© Гакштетер В. Г., 2017

© Издательство «Союз писателей», оформление, 2017

* * *

Сочи

 
Просыпается город, рассветы встречает,
Над рекою платаны ветвями шумят.
Я люблю, когда Сочи весна одевает
В свой красивый, зелёный, поющий наряд.
 
 
Просыпаются море и сосны хмельные,
Просыпаются птицы в ветвях под окном,
Просыпается всё. И как будто впервые
Вижу город любимый, умытый дождём.
 
 
На проспекте девчонка в коротенькой юбке.
Словно ёлочка в парке – весне в унисон,
Так играет улыбка на розовых губках,
Что не верится просто, что это не сон!
 
 
Я люблю тебя, Сочи! В аллеях тенистых
Я мечтаю с тобой прогулять до зари,
Слушать крик воробьёв и щеглов голосистых,
Позабыв обо всём, кроме этой любви!
 

Есть на земле прекрасный город, который вот уже много лет процветает на берегу моря. Он небольшой и растянут узкой полосой на многие километры по всему побережью. Тёплое море (а летом просто горячее), субтропики с их безумно красивой растительностью… Понятное дело, здесь нет заводов, фабрик, нет дыма, пыли и грязи, обязательно сопровождающих любое производство. Парки, скверы, улицы, дома, проспекты – всё в зелени.

В непосредственной близости от моря – огромное количество санаториев, пансионатов, гостиниц, на любой вкус и кошелёк. И всё же главное достояние города – это море и, конечно же, пляжи. Здесь нет песка! Кто скажет, что любит песчаные пляжи, тот ничего не понимает в отдыхе. Лежать на песке, а затем идти в душ и вымывать его из плавок, из всех складочек тела, волос… А вдруг ещё ветерок подует песочком в глаза. Ах, какой «кайф»! В портмоне, в дамской сумочке, среди «зелёных» (долларов), платёжных карточек и носовых платков – всё тот же везде проникающий песок. Нет, уважаемые! Пляж должен быть галечный. Галька, мелкая и чуть покрупнее, но вся нежная, чистая, гладенькая, как будто специально обкатанная для того чтобы тот, кто будет ходить по ней, остался доволен. Походи по гальке – и не надо идти к массажисту.

Каждое лето миллионы людей мчатся на машинах, трясутся в поездах, летят в самолётах – все они хотят к морю, мечтают о нём холодными зимними ночами где-нибудь в своей Сибири. И город ждёт, рад их приезду и готов сделать для них всё, что они пожелают…

В этом славном городе жили и по сей день живут мои герои. Вы можете им завидовать, ведь они обитают почти в раю. Где, как не в этом городе, жить, рожать и воспитывать детей. Но местные не считают, что им живётся легче, чем в других городах, как раз наоборот. Сочи – город-праздник, а все мы, конечно, любим праздники. Идти на работу, решать свои непростые дела в праздник кому захочется? А проблемы всё те же, как и у всех, – ежедневные заботы, минуты радости, счастья, и годы ожидания этого самого счастья.

Все мои герои – просто люди, которые жили здесь ещё задолго до моего рождения, но я много о них знаю и потому пишу о них. Другие пришли в этот мир вместе со мной, и я лично встречался и слышал их истории. Они и их потомки живы и сейчас, и дай им Бог здоровья и многих лет!

Владимир Гакштетер

Георгий, он же Жора, он же Гарик

И вот теперь, оглядываясь назад, я беру на себя смелость заявить, что прошлые, трудные годы прошли не зря. Всю мою жизнь я старался жить честно и поэтому сегодня мне не стыдно смотреть людям в глаза!

Георгий

Предисловие

Четырнадцатилетний мальчик бежал вдоль дороги, а когда самолёт, сделав очередной разворот, приближался к нему, падал в канаву, прямо в воду, и лежал там, закрыв глаза и чувствуя, как пули ударяются о землю рядом. Фашист наслаждался этой погоней, совершая разворот за разворотом, а мальчишка опять вставал, пробегал десять метров – и падал. Казалось, этому ужасному соревнованию с огромной машиной и сидящим в ней лётчиком не будет конца, но всё-таки парнишка добежал до камышей. Кинулся в спасительные заросли, сильно ударившись обо что-то коленкой, да так, что на несколько секунд потерял сознание. Он даже не заметил, как бросил вещмешок со своим драгоценным грузом, и теперь лётчик, потерявший живую мишень, принялся за вещмешок, который красным пятном выделялся на дороге: при очередном заходе очередью буквально изрешетил его. Затем фашист покружил недолго над местом своих «боевых» действий и улетел дальше вдоль дороги…

Понятное дело, что на войне сердца черствеют, люди ожесточаются и совершают порой чересчур жестокие поступки, но неужели у этого немца, который сидел в кабине самолета и нажимал на гашетку, не было детей, братьев, маленьких немцев, таких же милых и хороших, как и маленьких русских, которые живут в нашем понимании, в наших сердцах отдельно от событий, жизненных ситуаций, войны.

