Крым. Первое знакомство навсегда

Побывал я во многих странах. Видел берега разных морей и с суши и с воды. Но самым запомнившемся на всю жизнь, во всех подробностях, для меня остается вид южного берега Крыма со стороны моря. Первый раз увидел я это фантастическое зрелище в период летних каникул после пятого класса. Отец тогда командовал мощным морским буксиром и получил задание отбуксировать построенный на верфях Восточной Германии речной пассажирский теплоход, предназначенный для Волго – Донского бассейна. Теплоход спустили по Дунаю до моря, а по морю он самостоятельно идти не имел права – речной! Надо было его на буксире доставить в Ростов-на-Дону.

Так как рейс был каботажный (без выхода за границу), капитан имел право брать родню на борт в качестве пассажиров. Мама и мы с братишкой отправились в плавание. Мы не просто отдыхали, а всё время познавали морской быт и правила. Драили вместе с матросами палубу, стояли на руле (пробовали) под надзором вахтенного рулевого. На следующий год я уже был оформлен официально на полставки матроса-рулевого и нес вахту без скидки на возраст. Отец учил нас работать с картой, прокладывать курс и определять место корабля на карте. Самым точным было определение места по ориентирам на берегу. Тут-то и насмотрелись мы на Крымские утесы, бухты, маяки и скалы. Скорость нашего каравана была узлов 12-14, небольшая. Крым мы огибали весь световой день. Шли не далеко от берега, милях в трех – пяти, и полуторакилометровые скалы, казалось, нависали над нами. Как сейчас вижу замаскированный в скалах вход в Балаклавскую, особо охраняемую бухту с подземными стоянками подводных лодок. Вижу отвесные зубья горы Ай-Петри над Алупкой, вершину горы Чатыр-Даг, высшую точку Крыма, белую россыпь Ялтинских домов по склону горы, «шахматную» башню Ласточкиного гнезда, сады Массандры и, конечно, неповторимый силуэт медведя лежащего у воды над лагерем Артек – гору Аю-Даг! Отец перед войной учился в Севастопольском военно-морском училище, за время курсантских практик исходил всё Черное море. Рассказам его о берегах и случаях из курсантской жизни, связанных с ними, не было конца.

Таких путешествий около Крымских берегов у меня было с десяток. Ходил и на буксире с отцом, а когда он уже командовал большим сухогрузом и ходил за границу, всё же выкраивал во время отпуска пару недель, чтобы свозить нас на круизном лайнере по маршруту Одесса-Севастополь-Ялта-Сухуми-Батуми и обратно. Впоследствии я и сам проходил этот маршрут частично или полностью, вывозя на теплоходе, ещё школьником, в качестве тренера, команду Измаильских ватерполистов в Туапсе, а потом с женой, в отпуске. Так что Крымские берега для меня как собственная квартира. Знакомы все углы. Побывал я, конечно, и на суше. В Севастополе мы всей семьей навещали боевого товарища отца, в Керчи лазали на гору Митридат и фотографировались у памятника героям, купались на лучших в СССР пляжах Евпатории. В Ялте я две недели тренировался в составе сборной команды школьников Одесской области в марте 1961 года. Помню поездку на вершину горы Ай – Петри по извилистому серпантину. Мы взяли такси, семиместный ЗИМ, заплатили два рубля с копейками, и часа три наслаждались удивительной дорогой горными и морскими видами. Позже туда протянули канатную дорогу.

Первый полет на самолете у меня тоже связан с морским переходом. Один раз мы на буксире тянули баржи в Херсон, а оттуда до Одессы летели на пассажирском самолете. Это был ЛИ-2, переделанный военный «Дуглас» времен войны. Но впечатление это не испортило. Наоборот, первый полет и ценен небольшой скоростью, низкой высотой, когда всё на земле просматривается в подробностях, низким рокотом бензиновых моторов, вращающимися лопастями винтов. Эти сорок минут навсегда запали в память.

