Глава 1

1.

Москва 2000 год.

Тамара металась по квартире, как будто опаздывала на самолет. Она бросала в раскрытую пасть огромного чемодана все свои вещи без разбора и предварительной сортировки, как это она обычно делала, когда собиралась в отпуск или в командировку. Но сейчас было другое. Тамара, наконец, приняла решение расстаться с Борисом, с которым прожила долго и вроде бы счастливо в браке, но это в начале, а потом… Тамара с ожесточением метнула в чемодан очередную тряпку.

Борис, с растерянным видом, наблюдавший за перемещением Тамары по квартире, как умел, пытался образумить жену.

– Тамара, ну давай с тобой еще раз все обсудим. Мы же столько лет прожили вместе.

– Хватит разговаривать, мне это до ужаса надоело, – равнодушно заметила Тамара. – Я тебе все уже сказала. И ничего нового ты от меня не услышишь. Я давно готовилась к этому шагу, давно поняла, что наш брак – ошибка. Так что, дорогой, на этом все, в этом месте я ставлю жирную точку в рассказе, который мы писали совместно. Теперь каждый будет писать собственную повесть.

– Но я не понимаю, у нас ведь было все хорошо, – жалко пролепетал Борис.

– Да когда же у нас было все хорошо! – Возмущению Тамары не было предела. – Разве только в первую брачную ночь. Ты даже не заметил, что я не невинна. Уже тогда мне следовало бы понять, что ты слишком наивный для этого мира. Ты не умеешь любить женщину, ты возбуждаешься только от слова работа. Нет, уж, извини, блаженные нынче не в моде. Если бы хотя бы какой-толк был от этой твоей возлюбленной работы. Я устала считать копейки. Подчеркиваю, дорогой, не рубли, а именно копейки. На твою зарплату можно жить хорошо. Но только один день. А дальше весь месяц соси палец. А потому прости – прощай. Я пошла.

Тамара захлопнула чемодан и оглядела квартиру прощальным взглядом. На Бориса она старалась не смотреть. В глубине души она боялась, что изменит решение. А она итак шла к нему долго и мучительно.

– Но где тебя искать? – спросил Борис, все еще не веря в реальность происходящего.

– Нигде, – резко бросила Тамара. – Если ты мне вдруг понадобишься, я сама тебя найду. Но надеюсь, этого не случится.

Тамара подхватила в руки чемодан и стремительно вышла из квартиры, забыв закрыть за собой дверь. Несколько минут Борис потерянно смотрел ей вслед, затем все-таки догадался захлопнуть дверь и подошел к окну. Глянув вниз, он увидел Тамару. Она стояла рядом с плечистым крепким мужчиной и смотрела, как он аккуратно укладывает ее чемодан в багажник. Затем мужчина галантно распахнул перед его женой дверцу своего авто, и Тамара со счастливой улыбкой забралась в недра его огромной машины. Через несколько минут автомобиль тронулся с места и умчал Тамару в неизвестном направлении.

Борис, сгорбившись, опустился на стул и с безучастным видом уставился в пол. Сердце с бешенным ритмом колотилось в груди. Кажется, первый раз за всю свою жизнь, он почувствовал, что у него есть сердце. Чтобы хоть как-то унять его неуправляемый аллюр, Борис поплелся к шкафу, нашел там остатки водки, недопитой с какого-то праздника, налил себе полный стакан и залпом опрокинул в себя.

Внезапно раздался звонок в дверь. В надежде, что это вернулась жена, Борис бросился открывать. Но вместо Тамары он увидел незнакомого старика. Борис удивленно уставился на него.

– Вы кто?

– Меня зовут Николай Владимирович Гринев, – представился старик.

– Извините, никогда о вас не слышал. А кто вам нужен?

– Ордынцев Борис Александрович, – улыбнулся гость.

– Да, это я, – растерянно протянул Борис, не понимая цели визита старика.

– Вы-то мне и нужны, молодой человек. У меня к вам важный разговор. Можно мне войти?

Больше из уважения к его старости, чем из своего желания, Ордынцев распахнул пошире двери и впустил странного гостя в коридор.

– Извините, но мне сегодня не до разговоров. Давайте как-нибудь в другой раз. – Борис откровенно пытался избавиться от непрошенного гостя.

– Я понимаю, у любого могут быть разные неприятности. Но у меня нет выбора. Когда человеку столько лет, сколько мне, существует большое опасение, что другого раза может и не быть. – Гринев укоризненно смотрел на Бориса блеклыми голубыми глазами.

– А сколько вам? – поинтересовался тот скорее из вежливости.

– Девяносто, – с достоинством ответил Гринев.

Девяносто! – Ордынцев с изумлением уставился на него.

