Владимир Николаевич Аверкиев родился в 1948 году. В 1971 окончил физический факультет Белорусского государственного университета по специальности «атомная энергетика». Работал в академическом и отраслевом НИИ. Служил в армии. С 1994 по 2013 год неоднократно входил в состав российских делегаций для проведения экспертных встреч и переговоров в области мирного использования атомной энергии и ядерной безопасности. Работал в дипломатических представительствах Российской Федерации и международных организациях. В 2017 году вышел сборник рассказов Владимира Аверкиева «След во времени».

В настоящее время на пенсии.

Когда и где начинается завтра

Начало истории

Из докладной записки:

«…и в соответствии с инструкцией № 001-17-2008 комиссией (список прилагается) произведена проверка всего оборудования лаборатории ЛВ-3. Система безопасности, пломбы на оборудовании – без повреждений и следов вскрытия…

…Далее, комиссия установила, что по невыясненным причинам узлы установки (коммуникационный пульт, контактная камера, активатор, генератор, система мониторинга, резервная система электроснабжения) оказались во включенном состоянии. За период с момента последней инспекции оборудование срабатывало трижды без вмешательства допущенных сотрудников контрольной группы. Детальный анализ проявления сингулярности в работе установки требует значительного времени.

Предварительная оценка причин изменения состояния оборудования позволила сделать вывод, что включение и выключение выполнены компьютерной подпрограммой, инкорпорированной в основную систему управления установкой…»

О комментариях специалистов

Происшествие с машиной вызвало среди участников проекта серьезное беспокойство. Обсуждения иносказательно и шепотом велись на различных уровнях сотрудников лаборатории, несмотря на режимность. Было быстро организовано совещание разработчиков, программистов, представителей ведомств, группы управления. С информацией выступил заведующий лабораторией (он же членкор РАН). Кратко, вариант интерпретации события заключался в следующем. При создании программного блока для установки ЛВ-3^[1] решалась сложная задача обратной связи при взаимодействии с полем. Реальное решение было найдено только в том виде, который используется в экспериментах в настоящее время. Здесь же существовала громадная проблема обеспечения безопасности объекта-экспериментатора, то есть человека, подвергающегося воздействию управляющих импульсов установки. Математические модели, описывающие процессы в системе «поле – установка – объект», допускали неоднозначность состояний. Иными словами, у поля предполагалась возможность активного воздействия на режим работы установки, что и произошло. Хотя механизмы не до конца объяснимы. Установка продолжила работу без участия создателей и предписанного задания. И никаких результатов не обнаружено! Почему? Не хочется думать, что это выглядит как попытка побудить нас к действиям. Кто-то из разработчиков заметил, что «это была муха, залетевшая в открытую форточку». Тематика и направления экспериментов с установкой были выбраны в том числе и потому, что экспериментатор-испытуемый был участником событий в том месте и том времени и имел «отпечаток» в поле. Такая ситуация давала возможность использовать генетическую и фактографическую информацию при формировании начальных данных и условий экспериментов. Это положило начало всем последующим событиям и давало нить в поиске их логики. Значимость достигнутого осознавалось всеми участниками проекта постепенно. Ведь подошли вплотную к мистической, заветной, да какой угодно мечте ученых всех времен – путешествию во времени.

Дела давно минувших дней

10 мая 1941 года у селения Иглшем в Шотландии, рядом с фермой «Летхам», произошло необычное даже для военного времени событие. Работник местной фермы Дэвид Маклин обнаружил приземлившегося парашютиста. Он призвал на помощь военных. Правда, летчик представился чужим именем и капитаном люфтваффе Германии, но был опознан как Рудольф Гесс. После этого Гесс заявил Маклину, что прибыл к герцогу Гамильтону. Через какое-то время на месте приземления появился лейтенант Клэрк из 2-го батальона гражданской самообороны вместе с капитаном Флинтом из 12-го дивизиона ПВО и констеблем Уильямсоном. Была проведена серия первоначальных допросов германского гостя, затем его препроводили в Тауэр.

Через месяц на вилле Мишет-Плейз, куда Гесса перевели, состоялась встреча с двумя представителями английского правительства, которая происходила в обстановке строгой секретности. Известна стенограмма этих бесед. Со стороны официальных лиц во встрече участвовали: «доктор Гутри» (на самом деле это был Дж. Саймон) и «доктор Маккензи» – А. Киркпатрик. Оба были известные и значительные фигуры в правительстве Черчилля. Гессу присвоили имя «господин У». Видимо, содержание бесед не стало основой каких-либо важных решений. До конца войны Гесса поместили в английский военный госпиталь в Южном Уэльсе как военнопленного. Официально его перелет в Великобританию считается попыткой убедить британцев заключить мир с нацистской Германией. На заседании английского кабинета, которое состоялось в узком составе под председательством Черчилля, принято решение о продолжении бесед с Гессом и о поручении этой миссии лорду-канцлеру Джону Саймону, известному своими прогерманскими взглядами.

