Часть первая
Глава 1

«Только бы, продержалась погодка!» – думал я, сворачивая с асфальтированной дороги на грунтовку по обеим сторонам которой выстроились разномастные по виду и размеру дачные домики. Они еще утопали в зелени, не смотря на то, что уже шел двадцатый день осени. А здесь, на севере, холода разумеется наступают раньше.

Карельский перешеек отобранный у чухонцев, за последние десятилетия стал очень популярен. Озёра, озёра, озёра – большие и маленькие, глубокие и не очень, цветущие и торфяные, лесные и у дороги, песчаные и мшистые, богатые рыбой и раками. Наверное, одна из основных причин по которой стоимость земли в этих местах выросла в разы. В советское время, здесь давали участки под садоводства простым рабочим и инженерам. Вооружившись лопатами, тяпкам, заступами, огромными рюкзаками цвета хаки, они ездили сюда как на вторую работу, выращивая разнообразную зелень на огороде. Уже позже проработав добрую часть детства и отрочества на бабушкиной «плантации» я стал понимать, как важно качество земли в которую ты сажаешь семена. Судя по всему, она есть всякая на территории Карелии, но у меня почему сформировался стойкий стереотип, что это камень и песок. Без сомнений, помимо озер Карелия привлекает большим количеством сосен и конечно же побережьем Финского залива. Река Сестра, ставшая границей со шведами еще в четырнадцатом веке, была определенно глубже и стремительнее нежели сейчас. В наши дни с трудом представляется сплав леса по ней. Коттеджные поселки, дороги и прочие неэкологичные движения превратили эту водную артерию в некоторых местах в небольшой ручей. Тем не менее бобры, считающиеся признаками экологичности на всем ее протяжении, организовали во множестве свои «хатки», делая их порой совсем недалеко от жилых домов.

Когда-то в начале семидесятых родителям моего наставника о котором речь пойдет ниже дали знаменитые шесть соток в районе стыка двух областей Выборгского и Приозерского шоссе. Именно шесть соток по мнению советских аграриев и экономистов были оптимальны для среднестатистической советской семьи, чтобы выращивать плодовоовощные культуры и постройки небольшого дома. Без излишеств – по потребности.

Первые заморозки, лед на воде, лист опадает, да и снежок, пока еще тонким слоем лежащий на земле дает возможность увидеть звериные следы здесь на Карельском перешейке гораздо раньше. Так, например, на юге где-нибудь в Новгородской области, еще огурцы в парниках собирают, тут же огуречные стебли давно лежат желтой ботвой в компостной яме. Дома в садоводстве куда я заехал в сорока километрах от города стояли почти ровными рядами. Часть из них были отгорожены от дороги простой рабицей, а некоторые прятались за высоким забором. Я хорошо помнил дорогу среди «кварталов» плотной застройки из частных жилищ, так как частенько навещал своего бывшего коллегу Василия Георгиевича или как я его называл уважительно – сокращенно – Георгич. Пятнадцать лет назад, он был моим наставником, когда я еще только пришел в отдел уголовного розыска районного управления внутренних дел. Именно он – Георгич настоял тогда оставить меня, а не отдавать в отдел милиции после стажировки. В уголовный розыск я пришёл с улицы, как поговаривали про нас таких «доморощенных»: понабрали от пивных ларьков. Так с неким негодованием говорили те, кто пять лет «от звонка до звонка», что называется отучился в академии МВД, чтобы получить офицерское звание. А я, лишь достигнув 23 лет, осознал наконец свое предназначение. Мне кажется, это потому что, моя мама любит читать детективы и особенно Агату Кристи. Я ей все время говорю: «мама, ты наверное, когда я был у тебя в животе, смотрела по телевизору своего Мегрэ!?» На мое счастье в милиции была острая нехватка кадров в то время и я минуя пятилетний срок, смог занять офицерскую должность закончив лишь трехмесячные курсы. За плечами у меня был гражданский юридический техникум, так что я считал себя вполне подкованным в вопросах права. Георгич так не считал и изо всех сил старался меня чему-то научить перед своим уходом. Я был его «дембельским аккордом», если так можно выразиться перед переводом в «Главк». Георгич будучи тихим алкашом, порядком устал от кадровой чехарды в РУВД. Ему хотелось спокойствия и тишины чего конечно не было в районе, а главное уйти на пенсию с оклада повыше. В районе терпели его запои из-за того, что он единственный кто был на короткой ноге с спец контингентом. Оперативное внедрение это был конек Георгича. Чем-то он был схож с теми кому поручал то или иное задание. Небольшого роста, худощавый, лицо в морщинах, на правой руке возле большого пальца татуировка в виде буквы его имени. Он постоянно курил и пил из пластиковой бутылки растворимое кофе с сахаром, которое делала ему его жена. Однажды в одно из своих дежурств Георгич сразу после заступления, был обнаружен в стельку пьяным местными «гайцами». Машина наскочив на бордюр, эпично дымила разлившимся на холодный снег тосолом. Тогда все это можно было замять и что называется: «не выносить МУсор из избы». Георгича быстренько отвезли домой отсыпаться, заменив другим опером. Потом он конечно отрабатывал и продолжал быть ценным кадром благодаря своей «пастве». Там был и еще какой-то интерес у руководства к нему, но я о нем не знал и не спрашивал никогда. Как я понимал это была щепетильная тема касавшаяся чем то сродни «стукачества» поэтому задавать какие либо вопросы на этот счет я считал не этичным.