– Вы удивлены, – усмехнулся Гринев. – Вам кажется, что так долго не живут. Я и сам когда-то так думал. Но вот дожил. Так что видите, мне нужно поговорить с вами сегодня. Мне было не так-то легко дойти до вашего дома.

Гринев тяжело вздохнул.

– Ладно, проходите. – Ордынцев пригласил Гринева в комнату и предложил садиться.

– Да, в моем возрасте ничего другого и не остается. – Гринев осторожно опустил свое щуплое тело в кресло, как будто боялся в нем что-нибудь сломать.

– Может, хотите чаю? – предложил Ордынцев.

– Не откажусь, – согласился Гринев.

Но вместо чая Ордынцев отрешенно застыл, погруженный в свои мысли.

– Молодой человек, – осторожно окликнул его Гринев.

– Извините, я задумался, – встрепенулся Ордынцев. – Да, я же обещал чаю.

– Лучше в другой раз. Не будем терять время, – остановил его Гринев.

– Вы хотели мне что-то сказать, – напомнил ему Ордынцев.

– Сначала хочу задать вопрос: много ли вам известно о своем дедушке? – Гринев с интересом взглянул на Ордынцева.

– Не очень, – равнодушно пожал тот плечами. – Только знаете, мне сегодня не до деда и других родственников. Давайте как-нибудь в другой раз.

– Другого раза может не быть, – напомнил Гринев. – Поэтому придется сейчас. Уж извините, старика.

– Хорошо, я вас слушаю, – обреченно вздохнул Борис.

– Я был знаком с вашим дедушкой…, – начал Гринев.

– Вы? – изумился Ордынцев.

– Это было давно, семьдесят лет назад, – взгляд Гринева затуманился.

– Сколько же вам лет? – перебил его Ордынцев.

– Девяносто.

– Вот это да! – Удивился Ордынцев. – Поздравляю.

– Спасибо, – Гринев деликатно промолчал о том, что он уже говорил о своем возрасте буквально минут десять назад. – А теперь послушайте внимательно меня. С вашим дедушкой мы работали вместе. Он был выдающимся человеком, одним из самых лучших конструкторов. Хотя я был его значительно младше, но он доверял мне.

– Почему?

– Трудно сказать. Может, испытывал симпатию. Я же со своей стороны его боготворил. Уже тогда я понимал, что таких людей, как он, в мире единицы. Но однажды случилось то, что должно было случиться, за ним приехали. – Гринев скорбно замолчал, словно переживая снова те давние события.

– Вы хотите сказать, что его арестовали?

– Именно так, – подтвердил Гринев. – Ваш дед предчувствовал это. И буквально за пару дней он неожиданно появился у меня дома. Это было в первый и последний раз. Он был невероятно взволнован. Таким я его еще не видел. Мы уединились. Он мне поведал, что уже несколько лет разрабатывает одну идею, которая перевернет мир.

– Что за идея? – Глаза Ордынцева заинтересованно блеснули.

– Мне некогда рассказывать об этом подробно. Да я и не очень тогда понял. Но речь идет о двигателе, который работает на абсолютно новых принципах. Прошло чересчур много лет, и я помню далеко не все из его объяснений.

– Но хоть что-то вы помните? – Ордынцева не на шутку заинтересовал рассказ Гринева.

– Речь шла о двигателе, который для работы использует электричество.

– Не может быть! – Ордынцев взволнованно соскочил со с воего места и снова сел.

Гринев с интересом посмотрел на него и невозмутимо продолжал.

– У вашего деда были невероятные идеи. Но сейчас я должен вам сказать о другом. Предчувствуя арест, он спрятал свои чертежи.

– И вы знаете где? – Ордынцев снова вскочил с кресла.

– Выслушайте все по порядку, – отрицательно качнул головой Гринев. – Тогда он вручил мне кусок карты от этого места. И сказал, что есть еще два куска от нее, который он пока оставит у себя. И просил меня хранить свою часть.

– Но третья часть карты не позволяет узнать место, где спрятаны чертежи. Где же остальные два? – Ордынцев взволнованно смотрел на Гринева.

– За этим я к вам и пришел. После ареста о судьбе вашего деда мне ничего не было известно. Ходили разные слухи. Но тогда их было столько. Поэтому я терялся в догадках. Но все мои попытки хоть что-то выяснить, оказались тщетными. Я ничего не знал о нем до того вечера. Это произошло лет через десять после войны. В мой дом постучался человек.

– Это был мой дед?

– Это был незнакомый человек. Но он принес привет от вашего деда. И не только привет. Он сообщил, что ваш дед живет за границей, он получил большое наследство. И завещал его тому, кто принесет эти чертежи. Но произойти это должно не раньше 2000 года.

– Но сейчас как раз 2000 год, – заметил Ордынцев.