А далее идет череда фактов, домыслов о встречах в загородной резиденции английского премьера, Чекерсе, опровержений слухов, психиатрических экспертиз пленника и так далее. В частности, в прессе с ответом на кривотолки от имени правительства выступил заместитель министра иностранных дел Батлер, который категорически отрицал факт пребывания Гесса в Чекерсе. Зачастую подобного рода опровержения политиков лишь подтверждают опровергаемое.

Один маленький эпизод, относящийся к событиям, связанным с приземлением Гесса, стал известен нам благодаря работе с установкой лаборатории ЛВ-3 и находился за пределами политически окрашенных толкований фактов публицистами и исследователями.

На начальном этапе разбирательства с парашютистом царил заметный беспорядок. Много посторонних людей толкались в офисе. Констебль, беседовавший с «пилотом», ненамеренно упустил из виду бинокль, изъятый при обыске и не вошедший в опись вещей при задержании. Цейсовский бинокль восьмикратного увеличения в потертом кожаном чехле пролежал в офисе констебля долгие годы. Бинокль на какое-то время стал героем нашего повествования.

Безусловно, мы пока излагаем только факты, ставшие нам известными, и не ищем связи между ними. Позднее, уже после разгрома Третьего рейха, кто-то из родственников Гесса посещал памятное место приземления. Бинокль же, удивительным образом сохранившийся в годы войны, окончательно исчез из поля зрения британского правосудия. Позднее его следы обнаруживались в разных местах: в доме Гесса под Мюнхеном, в магазине антиквара, в музее естествознания и техники Мюнхена. Странный эпизод «из жизни бинокля» связан с его пребыванием в музее. Во время ремонта светильника над стендом, где хранился в числе других экспонатов и бинокль, было повреждено стекло стенда. Все предметы (микроскоп, подзорные трубы и другие) были перемещены в подсобное помещение. Стекло заменили через день. Никто не заметил исчезновения бинокля, который и пропал окончательно. Тем не менее в жизнеописании бинокля был еще один примечательный факт, и мы вновь вернемся в местечко Гифнок, в Шотландию 1941 года.

У лейтенанта батальона самообороны, присутствовавшего при первом допросе «офицера люфтваффе» в полицейском участке, был сын Артур. Он учился в техническом колледже и был талантливым мальчиком. Любознательный юноша постоянно был в курсе происходящего в округе – ведь шла война. А тут немец, парашютист, допросы… Артур попросил отца воспользоваться трофейным биноклем и еще раз внимательно осмотреть район падения самолета Ме-110. Далее с биноклем происходило следующее. Молодой любитель техники, внимательно рассмотрев прибор, обратил внимание на нестандартность конструкции. Артур с трудом разобрал его и оказался прав. Внутри корпуса оказалось двадцать микропленок на немецком языке, были там и чертежи, схемы… Пленки были изъяты, а бинокль возвращен в офис констебля, где и дожидался таких событий, как высадка союзнического десанта, окончание войны, Нюрнбергский процесс.

А пока шел 1941 год. Юноша немного знал немецкий, достаточно для общего понимания, как казалось, важности документов. Запершись в своей комнате, Арти (так называл его отец) все свободное от колледжа и дежурств в службе ПВО время посвящал чтению пленок. Он делал выписки, пытался классифицировать информацию, делал описания проектов и установок, составлял карты расположения объектов, лабораторий и списки экзотических проектов и ключевых исследователей. В часы отдыха играл на кларнете, чем радовал родителей безмерно. Так прошло два года. Артур окончил колледж и был призван в армию. Ночью 6 июня 1944 года он в числе восьми тысяч человек из состава 6-й дивизии был сброшен на французское побережье, у города Кан, для захвата мостов через Канский канал и реку Орн. В одном из сражений он и погиб. Награжден посмертно орденом.

Записки Артура несколько лет хранились у его родителей, затем перешли к родственникам. Кларнет в коричневом кожаном футляре после смерти главы семейства перекочевал в антикварный магазин. Еще последовали две ступеньки перемещений, и кларнет оказался в Оксфорде, в небольшом магазинчике рядом с университетом. Далее судьба артефакта складывалось иначе.

Техника не подвела (из отчета участника экспериментов)

«Я шел по второму этажу тюрьмы Шпандау. Освещение было плохим: половина лампочек не горела. Как ни странно, лампочки являлись одной из проблем при смене караулов и на совещаниях директората сторон: когда перегорели, кому менять. Появилось впечатление, что я заблудился. Куда идти? Здесь, кажется, я уже был. Опасения потеряться в закоулках тюрьмы, хотя это против логики происходящего, вызывали тревогу, но необходимость и природное любопытство побеждали. Оставалось два часа до совещания и ужина, – думаю, успею.

