Колыбельная

Человечество пришло к тому, чего совсем не ожидало - ему ничего не хочется.
Все первоначальные инстинкты мы преодолели. Опасность, голод, похоть, признание - все легко исправляется и удовлетворяется, достаточно лишь включить телефон. Взаимодействие с другими людьми тоже стало необязательным, все ответы и услуги можно найти в интернете и больше нет необходимости терпеть других людей, строить с ними взаимоотношения.
А вокруг серый провинциальный город, возможностей не особо много. Ты устраиваешься на работу на какую получится, ходишь туда с понедельника по пятницу, возвращаешься в свою пустую квартиру. Ты полностью удовлетворен. Тебе ничего не нужно. Ты абсолютно несчастен.
Внезапным выходом из оцепенения становится появления опасности. Не вымышленной в духе: "А вдруг у меня болезнь какая-то? Рак? Или инсульт? Или меня уволят?" - все это абстракции, порождающие стресс на ровном месте, не имеющем веса и выхода. А в романе опасность настоящая, десятками похищают маленьких детей, убивают и съедают. Этот ужас настоящий, этот ужас возвращает чувство жизни, ее осмысленность, побуждает действовать. И это ужасно, ужасно, что люди не осознают своего благополучия, не осознают ценность людей, которые их окружают, и даже теряя этих людей, постоянно думают о том, какие же люди вокруг противные, как с ними сложно.
Но разве не в сложности вся суть?

"Родители всегда переживают за своих детей. Вот только мало что делают, чтоб помочь. Переживают и не делают — можете себе представить этот удивительный парадокс, Кошевой?"

Жизнь полна парадоксов и Владимир Данихнов это прекрасно видит. Он видит, какие возможности дает нам жизнь, и какие мы на самом деле приматы, которым нужно лишь жевать траву сидя на ветке:

"Надеюсь, вы понимаете, что в моем успехе нет ничего особенного: просто большинство не потратило бы и десяти минут. Большинство, Кошевой, мечтает, об успехе, который свалится с неба, и поэтому никогда ничего не делает. Проще обвинить злую судьбу или кого-то другого в своих неудачах, вы согласны?"

Но разве можно нас в этом обвинять? В том, что мы так устроены природой, и что культура и общество - это лишь продукт этой нашей природы, которая сама вся состоит из парадоксов и противоречий.

"Чуркин посещал маленькую церковь на углу Ленина и Социалистической."

А ведь всего-то лишь надо было начать общаться с людьми вокруг, со своими близкими, с женой, с дочкой, с коллегой, находить новых людей, узнавать их, как они устроены, что у них внутри.

"Однажды ее положат в могилу, в холод и сырость ямы, навстречу белым корням подземных растений и слепым червям, которые не ощущают никого, даже себя, просто жрут, что придется, и исторгают из себя органические отходы: так живут многие люди, им всё равно, живы они или мертвы, но она ведь не такая…"

Мы все не такие. Нам всем не все равно, но мы играем роли, носим маски, имитируем жизнь, потому что у нас все удовлетворенно, нам не нужно напрягаться, нам незачем стараться, все ресурсы давно поделены, деньги и успех ничего не дают, мы каждый день видим новости о том как покончил с собой или сошел с ума очередной миллиардер или супер звезда. У нас нет мечты, нет планов, нет иерархии в которой можно расти. Мы все живем сами по себе, в своем личном аду полностью удовлетворенных потребностей, где ничего не нужно и ничего не хочется, а люди вокруг только бесят.

Меня покорила эта книга и ее автор. Да, он создал новую городскую область, сгустил краски, но при этом все равно отразил фактические явления. Сама идея нескольких (аж трех) маньяков, где каждый следующий хуже предыдущего на столько, что мы начинаем сочувствовать маньякам по проще. Это невероятный авторский талант, показать читателю, что мы способны сочувствовать маньяку, но не сочувствуем собственной жене/мужу/брату/маме/сестре/отцу/ребенку. Нами движут дискурсы, нарративы и мы твердо уверены, что уж про близких нам точно все понятно, что это старая история. Но это не так. Нас никто не понимает, но и мы никого не понимаем - это невозможно. Каждый прожитый день меняет нас и меняет людей вокруг нас. Люди - это самое главное, не ищите счастье в материальных объектах, они статичны. Неприятные, сложные, переменчивые люди - вот источник постоянный борьбы. А ежедневная победа в борьбе - это настоящее счастье.

