошо?

Местечко действительно хорошее. Пустующая турбаза на берегу озера, бревенчатый коттедж со всеми удобствами. И Леньчик – верный телохранитель и собутыльник. Недели две они здесь откисают. Вдали от цивилизации, вдали от всех. Родиону здесь нравится. Хотя нравится – это не то слово. В этой жизни ему ничего не может нравиться. Даже водка и коньяк. Это всего лишь средство, чтобы напиться и забыться.

– Сынок, опомнись, – воззвала к нему мама.

Родион лишь горько ухмыльнулся, глядя куда-то в сторону.

– Я, конечно, понимаю, у тебя такое горе...

– Горе, – кивнул Родион. – А горе заливают водкой.

Элона оказалась самой настоящей гадюкой. Не женщина, а дьявол в юбке. Воплощение подлости и коварства. Она убила Киру, из-за нее гибли его друзья. Сам Родион чудом избежал смерти...

Но все это в прошлом. Потому что Элоны больше нет. Некому больше вредить и гадить. Но в прошлом остались и те, кого Родион любил. Прежде всего это Кира. Она погибла из-за него. Из-за того, что была с ним. И Жука с Жекой он втянул в бандитское болото. И Толик с Вадиком угодили в эту трясину, потому что он позвал их за собой. Все четверо погибли под пулями киллеров. Потому что Родион не в силах был их защитить.

Он мстил за них. Сам лично застрелил Боксера и Самбиста. Но это не принесло облегчения. Напротив, на душе стало еще тяжелей. Груз смертного греха – ноша незавидная...

Родион остался во главе своей «общины». Утвердил свое право на лидерство. Но тяжесть грехов и горестных воспоминаний потянула его на дно. И вот он здесь. В добровольном изгнании. Он оставил всех, чтобы пить горькую, глушить тоску.

– Водка плохое средство от пожара, – покачала головой мать. – От нее пламя только еще больше разгорается...

– Может быть, – кивнул Родион. – Может быть. Плохо мне, мама. Плохо...

– А мне хорошо? Ты спроси меня, мне хорошо? Я тебя растила не для того, чтобы твоим именем пугали детей. Космач – гроза города... Знал бы ты, как разрывается душа, когда слышишь такое...

– А ты не слушай.

– Легко сказать... Ладно, я смирилась с тем, что ты у нас мафия. Но не могу смириться с тем, что ты изводишь себя. Да, Элона оказалась дрянью. Из-за нее ты потерял Киру. Я понимаю, для тебя это тяжелая утрата. Для тебя, для нас. Но ведь жизнь продолжается. У тебя есть сын, которого нужно растить, о котором нужно заботиться. В конце концов у тебя есть мать, родная сестра... А ты наплевал на всех. Закрылся в этой берлоге и хлещешь всякую дрянь, как последний алкаш.

– Это ты хорошо сказала, – горько усмехнулся Родион. – В берлоге, как последний алкаш. Только я не алкаш. Я в любой момент могу бросить...

– А ты докажи!

– Зачем? Не надо ничего доказывать... Не хочу бросать. Мне здесь хорошо.

Родион обвел взглядом мрачную, насквозь прокуренную комнату. Точно берлога. Что здесь может быть хорошего?

– Это неправда. Тебе здесь плохо... Ты в зеркало на себя когда в последний раз смотрел?

– Зачем мне зеркало? – пожал он плечами. – Я в женихи ни к кому не набиваюсь...

– При чем здесь это? Ты должен выглядеть прилично хотя бы потому, что ты просто человек.

– Я не просто человек, – мотнул головой Родион. – Я человек...