– Поэтому я здесь. Я слабею с каждым днем, – Гринев тяжко вздохнул. – И я хочу отдать вам свою часть плана.

– Она у вас?

– Было бы рискованно ее носить с собой, – заметил Гринев. – Нет. Я ее надежно спрятал. Спрятал у самого любимого мною человека. Ее давно нет, но она мне помогает до сих пор и хранит самое ценное, что есть у меня. Приходите ко мне завтра домой – и мы отправимся за картой.

– Непременно приду, – горячо воскликнул Ордынцев.

– Вот вам мой адрес, – протянул Гринев заранее заготовленный листок со своим адресом. – А теперь я пойду. А то внучка, если не застанет меня дома, будет волноваться.

Гринев поднялся.

– Вас проводить? – предложил Ордынцев.

– У меня хватит сил дойти самому. До свидания, – Гринев медленно и осторожно стал спускаться по лестнице. Ордынцев задумчиво смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду.

2.

Париж 2000 год.

Солнце вынырнуло из-за облаков и ударило прямо по стеклам. Журналист Пьер де Винтер, возвращавшийся домой ранним утром после затянувшейся ночной вечеринки, недовольно сощурился и пошарил рукой в бардачке. Изрядно покопавшись в его недрах, он извлек оттуда солнечные очки и нацепил их на нос. Когда Пьер припарковался около своего дома светило уже било по стеклам прямой наводкой так, что не спасали даже защитные стекла. Радуясь, что, наконец-то, добрался до дома, Пьер вышел из машины и быстрым шагом направился к подъезду. В почтовом ящике он обнаружил конверт от неизвестного адресата, несколько газет и открытку. Пьер небрежно сунул все это под мышку и бегом взбежал на третий этаж.

Войдя в квартиру, он снял пиджак и бросил его на спинку кресла. Спать хотелось безумно, но Пьер преодолел искушение тут же упасть в кровать и с интересом начал просматривать корреспонденцию. Его внимание привлекла открытка. Она оказалась повесткой с приглашением прийти в прокуратуру. Пьер растерянно повертел бумагу в руках, пытаясь сообразить, что бы это могло значить. Внезапно взгляд его стал осмысленным. Он понял, что произошло.

– О, черт! – Пьер в ярости ударил кулаком по ручке кресла.

В здании прокуратуры было прохладно. Включенные на полную мощь кондиционеры, спасали от внезапной жары, такой необычной для ранней весны и захватившей Париж в свое полное и безраздельное господство.

Пьер остановился около кабинета отдела безопасности и с опасением толкнул дверь. Сотрудник отдела – лысый, тучный мужчина, оторвался от своих дел и внимательно уставился на Пьера.

Он долго и тщательно изучал предъявленную Пьером повестку, словно она заключала в себе какую-то загадку, затем аккуратно и не спеша занес ее номер в книгу регистрацию посетителей и только после этого предложил Пьеру садиться. Затем лысый и толстый извлек из стола сотовый и положил его на стол.

– Это ваш телефон? – деликатно поинтересовался он.

Конечно, Пьер сразу узнал свой сотовый, но не стал озвучивать этот факт, предусмотрительно решив помолчать до времени. Мало ли что.

– Можете не отвечать, – презрительно поджал губы лысый и толстый. – Нами установлено, что телефон принадлежит вам. Как и то, что вы организовали прослушивание зала заседаний кабинета министров с помощью этого телефона. Вы установили телефон на столе и настроили его на режим передачи информации. Как вам удалось проникнуть в зал заседаний?

Лысый и толстый впился в Пьера цепким колючим взглядом. Пьер сразу понял, что дальше играть в молчанку совершенно бессмысленно.

– Во время проводимого накануне «дня открытых дверей», – с трудом выдавил он из себя.

– Спешу поздравить вас, господин «диверсант», – губы лысого и толстого сложились в некое подобие улыбки. – Вашим планам не суждено было сбыться. Телефон был обнаружен сотрудниками спецслужб безопасности во время проведения штатного осмотра. Молитесь богу, что в телефоне не оказалось компрометирующих видеозаписей. Иначе вы бы сейчас сидели совсем в другом месте. Вы понимаете, о чем я?

– Да, разумеется, – выдохнул Пьер, подумав, что на этот раз, кажется, пронесло. Только бы шеф не узнал о его проколе. Но его надеждам не суждено было сбыться.

Атмосфера кабинета главного редактора журнала, где работал Пьер, была накалена до предела. В кабинете находились двое. Пьер, пристроившись на краешке кресла, как нашкодивший школяр, и главный редактор, в бешенстве мечущий в него все новые порции громов и молний.