В связи с кадровым голодом, как я уже говорил, переводы давали лишь тем, кто приводил кого-то заместо себя. Георгич через каких-то знакомых вышел на меня желающего работать в милиции и всячески способствовал моему устройству и тому чтобы я попал в районное управление внутренних дел. Не зная лично Георгича, на первых порах в силу своей амбициозности и ощущения всезнайства я попортил ему крови. Сейчас спустя время я понимаю, насколько же глупо я себя вел. За годы работы в розыске я и сам стал стажировать молодых и невольно каждый раз оказывался в шкуре Георгича. Переживая такие же моменты глупого упрямства, вредничества причины которого таились в недрах горделивого самолюбия. В то время внешний вид и тщедушность Георгича не вызывали у меня уважения. Морщинистое смуглое лицо с правильными четко очерченными линиями по костям лицевого черепа без какого либо намека на жирок. Хриплый от постоянного курева голос, отсутствие некоторых зубов из-за постоянного употребления пива, которое беспощадно вымывает кальций. Спустя год я считал себя уже опытным оперативником. Это знаете похожее ощущение при обучении вождению автомобиля, когда словно мстя самому себе за страх испытываемый на дороге поначалу, потом начинаешь творить «чудеса эквилибристики». Как правило «чудеса» длятся до первой аварии и важно усвоить урок в противном случае аварии неизбежно повторятся снова и снова, пока не приведут к настоящей трагедии. Кое как Георгич несмотря на свою не авторитетность смог удержать меня от совершения роковых ошибок. Правда когда он мне указывал на то, где я мог допустить ошибку, я лишь ухмылялся считая, что и сам бы ее избежал. С каким-то непонятным упрямством я противоречил своему наставнику, буквально на каждом шагу уже считая себя «докой» в розыске. Прошли годы и теперь, наступило понимание.

Я снова и снова испытывал тяжкие муки стыда за свою поверхностность суждений и выводы, когда узнавал некоторые подробности молодости своего наставника. Стыд за то, что судил о человеке по внешнему виду, даже не пытаясь узнать о нем больше, чем может быть рассказано в курилке. Георгич ещё девятнадцатилетним солдатом срочником внутренних войск, прямо с одной из зон расположенных неподалеку от Припяти был отправлен добровольцем в Чернобыль. Тогда еще совсем молодой и плохо понимавший, что происходит, он не задумываясь обеспечивал зачистку периметра в самом городе и близлежащих поселках. Еще толком не обеспеченные защитными средствами они в числе первых прибыли в эпицентр ядерной катастрофы, для наведения порядка и помощи мирному населению. Возможно именно там, когда почти бессменно они досматривали, обходили, ставили кордоны, уговаривали местных, таскали различные грузы, жили в подвалах и получали хоть какую-то возможность расслабиться, он стал алкоголиком.

Мой «цивик»¹, прохрустев по мелкой гальке, рассыпанной на дорожках между межами, отгораживающих дома от дороги, наконец остановился. У ворот стоял не загнанный на участок Ниссан Икстрэйл Георгича, и я как можно ближе к нему припарковавшись, вышел из машины. На небольшом участке расположился двухэтажный аккуратный домик с большой открытой верандой выкрашенный темно-зеленной краской. Дверь, сбитая из крупных досок и покрытая коричневым антисептиком, открылась и на пороге появился мужчина пятидесяти с небольшим лет в заячьей безрукавке одетой на офицерскую гимнастерку. Штаны с выцветшим камуфляжным рисунком и модные трекинговые «песочные» ботинки, дополняли образ некоего егеря или лесничего из американских фильмов. Георгич, как будто не изменился за то время, что я увидел его впервые пятнадцать лет назад. Те же морщины по всему лицу, редкие волосы (правда без какого либо намека на седину), рот с остатками зубов.

– Приветствую Георгич! – я открыл багажник и вынул оттуда пакет с продуктами и спиртным.