Еще пару моментов вспоминается в связи с этими морскими переходами. В Ростове мы сходили на Ипподром, смотрели бега рысаков запряженных в коляски. Работал тотализатор. В советские времена это был единственный вид азартных игр на деньги, не считая государственной лотереи. Перед заездом лошадей представляли публике. Я несколько раз называл приглянувшуюся мне лошадку будущим победителем забега и всё время угадывал. Отец дал мне рубль и позволил купить билет тотализатора на понравившуюся лошадь. Как только я поставил деньги моё везение как отрезало. Не угадал ни разу. Тогда и засела в голове мысль не играть на деньги. И я следовал этому правилу очень долго. Даже бывая в казино Лас Вегаса или Сан – Сити в ЮАР, игра меня не затягивала. Я считал глупостью, пытаясь зашибить случайную деньгу, бездарно проиграть честно заработанное. Не знал я тогда, где подстерегает главная опасность играть и проигрывать, что есть банки, фондовые биржи с акциями, облигациями, деривативами, фьючерсами и опционами…

Еще к одной стороне жизни мне удалось прикоснуться в этих детских морских походах. Радист нашего корабля накупил на толкучке в Ростове массу песен запрещенного тогда советской цензурой певца Петра Лещенко. Песни были подпольно записаны на рентгеновских снимках, как тогда говорили – на ребрах. Запрещали Лещенко за то, что он уехал на Запад из Бессарабии занятой Сталиным в 1940 году. Жил в Румынии, но пел исключительно на русском, и песни его пользовались огромным успехом в СССР. И вот наш корабль выходил в открытое море, где не пахло цензурой, и из громкоговорителей неслись прекрасные, легко запоминающиеся песни. Здесь и лихая «У самовара», и знаменитая «Москва золотоглавая», и грустная «Журавли» (Здесь под небом чужим я как гость нежеланный…), и пронзительная «Я тоскую по родине». Так что эти песни я впитал душой навсегда, пел их с удовольствием. Сейчас слушаю иногда собрание песен Петра Лещенко, которое скачал, порывшись в музыкальных уголках интернета, и перед глазами встает борт корабля, самое синее в мире Черное море и отвесные скалы Крыма. И еще очень сильно напоминает южный берег Крыма северный берег Кипра, где я сейчас часто бываю. Те же скалы обрывом растущие почти из моря и поросшие соснами, рассыпанные по склонам белые домики в садах, и то же, лазурное у берега и темнеющее к горизонту, море.

Шило и его роль в высшем образовании

Четвертый курс института. Зимняя сессия. И грандиозный облом. На теплотехнике! Предмет, которого мы с другом Валерой не опасались, зная, что профессор разрешает на экзамене пользоваться конспектом. Разведка доложила. Мы перед сессией обязательно собирали сведения о преподавателях – как кто принимает экзамены. На этот раз разведка нас подвела. По крупному! Кто же мог предположить такое!? По плану мы шли на экзамен с чужим конспектом, спокойно готовились и, имея кое-какие знания, приобретенные на лабораторных и практических занятиях, не сомневались в положительной оценке. На лекции мы принципиально не ходили. Считали это напрасной тратой дефицитного времени бурной молодости.

Вот и нарвались! За пять дней до нас теплотехнику сдавала параллельная группа. Мы поинтересовались, как прошли экзамены. Подробности были убийственными. Профессор разрешал пользоваться конспектом. Но мы не знали одного маленького пустячка! Дабы другой студент, не посещавший лекции, не воспользовался чужим конспектом, профессор протыкал каждый конспект, побывавший у него на экзамене, обыкновенным сапожным шилом! Эта дьявольская хитрость поставила нас перед пропастью «неуда» и автоматической потери стипендии. Явиться на экзамен без конспекта значило сознаться в непосещении. Надеяться даже на «трояк» в этой ситуации было бессмысленно! Всё! Кранты сессии!

Выход был только один. За оставшиеся 3–4 дня написать конспект! А это толстая 90 страничная тетрадь с чертежами, формулами, текстом! А с чего списывать? Проблема. Конспекты нужны всем! Одним готовиться, другим переписывать, как и нам. Валера еле – еле нашел свободный конспект по теплотехнике, случайно оставшийся у нашего товарища. Он учился на два курса старше и уже шел на защиту диплома. Толстая тетрадь в коленкоровом переплете была благополучно «прострелена» шилом, но переписывать содержимое пробоина не мешала. Вот когда я впервые почувствовал, что 24 часа в сутках – очень мало! Но к вечеру накануне экзамена каторжный труд был закончен. Оставалось только соблюсти неукоснительное правило – хорошо выспаться перед сдачей.