При погружении в это время я сталкиваюсь с теми же ощущениями и проблемами, которые имелись много лет назад в реальности. Появились и другие: нервозность, неуверенность, дежавю. Неохотно время поддается управлению. По определенному графику я должен «отмечаться» в данном времени, иначе грозят сбой во взаимодействии с полем, возврат в свое время и месяц амнезии, а далее – остановка проекта, утрата ресурсов и времени на подготовку эксперимента и так далее. От меня требовалось быть в строго определенном месте и определенное время, находясь там не менее десяти минут. Эту процедуру программировала контрольная группа управления установкой. Да вот он и заветный уголок – у щита пожарной сигнализации.

Мое путешествие в то время с помощью установки по плану эксперимента связано с выяснением нюансов перелета Гесса в Шотландию».

Из отчета (продолжение)

Идет 1964 год. В тюрьме Шпандау оставались трое: Бальдур фон Ширах – лидер молодежи Германского рейха и имперский наместник в Вене, Альберт Шпеер – имперский министр вооружения и военной промышленности, Рудольф Гесс – «заместитель фюрера» до 1941 года, третье лицо в иерархии рейха и «рейхсминистр без портфеля». Приговоренные к пожизненному заключению Эрих Редер, гросс-адмирал, главнокомандующий Кригсмарине до 30 января 1943 года, и Вальтер Функ, имперский министр экономики и президент Рейхсбанка, были помилованы в 1957 году.

«Я, Соколов Анатолий Григорьевич, юрисконсульт советской администрации, в период несения караульной службы военнослужащими отдельного мотострелкового батальона в марте, июле и ноябре посещал тюрьму и участвовал в административных и протокольных мероприятиях (как правило, банкеты после совещаний директората сторон). Мне предписывалось проведение опроса заключенных на предмет пожеланий по условиям содержания. Сложным для беседы был Гесс. Лишь на третий раз он соблаговолил отвечать на мои вопросы, и то только после того, как я дал дельный совет по позиции белых на шахматной доске.

Шпеер и Ширах были более адекватными в отношении моих казенных вопросов, даже откровенничали. Я приходил к ним, когда они работали на своих грядках в тюремном садике. В частности, они шутили по поводу «диетического меню» во время нашего караула (приметными были блюда тюремного рациона: селедка, перловая, гороховая каша и другие). Говорили о перспективах после выхода из тюрьмы: семья и даже работа…

Однажды и Гесс разговорился. Он произносил своеобразный монолог на немецком, вставляя даже русские слова, в своем несколько нервическом стиле и сбивчиво. Суть высказывания заключалась в том, что в неудаче его миссии следует винить не только его. Не нашлось людей, которые смогли бы «обнаружить, рассмотреть и увидеть» ключевые элементы будущего, хотя для этого были предпосылки, силы и средства, необходимый инструментарий, но, по-видимому, такова воля провидения. Гесс пространно говорил, что если бы была возможность повторить пережитое, то он бы повел себя иначе с момента приземления. Ведь имелось все необходимое. Целый пакет предложений. Да и наука не стоит на месте. Что он имел в виду? Намекал ли он на то, что Черчилль не оправдал надежд на успех в попытке изменить ход истории исходя из пакета предложений рейха? Какого пакета? Всем известно о приверженности Черчилля к естественным наукам, научному и техническому поиску, передовым гипотезам в познании мироздания. Архивы, касающиеся истории Гесса в Англии, планировались к открытию в 2017 году… Да и то вряд ли».

Из Оксфорда в Санкт-Петербург

Студент из России Соколов Александр Анатольевич слушал в Оксфорде курс лекций по методам исторических исследований. Содержание лекций удивительно совпадало с темой его дипломной работы. Да и Соколов был согласен во многом с лектором. В частности, синергетический подход к анализу исторических процессов как методологическая основа и аналитический инструмент для исследования нестабильных, случайных ситуаций, процессов трансформации, альтернатив представляет ощутимый научный интерес. Хотя противников такого подхода к историческим исследованиям предостаточно. Немаловажно для дальнейшего повествования, что Александр был в определенной степени участником работ по прикладному применению теории поля временных констант. Идеология, мотивация исследований сложных исторических событий, лежащие в основе экспериментов с установкой ЛВ, были близки Соколову и вдохновляли его на поиск в самом высоком смысле слова. Он подчинял этому порыву все свои качества, которыми его наградила природа. Вовлек в эксперименты с ЛВ-3 Александра отец, который являлся консультантом и участником программы исследований лаборатории.