– Здорова! Че то ты быстро?! – пожав мне руку и садясь в свою машину, чтобы загнать ее на участок с радостной ноткой в голосе произнес пенсионер.

Когда я тоже убрал свою машину с дороги поставив ее рядом с Георгичевской, мы с ним обнялись.

– Ну как ты? – глядя мне в глаза сказал он, продолжая держать меня под локти.

– Отпуск! Долгожданный отпуск Георгич! Поохотимся!!! – радостно проревел я, потрясая его в ответ за плечи.

Все это время, пронзительно уставившись темно-коричневыми глазами на черной клиновидной морде с тонкой посередине белой полоской на черном фоне похожей на веретено, смотрел на нас пёс. Мускулистое тело собаки, видимое даже под густой черно с белыми широкими мазками шерстью, уверенно стояло на двух массивных лапах посреди крыльца. «Грай» узнал меня, я понял это по слегка дернувшемуся кольцу его пушистого хвоста. Воспитанный Георгичем в духе суровых сибирских лаек, пес сохранял достоинство: не шел первый и даже не показывал тщательно скрываемую радость. Он прекрасно понимал, что мой приезд может означать только одно- завтра будет охота. То чего он так долго ждал, в своих собачьих снах и надеждах, то ради чего он родился наконец. Это питало его энергией от кончиков стоячих копьеобразных ушей до массивных лап. Наконец, церемониал был выдержан и Грай приоткрыв пасть обнажив при этом ряд зубов полузакрытых алым языком, глухо гавкнул и подошел ко мне. Я потрепал его за массивную шею. Коротко нюхнув мои камуфляжные штаны и посчитав, что этого достаточно для приветствия, Грай отошел.