Две музы - русская тоска и скука, воспетые еще Пушкиным и Лермонтовым - набросились на Данихнова, истерзали писательскую душу, и получилась «Колыбельная».

Хтонический мрак накрыл целый город N, все жители которого неизлечимо больны русским сплином. Изредка у них случается ремиссия, но это временное облегчение наступает лишь для того, чтобы с новой силой почувствовать скрип тлена на зубах, когда тоска затянет обратно в свое болото, когда беспросветное однообразие быта высасывает все силы и хочется просто лечь где-нибудь, можно прямо в ближайшей подворотне, и уснуть навсегда, когда по юности изо всех сил сначала бежишь от одиночества, а потом так же исступленно уже ищешь его сам, когда приходит новый день, и нужно снова барахтаться в липкой паутине ежедневной рутины.

Это книга, в которой с реальности сползает видимость порядка и здравого смысла, как грим с клоунского лица, и начинает проглядывать изнанка мироздания, бездна, которая всматривается в нас. Роман о жизни маньяков мимикрирующих среди обычной серой человеческой массы отличается болезненной, замызганной, абсурдной повседневностью, как в фильмах Балабанова, и какой-то гениальной безнадежностью «Сталкера» Тарковского, но при этом Данихнов создал мир, о котором могли бы быть лучшие песни «Короля и Шута» - юмор висельника, хмельная лихость, почти безумная бесшабашность. Такая вот Колыбельная в стиле панков.

Бонус: история обложки
Я вспомнил, как мы <...> искали подходящее фото для обложки «Колыбельной». Ближе к Дону в городе хватает заброшенных зданий. <...> Мы нашли заброшенный двухэтажный дом, с подходящим местом для съемки на втором этаже. Установили штатив, фотоаппарат. В качестве реквизита использовали Майиного синего мишку, куклу и игрушечную коляску, расположили это все художественно на полу и вдоль стены, сначала так, потом по-другому, не менее художественно; третий кадр не помешает, решил Рома. Вписывались игрушки в общую неухоженность и забытость идеально. Но чего-то не хватало. С нами был Влад, и я попросил Влада нарисовать на стене папу и маму, а между ними колыбельку с ребенком; такой простой детский рисунок. Ладно, колыбельку давай я сам, мелки в рюкзаке есть, ага, вот так, отлично, сказал Рома, а теперь подвиньте коляску немного в угол, вот так, а чьи это там голоса внизу? Дети гуляют, сказал я, выглянув в окно, сначала у двери стояли, потом меня увидели, испугались и убежали. Это хорошо, сказал Рома, а вы видели на первом этаже два матраса? По-моему, там бомжи ночуют; я подумал, может, это они вернулись. Ладно, а теперь коляску немного влево, чуть-чуть, ага, вот, отлично.
(из автобиографической книги Владимира Данихнова «Тварь размером с колесо обозрения» )

Фантастика у Владимира Данихнова вышла жуткая, а уж реализм и того жутчее. В "Колыбельной" перед нами проходит целый сонм героев, каждый из которых более пустой, более сонный, более бессмысленный, чем предыдущий. Единственный персонаж, который кажется хотя бы немножко неспящим на фоне остальных, на деле является практически психопатом, и чтобы хоть что-то чувствовать постоянно по горло заливается водочкой (усилителем души русской, ага, настраиваемся на более тонкий и сильный приём) и шепчет себе под нос, что он дохлая собака. Зато разменивать таких героев ничуть не жалко. Был один бесполезный человек, не стало одного бесполезного человека, ну и что, никакого толка от него всё равно не было.

Впрочем, у всего этого мрачняка довольно бодренький и даже почти детективный сюжет, если сюда вообще можно присобачить (я мёртвый пёс, мёртый пёс) хоть какой-то жанр (социально-психологическая готика с элементами абсурда? Как ни крути — всё равно не то). В некоем южном городе появляется маньяк Молния, который устраивает настоящие перфомансы из убийств детей. То повесит их, предварительно продырявив, то на кусочки порежёт и в канистру сложит, как конструктор, то подкинет половинку детского сердечка властям с ванильными фразочками. В общем, работает на публику. И мы следим за некоторыми персонажами, жителями этого городка, подозревая то одного, то другого, потому что мотивы-то для подозрения есть, скелетики много у кого водятся в шкафах и запертых комнатах. Из С.-Петербурга приезжает старый добрый суперсыщик, к которому тут же пристраивается глуповатый, но сильный помощник, и сюжет потихонечку движется вперёд.