Утром, со свежеиспеченными конспектами наперевес, мы явились на кафедру. Валера упросил присутствующих коллег студентов пустить его на сдачу в первых рядах. Я решил подождать, осмотреться, что да как? В щель неприкрытой двери аудитории было видно, как мой друг брал билет и отдавал профессору конспект. Тот повертел тетрадь в руках, удостоверился, что шило еще не касалось девственно целых листков и обложки, и начал неторопливо перелистывать странички. Потом, вдруг, с удивленным лицом начал о чем-то спрашивать Валеру. Тот с недоумением на лице парировал вопросы. Но видно было – профессор явно чем-то недоволен. После короткой перепалки преподаватель пожал плечами, и Валера пошел готовиться к ответу. Ясно было, что наш план в чем-то дал «пробоину». Валера вышел грустным и задумчивым. Без оценки. Профессор не поставил сразу «неуд» в зачетку и разрешил подготовиться и прийти еще раз. При самом лучшем раскладе, выучив материал, угробив массу времени и сил, можно было рассчитывать на троечку. При повторной сдаче, обычно, больше никто не ставил.

Оказалось, что дотошный преподаватель увидел в конспекте старые, двухлетней давности, обозначения физических величин, которые уже были заменены на новые. Кто устроил нам такую «диверсию» в академических кругах мы не узнали. Но факт оставался фактом. Не могли старые обозначения звучать на лекциях текущего тогда года. Валера, конечно, уверял профессора, что не присутствовал только на одной, максимум двух, лекциях и списал недостающий материал у старшего коллеги… Но ученый муж стал гонять его по всему материалу. Результат не мог быть иным!

Что делать!? Этот вопрос вслед за классиком задал себе я. Соваться с таким же «дискредитированным» конспектом не имело смысла. В поисках выхода я накручивал петли в коридоре перед дверью в аудиторию. Выхода не было! Друзья сочувственно смотрели на меня, пытаясь как-то ободрить, мол, придешь еще раз, сессия длинная, да из-за одного «хвоста» не отчисляют.… И вдруг! Как кстати бывает это «ВДРУГ»! Профессор вышел из аудитории посмотреть на защиту дипломов, проходившую на кафедре в другом помещении. Принимать экзамен остался его ассистент, молодой парень, аспирант кафедры, подрабатывающий преподаванием. С криком: – «Пропустите, срочно, вопрос жизни и смерти!» Я растолкал очередь перед дверью и влетел в аудиторию. Сдал зачетку, схватил билет, стараясь успеть до возвращения профессора. Ассистент поинтересовался моим конспектом и, не раскрывая его и даже не проколов шилом, разрешил готовиться. Подготовился я очень быстро, опередив двух-трех моих товарищей, взявших билет раньше меня. Главное было начать отвечать ассистенту, до прихода бдительного корифея теплотехнических наук. Вопросы были не из трудных. Половину ответов я помнил еще из школьного курса физики. А заумные формулы и выводы списал с конспекта. Из дополнительных вопросов помню только, что они не представляли труда, вроде КПД паровоза.

Вышел я, сияя и не совсем веря в своё везение. В зачетке красовалось «отлично», что еще раз заставило нас подумать о превратностях судьбы и непредсказуемости её изгибов.

Рассказ подводника

Конец шестидесятых. Лето. Я с женой в первом после окончания института и работы в Норильске отпуске. Гуляем по широкому Проспекту Суворова в нашем южном городке. Навстречу идет морской офицер в летней, белой парадной форме, с кортиком на боку, в фуражке с белым верхом. Стройный, высокий, с улыбкой на лице идет уверенной походкой военного. Картинка с открытки! Рядом с ним невысокий гражданский, сутуловатый, одно плечо ниже, с шаркающей походкой, в старенькой кепке и видавшей виды майке.

Подходим ближе. Вот не ожидал! Так это же два моих одноклассника. Флотский – Иван Куля, другой Мишка Тищенко по прозвищу Чан – Кайши, за чуть раскосые глаза. Радость, объятия, восторги. Знакомлю с женой Таней. Приглашаю друзей в гости. К маме. Отец, капитан дальнего плавания, в рейсе.

Мама обрадовалась гостям. Накрыла стол, достала вина. Я рассказал об учебе в Одесском Политехническом, о работе в Норильске. Мишка, он после седьмого класса закончил строительное профтехучилище, работал маляром, поведал о своём последнем подряде. Красил купол Покровского собора в центре города. Хвалил батюшку за хорошие условия договора. Вспоминали учебу, школьные проделки, друзей. Ведь не виделись лет шесть.

Но самым интересным был рассказ Ивана.

Вы помните, ребята, я в школе учился так себе. Сказывалось трудное детство. У меня отец держал большое домашнее хозяйство, огороды за городом, да еще пасеку. Меня эксплуатировал жестко. Не до книг было. Да и способностей к наукам и желания учиться у меня не было. Иногда выкраивал время на спорт. Помните, на Дунае, в затоне была секция по гребле. После школы и армии собирался пойти на Судоремонтный слесарем.