Лет шесть назад Георгичу, привели двухгодовалую Карельскую медвежью лайку. Период так называемой «глубокой памяти» у собак, когда нужно было обучать щенка основным командам безвозвратно прошел. Купленный щенок с хорошей родословной родителей охотников, оказался вскоре не нужен хозяевам. Они так и остались неизвестными. Видимо по незнанию или простому головотяпству, песик служил на первых порах для забавы детям, а с наступлением холодов был брошен на даче, как слишком активный для городской квартиры. Георгич в тот год был единственным дачником на территории садоводства который проживал там в январе. Сердобольный узбек по имени Ильхом, отвезя на ГАЗели хлеб в Приозерск, увидел шарахающегося от проезжавших машин черно-грязного исхудавшего пса-подростка. Собака, то и дело заскакивая в сугроб от страха непривычного шума, шла вдоль обочины поджав мокрый хвост. Закрыв щенка в кузове, на удачу Ильхом поехал по ближайшему садоводству кому бы отдать бедолагу. Ему самому может и хотелось бы завести четвероногого друга, но съемная с братьями земляками квартира, вряд ли такое позволит. Обнаружив единственные горящие окна в дачном массиве, Ильхом поехал к ним. Старый опер сразу оценил доброту азиата и без лишних слов, прекрасно понимая, что кроме него вряд ли еще кто-то решится взять этот лохматый кусок грязи, забрал из открытого кузова газели дрожащего пса. И с этого момента размеренная жизнь Георгича, благодаря породистому бродяге была взбудоражена новыми заботами. Надя, жена его периодически навещавшая, к своему удивлению заметила, что в глазах мужа появился какой-то азартный огонек. Былое спокойствие и безмятежность доживающего свой век на даче пенсионера МВД куда-то улетучилось. О собаках Георгич знал лишь понаслышке, может в свою бытность от кинологов, с которыми приходилось иметь дело по службе. В детстве ему так и не купили щенка, а потом наверное и некогда было. Когда в доме Георгича появилась собака, он уже был заядлым охотником, но в поисках добычи предпочитал полагаться лишь на себя. Два самодельных стеллажа с книгами вдоль двух стенок его комнаты и стеллаж в большом зале, не содержал ни одной, в которой было бы написано как правильно обращаться с псами этой породы. Пару раз мы брали с собой песика на охоту, но спустя некоторое время, Георгич плюнув, отводил его в машину, извиняясь за испорченную охоту. Как потом выяснилось, тут была и вина тех кто бросил собаку не обученной и Георгича не знавшего как правильно распознавать сигналы найденыша. Не смотря, на то, что щенком целых два года никто не занимался пока он рос, все-таки на генетическом уровне он разыскивал дичь и по своему об этом сигнализировал. Но это полбеды. Казалось бы, ЧТО за упущение – пес непослушный!? Зато след берет, птицу затаившуюся в кроне облает, кое как с грехом пополам вроде охотничий. Ан нет! Как только потеплело и на дачи по приезжали люди со своими котами, комнатными песиками и прочими животными, для Грая не стало покоя. Кстати, Граем его окрестил, ныне покойный сосед Георгича, добрейший души дедушка. Пожилой интеллигент крайне философски отнесся к гибели своего толстого кота страдавшего от мочекаменной болезни. Кота разорвал, без особого труда настигнув в летних качелях именно Грай. Это стало последней каплей для Георгича, искренне уважавшего своего мудрого собеседника и соседа. Лишь после того, как Грай получил свой первый урок, бедный котейка был предан земле на заднем дворе дома. Сразу после драмы, Георгич коротко пристегнув пса к веранде дома, съездил и купил коньяка, так как не знал, как еще компенсировать научному работнику его утрату. В свою очередь, хозяин почившего животного профессор кафедры истории отечества, порывшись в своей огромной библиотеке, раздобыл там книгу Дмитриевой-Сулимы «Лайка и охота с ней». Целую неделю Грай ходил с привязанной к спине тушкой кота! Причем ходил, Грай в сделанном Георгичем наспех вольере. Во время «поминок» с профессором, Георгич успел прочесть в отданной ему профессором книге способы воспитания собак сибиряками, тунгусами, якутами и прочими народами крайней суровости. От правильного поведения собак у этих народов зачастую зависела их жизнь. Запах кошатины, преследующий Грая на протяжении недели, заставил его разлюбить драть этих представителей флоры и фауны дачного поселка. Сегодня вольер Грая зарос травой и пес четко знает границы участка за которые заходить не имеет смысла. Чуть позже Георгич познакомился с так называемым «гончатником», давшем ему несколько дельных советов по воспитанию четвероногих друзей. Правда при этом он добавил, что время обучения собаки безнадежно упущено. Старый опер не унывал и с завидным упорством продолжал дрессуру, пока наконец это не принесло ощутимые результаты. Помимо обучения пса и сам Георгич узнал многое о собаках и том как правильно их использовать на охоте. В досаде от того, что он недостаточно времени потратил на теорию и быстро пустил воспитание пса на самотек, он хлопал себя по лбу вспоминая как Грай явственно показывал, что на дереве кто-то есть во время охоты. «На коготок» называется, когда собака, подойдя к стволу начинает его царапать. Сколько же раз Георгич считал это очередной придурью пса. Или те случаи, когда Грай вдруг взвизгивал, отойдя на небольшое расстояние и устремлял свой взгляд в крону ивняка, густо растущего на старой делянке. Ведь как потом выяснилось, ему Георгичу необходимо было взять ружье на изготовку, так как в следующую секунду взлетали пара тройка рябчиков. Было и так, когда Грай удерживая тетерева своим лаем, ждал что охотник зайдет с другой стороны, не с той в которую смотрит сейчас внимательный тетерев. Именно для этого происходит отвлечение радующейся своей недоступностью на верхушке дерева, птицы. Они оба учились, проходили стадии недопонимания и обид. Вот теперь, когда минуло столько лет Георгич не представлял себе охоты без черно-белого четвероногого друга. Как было кем-то сказано, что «твоя первая собака не будет, такой какой ты ее ожидал и ни одна из собак, что будут после не станут для тебя тем, кем была для тебя первая собака!» С Георгичем мы охотились в основном на зайца. К нему Грай был притравлен и «косому» отдавал предпочтение во время поисков следов в лесу.

Глава 2

– Хорошо тут у тебя! – сказал я, глядя на алеющий у темных верхушек деревьев закат. Георгич поднял стопку коньяка и взглянул на меня, взглядом говорящим, что я повторяюсь.

– Давай еще по одной и спать, завтра вставать рано! – произнес он выпив и хрустнув подсоленным чесноком во рту.

– Часов в семь, будем выезжать? – спросил я, не отрывая взгляд от небольшого кусочка солнца.

– Думаю, да! Завтра будний день, пробок не должно быть. Спокойно доедем. Найдем место под палатку… – рассуждал Георгич и тоже посмотрел на тонущее в темноте солнце.

Удивительное дело, стук молотка или работа циркулярки, похоже постоянный звуковой атрибут любого дачного поселка. Даже сейчас, когда сгустились сумерки, шум продолжался и казалось не прекратится даже ночью. В деревне куда я ездил в детстве к своей бабушке, этого шума я не припомню. Наверное, там люди уже успели все приколотить и распилить за долгие года жизни. А может это из-за того, что дома здесь понатыканы друг на друге, скученность страшная. Отсюда с веранды можно было наблюдать за жизнью сразу нескольких домов вокруг.

– Ты не думал Георгич, перебраться в Карелию, куда мы с тобой ездим? – спросил я.

– А Надя? Она ко мне приезжает, проведывает?! А тут ей мотаться, за сотню километров придется! – сказал Георгич, встав и начав собирать со стола.