– Что вы натворили! – орал главный, устрашающе вращая глазами. – Это скандал! Мне звонили из Комитета безопасности и предупредили, что если дело получит огласку, наш журнал будет закрыт! И правильно сделают, мы нарушили закон.

– Но это же была ваша идея – любыми средствами раздобыть этот материал, – отбивался, как мог, Пьер, прекрасно понимая всю бесполезность любых попыток хоть как-то оправдать себя.

– Любыми, это не значит противозаконными! – продолжал вопить редактор, как человек, у которого на пожаре сгорело все имущество.

– Да, но…

– Никаких но! Ничего не желаю слышать! С сегодняшнего дня вы уволены! – Главный редактор саданул по столу кулаком так, что в кабинете задрожали стекла.

3.

Пьер гнал по шоссе со скоростью сто двадцать километров в час. В ушах до сих пор стоял истошный вопль шефа о том, что он уволен. На душе было мерзко и отвратительно, как никогда. Пьер нажал на газ и увеличил скорость почти до предполетной. Ему не терпелось оказаться в доме своей матери, предпочитающей загородное уединение бестолковой, по ее словам, сутолоке и суете Парижа.

Наконец, глазам его открылась желанная картина: красивый старинный особняк с колоннами в обрамлении сочной яркой зелени деревьев и кустарников, за которыми угадывался небольшой пруд.

Пьер нашел мать в гостиной за чтением очередного любовного романа, которые она обожала и поглощала в неимоверном количестве. На саркастические замечания Пьера о том, что такая литература годится только для того, чтобы забивать ею пустые головы нервных и экзальтированных дамочек, мать всегда с достоинством отвечала, что предаваться иллюзиям, которыми в изобилии потчуют читателей авторы этих произведений, совсем не вредно, а иногда очень даже полезно. Потому что иллюзия это сон, а сон просто жизненно необходим человеку, чтобы восстановить растраченные силы и с избытком накопить новые. А сон наяву не менее полезен, чем настоящий.

Пьер ее объяснений не принимал. Для чего матери в ее возрасте нужна вся эта дребедень так и оставалось для него загадкой, разгадывать которую ему было просто и лень и не досуг.

Мать оторвалась от увлекательного чтения и с удивлением посмотрела на Пьера, появившегося на пороге гостиной.

– Сегодня уже суббота? Странно, утром я думала только четверг, – рассеянно произнесла она, все еще находясь во власти только что прочитанных строк. – Как быстро пролетела эта неделя. Я даже не заметила.

– Нет, мама. Сегодня, в самом деле, еще только четверг. – Пьер подошел к матери и нежно поцеловал ее в щеку. – Прости, это я явился не вовремя. И оторвал тебя от чтения.

– Ну, что ты, что ты, – засуетилась мать и захлопнула книгу. – Я тебе всегда рада. Сейчас ужинать будем. Жюли приготовила гусиную печенку – твою любимую. Как будто чувствовала, что ты приедешь.

– Мам, не лукавь. Я же знаю, ты тоже обожаешь эту печенку. И наверняка заказала ее себе на ужин.

– Я уже в таком возрасте, когда могу себе позволить некоторые гастрономические вольности, не думая о последствиях для фигуры, – грустно улыбнулась мать и поднялась с кресла, чтобы распорядиться об ужине.

Через полчаса они уже сидели в столовой за столом, накрытым туго накрахмаленной белоснежной скатертью и наслаждались едой из старинного фамильного серебра, который мать всегда приказывала доставать к приезду сына. В другие дни она довольствовалась обычным фарфором.

За ужином Пьер поделился с матерью событиями последних дней и о своем новом статусе безработного.

– И что ты намереваешься теперь делать? – осторожно спросила мать.

– Не искать новую работу, это точно! Мне надоело быть на вторых ролях, – в запальчивости выпалил Пьер. – Я сам хочу стать хозяином.

Пьер поймал вопросительный взгляд матери и поспешил пояснить свои слова.

– Я хочу издавать свой журнал. Свой! Понимаешь? Тогда никто и никогда больше не сможет указать мне на дверь.

– Но это же стоит огромных денег, – с сомнением покачала мать головой.

– Именно за этим я и приехал к тебе. Мама, расскажи мне о дедушкином завещании.

При упоминании о завещании лицо матери сделалось отчужденным. Какое-то время она молчала, затем нехотя начала говорить.

– Существует такое завещание. Только проку в этом никакого.

– Почему? – поинтересовался Пьер.

– Потому что твой дед совсем не думал о семье. Собственная дочь его интересовала меньше, чем какие-то сомнительные фантазии. Он посвящал им большую часть своего времени. А под конец жизни отец вообще сошел с ума и завещал все деньги какому-то проходимцу.

– Проходимцу? – Пьер не понял ни слова из рассказа матери.