Разве убийство ребёнка может занять достойное место среди подвигов солдата?

Детство, которого не было

Жора родился 20 мая 1927 года в городе Армавире. Папа Владимир и мама Мария, а также старшая сестрёнка Александра временно снимали жильё на улице Лермонтовской, а затем получили большую квартиру на Пушкинской. Отец работал главным инженером на мельнице, которая считалась одним из важнейших предприятий города, мама была учительницей начальных классов в школе, а Шурочке исполнилось шестнадцать лет. Семья жила вполне счастливо. Глава семьи, опытный инженер, увлекался радиотехникой, сам собирал приёмники, передатчики. В то время телевидения ещё не существовало, и огромное количество людей общалось через радиоэфир. Днём и ночью радиолюбители Страны Советов обеспечивали надёжную радиосвязь между городами, с кораблями, находящимися в плавании, экспедициями… Немало часов провёл с наушниками на голове и отец Георгия.

Но счастливая жизнь внезапно закончилась. Через три года после рождения Гарика – так в семье называли Георгия – Шурочка летом отдыхала в пионерском лагере на Чёрном море и вернулась оттуда заболевшей. Брюшной тиф – страшная и очень заразная болезнь – выкашивал целые семьи. Так произошло и с семьёй Георгия. Первой умерла Шурочка, за ней папа, и последней умерла мама. Сестра матери Зина смогла уберечь Гарика, забрав его к себе задолго до смерти родителей. Она же хотела оформить опеку над мальчиком, но неожиданно вмешалась подруга мамы, обвинившая тётю Зину в религиозности.

Ещё совсем маленький, трёхлетний мальчишка, как цветочек, вырванный из земли, с оторванными напрочь корнями, в один день стал сиротой-детдомовцем, оказавшись в детском доме имени Семнадцатого партсъезда, где и прожил до восьми лет. А затем был детский дом «КВЖД». Он считался особенным, потому что дети, находящиеся в нём, были вывезены из-за границы, из Манчжурии. Это были дети разных национальностей: китайцы, монголы, корейцы, вьетконговцы, беспризорники Шанхая, Харбина.

Подошло время, и Жора пошёл в школу. Учёба велась на трёх языках: русском, немецком и английском. В этом детском доме мальчик, по стечению обстоятельств, попал в группу ребят, которые были более активными, чем другие, хулиганили, задирались с другими воспитанниками, нередко с помощью кулаков защищали себя и своих друзей. В результате его и ещё нескольких таких же трудных ребят отправили в детскую трудовую колонию, находящуюся на хуторе Банатовка Отрадненского района Краснодарского края. Это была в прошлом очень богатая помещичья усадьба, имеющая своё производство по переработке конопли, паровой двигатель, электростанцию. В хозяйстве имелись лошади, коровы, свиньи, овцы. Хутор располагался между двух оврагов, которые сходились между собой, образуя озеро с плотиной в нижней части. Дети в жаркое время купались в этом озере, очень сильно заиленном отходами соседнего заводика, перерабатывающего коноплю, и потому, купаясь, вымазывались мулякой (илом) от пяток до затылка.

Однажды в озере решил искупаться какой-то большой начальник, приехавший в командировку. Он был большим во всех смыслах этого слова: Жора с другом, решив примерить на себя его брюки, уместились каждый в отдельной штанине. Влезть-то они влезли, а вот выбраться обратно быстро не успели. Под истошный рёв хозяина брюк и хохот окружающих мальчишки были отправлены в карцер, в качестве которого приспособили обычную комнату, да ещё и с разбитым стеклом в окне. Этим Жора и воспользовался. Протянув руку в отверстие, он вытащил один гвоздь, выставил стекло и вылез в окно на улицу. Как раз в это время грузили обоз с товаром, вот мальчишка тайно и забрался между тюками волокна и на следующее утро был уже в Отрадной, где его сразу задержали и определили в вагон-приёмник.

В приёмнике Жору повозили по краю, почему-то миновав Армавир. Жил он в Пашковском детдоме, а затем был детдом станицы Красноармейской. Уже оттуда его перевели для дальнейшего трудового воспитания в рыбколхоз имени Первого мая, где председательствовал Игнатенко – в будущем командир партизанского отряда.

Война

Но тут началась война, и жизнь резко изменилась. Жора был определён в шестую бригаду прибрежного лова, которая находилась совсем рядом с рыбзаводом «Ачуевский». В бригаде он находился на полном обеспечении, получал паёк – полбулки хлеба, которого вполне хватало. Кухарка готовила для всей бригады, а людей в бригаде насчитывалось около тридцати человек. Жили все в двух комнатах с отдельными прихожими. В женской половине находились 10–12 человек, а остальное место занимали взрослые мужчины и три семейные пары. Рыбакам выдавали спецкостюмы из бязи и бахилы – парусиновые сапоги. Всё это варилось в рыбьем жире, чтобы ткань не пропускала воду.