А тут в Военкомате предложили поступать в Военно – Морское училище, в Севастополь, на офицера подводного флота. Расписали все выгоды и престиж морской службы, учебу на всем готовом, большие оклады подводников и т. д. Я засомневался, что не сдам вступительные экзамены, мол, в аттестате одни тройки, кроме физкультуры. Военком успокоил. Главное, что медкомиссию прошел, да и твой разряд по байдаркам поможет. В училище спортсмены нужны. Отец не хотел отпускать меня, рассчитывал, что я и дальше буду ему по хозяйству помогать, но в военкомате ему включили «патриотическую песню». Куда денешься. Стране нужен защитник, вы им будете гордиться!

Набралось нас пять человек. Дали нам денег на билеты на пароход из Одессы. Поехали. В училище поселили в казармы, одели в старенькую флотскую робу и с первых дней приучали к уставным отношениям и флотскому порядку. Утром пробежка, зарядка. Строем в столовку, строем на самоподготовку, строем на экзамены. Все прошли усиленную медкомиссию. Забраковали процентов тридцать прибывших. Осталось примерно столько, чтобы набрать курс. Оценки ставили с большим натягом. Получить «неуд» было просто нереально.

Надо было выбирать специальность, кем служить, на каких постах в подводной лодке. Я, сдуру, пошел в «машинисты». А это силовая атомная установка! Ошибку свою понял, когда на втором курсе начались занятия по физике. А я в школе ее не знал, да и что знал, забыл. Пришлось буквально зубрить! А что, не сдашь зачет, вместо увольнительной в город, самоподготовка. Дальше хуже! Стали изучать реактор. Вещь секретная. Ни учебников, ни литературы. Только конспекты лекций и внутренние методички училища. Всё секретное. Позанимались, сдай. Тяжело было. Спасало, что за сборную училища греб. На первых ролях в команде был.

После третьего курса попал на практику. На Камчатку. На настоящий атомоход. Три месяца стажировался, из них месяц в дальнем походе, почти всё время под водой.

Однажды ревуны заревели, красные лампы замигали. Что-то в реакторе случилось. Командир БЧ-5 построил вахту. Объяснил причину тревоги. Одно из уплотнений на трубопроводах в зоне реактора дало течь. Повысилась радиация, вот лампы и замигали. Надо устранять.

– Добровольцы есть? – задал он вопрос.

– Шаг вперед.

Ну я, уверенный, что вся шеренга дружно шагнет вперед, как в популярных фильмах про героев, решил не отставать. Шагнул. Осмотрелся. Я один вышел в добровольцы! Потом я понял почему массового героизма не наблюдалось. Служить ребятам по три года. Сколько рентген нахватаешь в сумме за все подобные случаи! А людям хочется вернуться после службы не лысыми. Да и жениться все хотели, а не инвалидами доживать.

В общем, одели меня в «скафандр», объяснили порядок ремонта, дали на всё не более 4 минут. Я управился за 2 -20. Что надо заменил, затянул. Потом прошел обработку. Всё было в порядке.

Пришла пора готовить диплом. Тут у меня вообще пошла черная полоса. Материалы из секретки давали на определенное время. Ночью не догонишь, чего не успел. Чертил как угорелый. Очень боялся не успеть. Для теории совсем времени не оставалось. За время пока диплом писал похудел на 4 кило! И нервы уже на грани помешательства были.

Когда пришел день защиты, я был как зомби. Руки тряслись, глаза лихорадочным блеском горели. В голове было пусто, как в колбе под вакуумом. Развесил в перерыве комиссии свои чертежи. Чувствую, что всё забыл. Чего говорить, не помню. Выскочил из училища. Забежал в гастроном напротив. Купил пол-литра портвейна и за ближайшим кустом из горлышка, залпом выпил.

Хоть руки перестали дрожать. А тут уже вызывают. Комиссия 7 высших офицеров. Во главе адмирал из штаба флота. Рапортую – курсант Куля прибыл для защиты дипломного проекта.

Адмирал спрашивает:

– Куля. Что-то фамилия знакомая. Мы встречались?

– Никак нет, товарищ адмирал! – отвечаю по уставу, а у самого внутри всё оборвалось. Амба, думаю. Адмиралу не сдам!

– А ты, сынок, практику не на Камчатке проходил?

– Ну да, так точно, на ноль восемнадцатой.