Вот только в конце оказывается, что вся эта детективщина — суета сует и томленье духа. Главным персонажем книги оказываеются не Чуркин, Меньшов и Танич (чьими именами названы целый части!), не следователь Гордеев, не маньяк Танич, не маньяк Молния. Главным действующим лицом окажется что-то непонятное, чёрное, огромное, которое то плывёт где-то в космосе и гнилыми зубами раскалывает планеты, как орехи, нежа больное тело в свете звёзд, то воплощается на земле в призрачную чёрную фигуру, размером с колесо обозрения, а что ещё монументальнее вы можете придумать?, и тогда эта фигура ходит по городу, морозит людей и поёт им бесконечную колыбельную. От этой колыбельной люди становятся пустые, мороженые, не сумасшедшие, но какие-то тронутые. Видят, что дяденька уводит куда-то маленькую девочку, смотрят сквозь них, но ничего не делают. Заливают пустоту пивом, водкой, коньяком, заедают жирными сосисками, механически делают свою работу, потому что так принято, перегорают от одиночества, жгут время за компьютером, а в итоге всё спят, спят и не могут проснуться. Кто-то представляет, что это чёрное существо — бог. Бог прокрастинации что ли... Впрочем, каждый получает такого бога, какого заслуживает.

Ну ладно, чёрный бог прокрастинации (не то слово, но писать "русская равнодушная обломовщина, что зовётся национальным менталитетом и ленью души" слишком долго) поёт нам колыбельную... И? Вот этого в романе очень не хватает: вариантов. Пусть автор и не должен показывать светлый путь бегства из оков колыбельной (авторы вообще никому ничего не должны), но на данный момент получается, что вырваться из этих цепких пут никак никому не получится. Вот и рассказчик на последних страницах тоже погружается в дрёму. Единственный более-менее не сонные персонажи — сыщик и маньяк — настолько радикально выпутываются из общероссийского наркоза, что идти таким путём себе дороже. Хоть бы какая крошечная подсказка была, маленький лучик, уж мы бы там дальше подумали, что к чему...

С другой стороны, есть детишки, которых маньяк Танич убивает, чтобы они не вляпывались в ужасы этого мира. Может, это и есть ключ — сохранить в себе эту детскую искорку. Есть в романе замечательный диалог, когда две девочки болтают о какой-то ерунде, заколке с фальшивым изумрудом, а сами только-только осознали, что они смертны, и думают поэтому только о смерти. О заколке же говорят, потому что играют роль, потому что так принято, потому что им не хочется быть изгоями. Но если всё тлен и безысходность, не всё ли равно, быть изгоем в этом гнилом социуме или нет?

Роман добротный, с оцень цепкими деталями и персонажами, которые не заслужили даже имён, так и зовутся почти все по фамилиям. Интересные вкрапления побочных историй на 1-2 странички, когда в кадре на минуту появляется, допустим, пьяный дядя Вася, и быстро набрасывается его жизненная трагедия, причины его личной пустоты, которые вроде бы и разнятся от одного "человека" к другому, но корень имеют общий. Из-за всего этого и кучи деталей, ходящих по грани абсурда (например, девушка думает, что вот её сейчас насиловать будут, но боится не насильника, а того, что все увидят её незашитую дырочку на трусах — какова цепкость, м?), возникает лёгкое ощущение неудовлетворённости. Вот чуть-чуть бы перевалить за эту грань или совсем её не касаться. Потому что на данный момент получается, как будто короста болячки оторвалась и висит на хлипкой "ниточке". Оторвать — больно, оставить — мерзко и неудобно.

Тем, кто не боится мрачноты и мамлеевщины, читать очень даже стоит. Феям и понилюбам лучше вообще не подходить, не то чёрный бог депрессии и отечественной хандры так шарахнет по маковке, что никакая радуга не поможет.