Через речку от рыбзавода была станция МРС и хранились горюче-смазочные материалы. Уже в начале 1942 года эту станцию начали бомбить. А ещё перед новым 1942 годом на лёд Азовского моря совершил вынужденную посадку самолёт ТБ-3. Лёд ещё был тонкий, и колёса, конечно, сразу провалились под воду, самолёт скапотировал и погнул винты, но в остальном был исправен. Бригада разбирала рыбацкие постройки, все таскали брёвна, укладывали настил, чтобы самолёт смог взлететь. Делать это нужно было срочно, потому что немцы могли обнаружить и уничтожить самолёт. Никто на юный возраст не обращал внимания, и работать мальчишкам приходилось наравне со взрослыми. Самолёт тогда спасли.

Примерно в мае им пришлось покинуть уже изрядно разбомбленный Ачуев. Немцы наступали, и бригада вместе с оставшимся населением Ачуева на двух баркасах и катере перебралась в станицу Гривенскую. Правление колхоза находилось в посёлке Плавни. Почти вся Кубань уже была оккупирована фашистами. Но Жору не бросили, а определили на жительство к кухарке бригады тёте Паше. У неё было трое детей, сын Гришка работал с Жорой в бригаде, а две дочки жили в станице, куда все и переехали. В станице было всего несколько человек немцев, они никого не трогали, и их как будто никто не замечал. Однажды рано утром вдруг раздались взрыв и выстрелы, все притихли в своих хатах. Позднее выяснилось, что две тачанки с пулеметами потихоньку подъехали к правлению, обстреляли, убили находившихся там немцев и умчались. Поговаривали, что это партизаны Игнатенко не дают житья фашистам. И через месяц после этого случая приехали немцы, несколько машин и подвод, и стали налаживать переправу. Раньше в этом месте ходил паром – две лодки с настилом из досок. Через реку перетягивали трос, по нему паром и передвигался. Как раз в это время утром тётя Паша позвала Жору в дом и говорит: «Жора! У нас закончились продукты, нет муки. Ты бы сходил в Николаевку. Подойдёшь к первой хате и спросишь Лягушку, так зовут живущую там бабульку». Ему, как старшему, пришлось согласиться.

До Николаевки было 10–12 километров. Жора вышел ещё на рассвете. В сумку тётя Паша положила связку рыбца, два балычка и ещё что-то по мелочи. «Это, – сказала она, – у Лягушки обменяешь на пшеницу, муку, картошку». Когда мальчик пришел в Николаевку, уже вовсю занимался день. Заметил много всадников. Спросил, где живёт Лягушка, и ему показали хату около кургана. Лягушкой оказалась старуха, горбатая, головой и лицом в точности похожая на лягушку. Она сказала, чтобы мальчик дождался темноты и уходил, но затем разрешила остаться до утра, потому что ночью он мог легко заблудиться. После этого старуха куда-то ушла, но скоро вернулась и приказала, чтобы Жора уходил немедленно. Оказалось, что в кургане, который располагался рядом с её домом, незадолго до прихода немцев спрятали колхозное зерно, пшеницу, кукурузу. Старуха прокопала подземный ход в курган и потихоньку брала зерно, которое раздавала по селу. Но, видно, кто-то донёс, и когда она в последний раз полезла в курган, её выследил постоялец-румын. Он вызвал солдат, которые как раз в это время грузили мешки с зерном в машину. «Скорее уходи, пока они тебя не заметили, им не до тебя сейчас, меня они, может, не тронут, а вместе с тобой могут и расстрелять», – сказала старуха, и Жора не стал себя долго упрашивать.

В Гривенскую он пришел под утро. Тётя Паша уже беспокоилась. Немцы в станице искали мальчишку. Оказывается, днём был взорван паром. Как рассказала тётя Паша, когда паром был посередине реки, из камыша на большой скорости выскочила маленькая лодка, ею управлял мальчишка, такой же по возрасту, как Жора. Парнишка и взорвал паром, спрыгнув с лодки в воду в последний момент. Тётя Паша сказала, что Жоре надо уходить, потому что он не является её родственником, а немцы разбираться не будут, достанется и ей, и её детям.

И вот Жора, оставив тёплый дом, добрых людей, к которым уже успел привыкнуть, без каких-либо документов отправился в дальний путь: в Армавир, где жила тётя Зина – родная сестра его мамы.

Дальний путь

За Николаевкой, примерно через полдня пути, начинался Старостеблиевский шлях. Представьте себе: ровная, как стрела, дорога с насыпью около метра и глубокие кюветы с обеих сторон. На километры – ни души, ни попутчиков, ни встречных, а вокруг огромной стеной стоят камыши. Две ночи он ночевал, сидя на краю кювета, выбрав место посуше.

Заканчивался второй день путешествия. Усталый Жора медленно брел по обочине дороги, когда из облаков совсем близко от него вынырнул самолёт. Он летел вдоль дороги очень низко, так низко, что почти касался крылом камышей. Мальчик намерение лётчика почему-то понял сразу, бросил свой вещевой мешок, пробежал метров десять в сторону камышей и бухнулся в канаву, прямо в воду. Самолет кружил над ним, и каждый раз он, пробежав совсем немного и падая в канаву, слышал гулкий звук, как по барабану: бу-бу-бу. Самолёт пролетал, а Жора ещё сильнее прижимался к земле, затем вскакивал и, пробежав немного, опять падал. Наконец он добрался до камышей, бросился в них и при этом больно ударился коленкой обо что-то, да так больно, что на несколько секунд потерял сознание. Лётчик, видно, от скуки решил пострелять по мальчишке, а когда потерял живую мишень, отыгрался на вещмешке, сделанном из чехла матраса с полосками белого и красного цвета, – отличная мишень для фашиста. Самолёт полетел дальше, а Жора попытался подняться. Очень сильно болела коленка, он ощупал её и предмет, о который ударился. Это оказался немецкий «шмайсер». Автомат был чистый, совершенно сухой, и в голове Жоры вдруг разыгрался мальчишеский безрассудный азарт. Он взял в руки автомат. До войны ему, как и многим другим мальчишкам в то время, много раз приходилось стрелять на стрельбищах из винтовки.

Пролетев несколько километров, самолёт развернулся и снова летел над дорогой и камышами. Жора вдруг вспомнил, как они с мальчишками играли в войну, как он стрелял из деревянного ружья по фашистам. Это было так просто и совсем не страшно, даже весело. И сейчас ему казалось, что у него в руках то самое деревянное ружье, и это игра. Ненавистный фашист приближался, Жора прицелился и нажал на курок. Он готов был сам, как в игре, прокричать: «Бу-бу-бу», – но внезапно автомат затрясся в его руках, раздались громкие выстрелы, приклад соскочил с плеча и больно ударил в грудь. Короткой очереди было достаточно, чтобы самолёт резко взмыл в небо и исчез. Игра началась и быстро прекратилась, уступив место ужасу. Теперь Жора уже всерьёз испугался, зная, что его точно будут искать, найдут и расстреляют. Что он, мальчишка, мог сделать против фашистов, у которых в небе самолёты, а на земле много солдат с собаками? Силы оставили его, и он долго ещё неподвижно лежал в камышах. Издалека снова раздался гул самолёта. Теперь фашист не так смело летел над дорогой, держался повыше, но было ясно, что он высматривает в камышах того, кто в него стрелял. И понятно, что по рации он уже сообщил об обстреле.

Самолёт улетел и больше не возвращался. Жора перестал трястись от страха, успокоился и стал соображать. Во-первых, нужно уничтожить оружие – и он забросил автомат так далеко, как только мог, в протоку. Во-вторых, убраться от этого места подальше. Жора встал и тут обнаружил, что коленка распухла, очень сильно болит, и поэтому быстро идти он не сможет. Убедившись, что вокруг никого нет, он подошел к вещмешку. На дороге рядом были видны следы от снарядов, а в самом мешке застряли две пули. (Эти две пули Жора будет хранить потом всю жизнь). К счастью, совсем недалеко он нашел притопленную деревянную лодку. На ней и перебрался на другой берег протоки, так же густо заросший камышом. С большим трудом он выбрался на крутой берег и оказался в поле, по краю которого росли осока и ивняк. Уже стемнело настолько, что плохо стало видно и противоположный берег, и протоку. На краю поля начиналась посадка. Там росли большие акации вперемешку с другими деревьями, и в промежутке между стволами Жора заметил небольшой шалаш. Когда до шалаша осталось метров десять, оттуда вдруг с лаем выбежал щенок-дворняжка. Жора обрадовался, что рядом есть люди, но шалаш был совершенно пуст, и лишь в углу его лежала большая тряпка, под которой, очевидно, щенок и прятался. Он бросился Жоре под ноги, скулил, повизгивал и, подпрыгивая, пытался лизнуть мальчика в лицо. Жора позволил ему это, сев на тряпку. Они познакомились и сидели в обнимку. Собаки имеют удивительное влияние на самых вредных и злых детей. Бескорыстные, надёжные существа своей искренностью и преданностью не раз доказали, что могут быть лучше любых друзей. И теперь судьба свела мальчишку и собаку – эти два одиночества в старом полусгнившем и заброшенном шалаше на краю поля и, казалось, на краю света.